– Ну, как знаешь. Дважды предлагать не буду, – обиделась Ленка. – Посмотрели бы, судьба тебе за Митьку выйти или кто-то еще на горизонте появится.

– Ты опять? – засмеялась я.

– А что? Из наших ты одна еще не замужем, а пора бы!

– Лен, давай я как-нибудь сама решу, когда мне под венец пойти, хорошо? – улыбнулась я и, решив сменить щекотливую тему, поинтересовалась: – А где твой Женька, на сутках сегодня, что ли?

– Да, попросили подменить. Он через сутки неделю уже работает, – кивнула подруга. – У Тимохи, его сменщика, жена родила, вот и приходится подменять.

Тактический ход сработал как надо: Ленка мгновенно переключилась с моих проблем на свои, но тут же огорошила меня, заявив, что вечером мы пойдем на дискотеку.

– А Женька не будет против? – с сомнением глядя на подругу, спросила я.

– Пусть только попробует быть против, я ему живо припомню прошлогодний недельный загул! – недобро усмехнулась Ленка, подливая мне чаю. – С какой стати он должен быть против? Ко мне приехала подруга, которую я вижу от силы пару раз в году. С тобой можно!

Мы расхохотались. Никитос, напуганный нашим бурным проявлением эмоций, решил, что вел себя прилично достаточно долго, и разревелся. Ленка подхватила его из моих рук, засюсюкала, покачивая. И вовремя – малыш обмочил штанишки, а заодно и Ленкино платье, отомстив нам, бессердечным, за свой испуг.

К вечеру у Ленки собрались все наши подруги. Девчонки тараторили, перебивая друг друга, пересказывая мне последние станичные сплетни: кто женился, кто развелся, у кого дети родились, кого поймали на измене, причем с поличным. Самые свежие новости – телевидение отдыхает. Я не могла похвастаться какими-то сплетнями. Новостей, что их заинтересуют, у меня тоже не было, а потому просто слушала, удивляясь, откуда только берутся все эти пикантные подробности.

Незапланированный девичник плавно сменился вечерним гуляньем. Пришла тетя Таня, Ленкина мать, посидеть с Никитой. Девчонки, прихорашиваясь, крутились перед зеркалом. Я кое-как отмыла кроссовки, заранее зная, что пока доберусь до местного клуба, они снова покроются пылью. Ну что ж, я сделал все, чтобы выглядеть прилично.

Музыку, разрывающую ночную тишину, укрывшую станицу, было слышно за пару кварталов. По огороженной железной решеткой танцплощадке метались разноцветные лучи самодельной светомузыки, выхватывая из полумрака прыгающие фигуры парней и девчонок. Мы отоварились билетиками у юного парнишки-билетера и вошли внутрь. С площадки то и дело выходили и снова заходили обратно, как он при такой текучке отслеживал обилеченных гостей, одному ему было известно. Может, знал каждого в лицо?

Из опасений напороться на Митьку я не спешила присоединиться к танцующим подругам. Прошлась, с опаской поглядывая по сторонам, вдоль решетки, сделала полный круг по периметру площадки и облюбовала скамью, прячущуюся за пышными кустами, надеясь, что тут меня уж точно не заметят.

Танцевали больше девчонки, зазывно поглядывая на парней, больше занятых разговорами и поглощением пива. Мои подруги лихо отплясывали и хохотали, дурачась. Ленка растеряно крутила головой, бесполезно выискивая меня в толпе. Я усмехнулась, зная, что после дискотеки она обязательно устроит мне головомойку, но это будет потом, а пока…

Внезапно вокруг меня разлилась странная тишина, выдавила грохот музыки за грань слышимости. Воздух, словно перед грозой, наполнился тревожным ожиданием. Перед глазами поплыли радужные круги, сливаясь в один большой мыльный пузырь. Я удивленно уставилась на него и похолодела, услышав тихий звук: хорошо знакомую по кошмарам песню одинокой свирели. Звук приближался, становясь громче. В печальную мелодию вплетался чей-то молящий шепот:

«Странник… Приди…»

Кошмар, презрев законы сна и яви, неотвратимо вторгался в мир реальности. Звуки дискотеки нехотя таяли, удалялись, их уже едва можно было различить в набравшей силу песне свирели. Безликий шепот раздавался, казалось, со всех сторон, ввинчивался в уши, оглушал, а мыльный пузырь вдруг вытянулся, расстелился под ногами радужной тропинкой из моих снов, приглашая пуститься в путь… Куда?!

Чьи-то ладони легли мне на плечи, и наваждение развеялось. Взвизгнув, я резко обернулась и уставилась в смеющиеся Митькины глаза.

– Ёлки, ты меня напугал! – наорала я на него, вскочив со скамьи.

– Извини, я не хотел, – как ни в чем небывало улыбнулся Митька, усаживая меня обратно и устраиваясь рядом.

От страха перед необъяснимым явлением я едва не бросилась Митьке на шею, но вовремя остановилась. Все-таки, остатков здравого смысла хватило, чтобы понять: ему только повод дай, и все, можно вообще забыть дорогу домой. Вместо этого я изо всех сил вцепилась в скамью, чувствуя, как в ладони впиваются острые кусочки облупившейся краски.

«Может, я задремала? – растеряно подумала я. – Устала с дороги, в поезде почти не спала – вот и результат… Да, похоже, так и есть».

Кивнув своим мыслям, я перевела дух и с легким любопытством покосилась на Митьку. Да, за те годы, что я его не видела (а, сколько лет я его не видела?!) из нескладного паренька Митька превратился в настоящего красавца: вытянулся, став выше меня на голову, раздался в плечах, а солнце тщательно позолотило смуглую кожу, под которой бугрились крепкие мышцы. От поклонниц, надо думать, нет отбоя.

Отодвинувшись подальше, на самый край скамьи, я тоскливо посмотрела в сторону выхода. Попалась, красна девица. Впрочем, сама виновата: не поддалась бы Ленкиным уговорам, не пришлось сейчас придумывать, как от него удрать.

Пока я занималась самоедством, Митька придвинулся ближе и тихонько кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Привет, – угрюмо буркнула я, избегая встречаться с ним взглядом.

– Ну, привет, пропажа, – улыбнулся Митька и попытался меня обнять. – Ты как, совсем вернулась?

– Угу, – непонятно зачем соврала я, оттолкнув его руки.

– Что, правда? – обрадовался Митька.

– Кривда, – усмехнулась я.

Митька обижено замолчал. Придвинулся еще ближе и неуверенно спросил:

– Ксюш, может, хватит уже? Возвращайся. Я участок купил под дом, работаю у Волкова…

Стоило ему сказать про участок, Волкова и дом, и мое терпение лопнуло:

– Ага! Участки мы, значит, покупаем! Дома строить планируем! Все такие положительные, что просто умереть – не встать! И при этом родителей моих не забываем окучивать, чтоб, значит, привыкали к будущему зятю. Расспрашиваем их, где это нареченную носит! – вскочив со скамьи, напустилась я на Митьку. – Что ты пристал, как банный лист? Я тебе что-то обещала? Или чувство вины уснуть не дает? Так успокойся, не в каменном веке живем!

Митька молча кусал губы. Видимо, нашу встречу он представлял совсем по-другому, надеялся, что время сгладило между нами острые углы, да не тут-то было. Не слишком расторопный диджей запаздывал со следующей песней, и в образовавшейся паузе едва слышно прозвучал удрученный Митькин голос:

– Ксюш, давай поговорим. Мы столько не виделись, а ты кидаешься на меня, как мегера…

– Что?! – зло прищурилась я. – Хам!

Чудом удержавшись, чтобы не влепить ему пощечину, я резко развернулась и рванула к выходу. Ленка неуверенно шагнула мне навстречу, но я от нее отмахнулась, заподозрив, что подруга намеренно затащила меня на дискотеку, чтобы подстроить эту встречу.

Уже за воротами танцплощадки Митька меня догнал, схватил за руку и развернул к себе:

– Куда ты, глупая, одна идти собралась? У нас волки за окраиной ходить стали, порвут ведь.

– Не порвут, испугаются! Я сейчас такая злая, что ко мне ни один волк в трезвом уме не подойдет! – вырывая руку из его руки, огрызнулась я.

– Да не кипятись, давай провожу, раз уж ты домой собралась. Оно спокойней будет, – уговаривал Митька, не отпуская меня.

– А я не хочу, чтобы ты меня провожал, тем более, если это успокоит твою совесть. Отпусти руку, мужлан, мне больно! – разозлилась я, пытаясь расцепить его пальцы.

Но Митька не только не отпустил руку, он вообще притянул меня к себе. Прижал, пресекая бесплодные попытки освободиться, едва ли вообще заметив мое сопротивление.

– А-а-а! – заорала я, не зная, что еще можно сделать, чтобы он отстал.

Рот я закрыла, только когда Митька попытался меня поцеловать. Завертела головой, отчаянно вырываясь, уткнулась лбом в его грудь и хорошенько надавила, страшно боясь свернуть себе шею. Попытка его боднуть удалась на славу. Митька скорей от неожиданности разжал руки, и я немедленно воспользовалась моментом. Вырвалась и припустила к дому с такой скоростью, какой от себя никак не ожидала, радуясь, что обула кроссовки, а не модные босоножки на каблуках. А ведь была мысль блеснуть модной вещицей в местном обществе!

До дома оставалось не так уж далеко, всего один квартал. Топот за спиной раздавался все ближе, придавая мне живости.

«Интересно, кто первым выйдет на финишную прямую? По-моему, я скоро выдохнусь… Спасибо моей вредной привычке!» – зло подумала я и поднажала, зная, что за поворотом будет пригорок, с которого бежать легче, а там и до дома рукой подать. Добежать до ворот, захлопнуть перед Митькиным носом железную калитку и задвинуть засов – что может быть проще!

– Ксюша! Да погоди ты, не беги! Не буду я тебя целовать, обещаю! Остановись! Тут опасно! – кричал за спиной Митька, гораздо ближе, чем мне бы хотелось.

Я влетела в поворот, чудом в него вписавшись. Рядом мелькнул каменный забор, низко нависшая яблоневая ветка чиркнула по плечу, бархатистые листья мазнули щеку. Я зажмурилась, втянула голову в плечи, и похолодела, сообразив, что вполне могла лишиться глаза.

Сразу за поворотом начинался спуск.

«Ура, почти добежала!»

И тут мое ликование круто обломалось – Митька все-таки меня догнал. Схватил в охапку, ловко перехватив занесенную для оплеухи руку.

– Что же ты творишь, дурочка? Я ведь не шутил на счет волков. Ты только прислушайся, – тихо заговорил Митька.

Он даже не запыхался, зато мое сердце стучало где-то в горле, готовое лопнуть. Беспомощно барахтаясь в его руках, я все еще надеялась вырваться и дать деру.

– Пусти, дурак! – отчаянно вырываясь, вскрикнула я. – И не вешай мне лапшу на уши, нет тут никаких волков!

– Отпущу, обязательно, – пообещал Митька, ничуть не ослабив хватку. – Только провожу. Зря ты про лапшу, такими вещами разве шутят? Да перестань ты дергаться, сама послушай и поймешь, что я не вру!

Убежденность, с которой он говорил, невольно заставила меня притихнуть и прислушаться к ночным голосам.

Звуки дискотеки остались где-то в стороне. Кое-где во дворах лаяли собаки, с реки доносился подхваченный теплым ветерком лягушачий концерт. В траве исполнял соло кузнечик, слышалось пьяное пение (кому-то было гораздо лучше, чем мне сейчас!). Как будто ничего такого необычного, привычные звуки. Но тут, со стороны недалекого леса, раздался глухой вой, жутковатый и в то же время проникновенный, берущий за душу. Я затряслась, вжимаясь в Митьку спиной, съежилась, стараясь стать маленькой и незаметной: от страха кому угодно на руки прыгнешь! Митька, не будь дурак, тут же воспользовался ситуацией: крепче прижал меня к себе и стал успокаивающе поглаживать мои плечи. Коснулся губами щеки, и я мгновенно напряглась, готовая дать отпор. Волки волками, а повторять опыт выпускного бала я не собиралась.

Митька словно понял, что от быстроты его действий зависит, сорвет он мой поцелуй или останется так, несолоно хлебавши. Развернув меня к себе лицом, он прижался к моим губам, жестко, не позволяя отстраниться. Я только пискнула, замотала головой и попыталась вырваться из его крепких объятий. Дернулась раз-другой – бесполезно. Проще было гору с места сдвинуть, чем вырваться из его хватки. Не придумав ничего лучшего, я ударила его по ноге, теперь уже жалея, что на мне кроссовки, а не босоножки – удар каблуком получился бы ощутимей. Но и этого оказалось вполне достаточно: Митька, охнув больше от неожиданности, сколько от боли, разжал руки, и я, что было сил толкнула его в грудь, вырвалась и припустила вниз по улице.

Под горку бежать было легко. Я мчалась к дому как птица, только что крыльев за спиной не хватало, и, решив срезать угол, свернула на узкую, едва видимую во тьме тропинку. Подошвы кроссовок предательски заскользили по поникшим стеблям тимофеевки. Я раскинула руки, пытаясь сохранить равновесие, а в следующее мгновение ласточкой взмыла над тропой, запутавшись в плетях вездесущего вьюнка.

Приземление оказалось жестким. Перед глазами замелькали разноцветные огни, слились, превращаясь в радужную тропинку. Вспыхнувшая в ободранных ладонях тупая боль, горячо пульсируя, растекалась по сжавшемуся в жалкий комочек телу. Я замерла, ошарашенная падением, и с удивлением поняла, что проваливаюсь в темноту беспамятства. «Черт, мне только в обморок упасть не хватало для полного счастья…» – пронеслось в затухающем сознании.

Последнее, что я услышала, прежде чем отключиться и, как говорил один мой знакомый, уйти в нирвану, был Митькин удивленный возглас:

– Радуга?..