Читать книгу «Безмолвные» онлайн полностью📖 — Оксаны Глазневой — MyBook.
image
cover
 














 






















Постоялый двор построили на околице. Раньше здесь стояла покосившаяся хата и кабак. Сейчас же высились несколько крепких деревянных домов, окруженных частоколом. Через распахнутые двустворчатые ворота виднелся двор и распряженные возы. За постоялым двором начинался выгон, по которому бродили несколько телят на веревках. За ним, ближе к лесу, виднелся деревянный шпиль старого храма.

Александра пересекла поле и вошла в храм.

Он походил на покинутый дом. Внутри пыльно, пусто и одиноко. В детстве они играли здесь в прятки, а сейчас даже мыши здесь не живут. Не одной живой души. Боги не заглядывают в такие места. Храм внушал жалость. Кому он принадлежал? Раньше Александра не задавалась этим вопросом, а сейчас и спросить не у кого.

Она прошла мимо стен, стараясь рассмотреть старые рисунки. Краска вспучилась от дождей, изуродовала оспой лики богов – не узнать. На алтаре лежала горсть серой грязной соли. Наверно, сюда иногда заглядывают чумаки-солеторговцы, чтобы пожелать у бога спокойной дороги, значит, храм принадлежал Эолу, покровителю ветров и путешественников.

Она подошла к алтарю, положила на него крошки, что нашла на дне котомки, погладила пыльный камень. Никто не видел ее наивного порыва, поэтому Александра поклонилась стене с облупившейся краской, лицу, которое давно не узнать. Внизу были написаны имена, да давно стерлись. Когда-то в монастырской библиотеке она читала, что на юге его зовут Трамонтана и есть еще одно имя на островах, да уже не помнила. Люди по-разному звали богов и когда-то знали все их имена, но в последние годы редко кто держал в памяти больше одного.

Она села на холм земли у входа, поджала ноги и приготовилась ждать. Отсюда хорошо просматривался постоялый двор, выгон и дорога, ведущая в деревню. Тревожно было на душе. Сколько она сможет пройти по Краю, прежде чем ее схватят? Где окончится человеческая доброта? Всякие истории слышала она в монастыре. И о добре, и о зле… Сплоченные против угнетателей-магов, люди могли быть добры друг к другу, но если душа черная у человека, то и худшие из чародеев ужаснутся. Слышала Александра о насильниках, о разбойниках, о добровольных мажьих прислужниках. Ей чего ожидать?

– Тетенька!

Александра обернулась. Мальчишка пришел со стороны леса, влез в храм через старое окно, потерявшее стекла. Лет одиннадцати, босой, лохматый, в грязной рубахе и штопаных коротких штанах.

– Мамка просила вам еды принести. Собрала немного… Вот…

Ребенок положил ей на колени платок с едой, а сам устроился на подоконнике, готовый сбежать в любую минуту.

В котомке лежал кусок ржаного хлеба и завернутый в тряпицу творог.

– Ты чей? – спросила с улыбкой.

– Пелагеи Мухиной.

Племянник. Александра прислушалась к себе. Названая сестра не была ей близка. Ни по возрасту, ни по крови. Не пришла сама? Имеет право. Может, в обиде, что Александра бросила их? Что не пришла на похороны родителей? Ждать большей доброты, чем этот хлеб, – глупо. А мальчишка славный. Она ела, а мальчик болтал:

– А правда, что на вас не ставят клеймо и вы можете ехать куда хотите? Вы к морю едете? С чумаками? Мамка сказала, чтоб вы к дядьке моему просились. Андрей Мухин. Дядька давно в чумаках. Хороший мужик… В хату вас не зовем, а тут лучше, не страшно. Я с вами побуду, если что – в лес уведу. А как вас звать?

– Александра.

– А меня Тарасом. А сестры у меня: Галя, Марфа и Катруся…

Александра жевала жесткий хлеб и смотрела на мальчика. Тонкий, ершистый, весь в царапинках и пятнышках синяков, как все мальчики его возраста. Волосы русые до плеч, длинная челка так и норовит заглянуть в карие глаза. Весенний ветер коснулся волос мальчика, сдувая челку в сторону, и Александра перестала жевать. На лбу выступали ровные рубцы недавнего ожога – клеймо господина Адденса. Александра сразу узнала вычурную букву «А», обрамленную виноградными листьями.

Мальчик заметил ее взгляд и поспешно пригладил челку, пряча тавро под волосами.

– Сколько тебе лет? – спросила Александра.

– Одиннадцать, – ответил мальчик.

– Разве клеймят так рано?

Он пожал плечами.

– В Масловке, что на той стороне реки, в десять ставят, – он презрительно хмыкнул. – Ходят потом важные. Дескать, их масловские крепче наших кротких, вот им и ставят печать на год раньше. Только врут! – Мальчик оживился, заулыбался во весь рот. – Ох, мы им и наваляли на той неделе! Еле они ноги унесли!..

Она улыбалась, слушая его щебет, но ей было не до смеха. В монастыре Александра не видела детей. Десять лет назад тавро ставили лишь четырнадцатилетним, когда девушки входили в возраст невест. Неужели мир так сильно изменился, что маги клеймят детей?! В десять лет, чтобы матери не успели спрятать их в лесу, и на лбу, чтобы не срезали клеймо!

Она посмотрела на полустертый лик бога на стене.

«Если и вас нет, то как жить дальше?!»

Бог молчал. Ветерок спокойно перебирал волосы Тараса.

Кай

Кай выжил.

Он пришел в себя на полу в узком помещении, отгороженном от остального трюма досками. Здесь было холодно, воняло мочой и гнилыми ранами. Ребра треснули, потому что от каждого глубокого вдоха тело сжимала боль. Глаза заплыли, он ничего не видел. Кай снял рубаху, туго обмотал ею ребра и лег на пол.

Первые дни Кай не замечал ни холода, ни жажды. Спал. Кормили его дважды в день пресной кашей и ломтем темного хлеба. Разбитые кулаки гноились, болели ребра, почки. Он потерял три передних зуба, так что каша пришлась кстати. Но зато он выспался.

Смену дня и ночи он угадывал по охранникам. Утром они были заспанные, злые. Всегда по двое. Они совали ему жестяную тарелку с кашей и спешили покинуть вонючую камеру. Вечером надсмотрщики добрели. Почти всегда появлялись пьяные. Если бы Кай захотел сбежать, лучшего времени не найти, но он не собирался бежать.

Ему некуда было идти.

Корабль начал снижаться рано утром восьмого дня. Ощущение, что он падает, пусть и плавно, Каю не понравилось. Потом ударило в днище – корабль опустился на воду.

На обед принесли сухари и воду. Есть Кай не стал. Его мутило от нескончаемого движения корабля вверх и вниз, болели воспаленные десны, пропуская сквозь себя новые зубы. Белый камешек клыка уже прорезал кожу, но Кай не знал, что должен удивиться.

Остаток дня и ночь корабль плавно покачивался на волнах. Утром Кая вместе с прочими невольниками заковали в кандалы и вывели на палубу. Привыкшие к полумраку люди щурились от весеннего солнца, сутулились.

Корабль стоял в порту большого шумного города. Пленников заставили раздеться и стали поливать соленой водой из моря. Велели обратно одеться, сковали всех по рукам длинной цепью и повели на берег.

Они прошли через порт, вверх по улице к невольничьему рынку, раскинувшемуся по берегу длинной полосой. Их подвели к деревянному помосту с вбитыми ржавыми кольцами и заставили подняться. Слева и справа защелкали замки – охранники расстегивали наручники и переставляли звенья. Кая приковали к Моржу.

На молодых мужчинах надсмотрщик распахивал рубашки, выставляя напоказ тела и голые руки. Тех, кто постарше, а также изуродованных в драке Кая и Рыжего – оставили позади.

Люди внизу спокойно прохаживались между помостами. Внимательно осматривали живой товар, переговаривались между собой, спорили с торговцами и хмурились, ели уличную еду, смеялись. Кай смотрел на них, смотрел на пленников и не понимал, что происходит. Почему только его это возмущает?

Он подергал цепи, проверяя звенья. Крепкие, но кольца в досках пола проржавели, может, и удастся вырваться. А потом?

Придушить цепью ближайшего охранника, выхватить у него саблю. Руки сковали впереди, значит, можно попробовать сражаться. А дальше?

Убьют его. Навалятся впятером и убьют, потому что цепь не дает двигаться, потому что их больше…

Кай оглянулся в поисках союзников. Заточение надломило Рыжего и чернявого. Оба смотрели себе под ноги, молчали. О побеге не думали. Что подкосило их? Пытки? Земли родной под ногами не чувствуют?

– Почему они сдались? – спросил он у Моржа.

Старик поднял лицо, проследил за взглядом Кая и криво усмехнулся:

– Много маноров сейчас между нами и вольными землями на севере, парень. Не пройти столько.

Он тяжело вздохнул. Добавил, помолчав:

– Не сдались они. Ждут нужного часа, чтобы помереть с честью. Цепи снимут – увидишь…

– Здесь так много мужчин. Больше, чем охранников. Почему никто не сопротивляется?

Старик рассмеялся. Так громко, что охранники по краям помоста обернулись. Один из конвоиров предупреждающе щелкнул кнутом.

– Дурак ты, парень. Магов не видно, да их глаза везде есть. Против магии мы все, что муравей против сапога. Прячься, беги или умри на месте. Сапогу, думаешь, важно, один муравей против него воевать вздумал или войско? Всех растопчет.

– Неправда. Войско муравьев сильней одного сапога.

– В том-то и дело, Северянин. Сапогов этих по Краю не один, а несметное множество.

«Значит, союзников не будет», – решил Кай.

Они могут пойти за ним, только желая приблизить смерть. Кай же умирать не собирался. Надо выждать, посмотреть, что будет дальше. Ему все равно некуда бежать.

Время тянулось нескончаемо медленно. Их осматривали, щупали, проверяли зубы, два раза заставляли спускать штаны. Постепенно людей покупали. Кая тоже пару раз осматривали, но покупателям не нравилось его разбитое лицо. В наложники Кай не годился, а тех, кто искал слуг, – настораживал.

– Это маги? – тихо спросил он у Моржа.

– Слуги. Чародея ты сразу признаешь, поверь.

– Маги по земле не ходят, – добавил Рыжий, с ненавистью сплевывая под ноги.

Солнце поднималось выше. Жара усиливалась. Покупателей становилось все меньше, продавцы тоже прятались под навесами. Под жарким южным солнцем оставались стоять лишь невольники.

Кай хмуро смотрел по сторонам. На помосте напротив стояли женщины. Смуглые, черноволосые островитянки. Молодых раскупили, остались лишь зрелые. Они стояли прямо, гордо подняв к солнцу черные лица. Их зеленые платья-сари, охватывавшие сухие ветки-тела, помялись и запылились, но женщины высоко держали головы. Они слабо раскачивались, шевеля губами.

– Молятся Марине, – пояснил Морж. – Да только морской богине нет дела до того, что творится на суше.

– Что их ждет?

– Если повезет, то возьмут в прислуги, но таких редко покупают. Язык не хотят учить, а кому нужно их островное наречие? В поля отправят или на рудник.

Рыжий рядом с Каем отводил взгляд. Никто ничего не делал.

Продали еще четверых. На помосте рядом с Каем осталось трое: Морж и двое несостоявшихся бунтовщиков.

Слюна во рту загустела, стала такой вязкой, что ее невозможно было сглотнуть.

– Лука, смотри! По наши задницы пришли, – окликнул чернявого Рыжий.

Новый покупатель не походил на предыдущих.

Русоволосый и русобородый воин, лет сорока, высокий, широкоплечий, с большим крючковатым носом и узкими губами. На открытой шее виднелась уродливая чумная шишка.

Несмотря на южную жару, он не снимал доспех, лишь шлем-шишак и свернутый красный плащ остались висеть на луке седла.

За его спиной выстроился конный отряд таких же, как он, бородачей в броне, окруживший купленных невольников. У носатого в ножнах на поясе висел меч, у остальных – топоры и кистени.

Он спешился и одним прыжком поднялся на помост. К каждому подходил вплотную, смотрел на сложение. Затем, переговорив с торговцами, купил Кая, Луку и Рыжего.

Их перековали, чтобы присоединить к группе купленных невольников, и повели вниз к порту.

Носатый и его люди взяли в наем портовый склад. Внутри с пленников сняли наконец цепи, дали воды и сухого хлеба. Стояла невыносимая жара. Воняло потом, грязными телами. Люди не разговаривали между собой, старались забиться в угол рядом со щелью, что заменяла окно, и вдохнуть хоть немного воздуха.

Кай использовал это время, чтобы выспаться. Он не знал, что ждет их дальше, но предполагал, что силы ему понадобятся.

К вечеру в помещении склада набралось сорок невольников. Их накормили похлебкой из рыбы и ячменя. Еда оказалась отвратительной, но никто не жаловался. Затем всех вывели во двор. Тут уже ждали носатый и два десятка воинов. Невольников заставили помыться морской водой из бочек и вонючим, не пенящимся, мылом. Дали простую рубаху, холщовые штаны-порты и сапоги. Затем на плечо каждому поставили клеймо.

Рыжий и Лука пытались сопротивляться, выбили зуб одному охраннику, второму разбили и без того сломанный нос. Бунтовщиков мигом скрутили. Обоих избили, а затем поставили клеймо.

Кай вырываться не стал. Свобода была ему не нужна. Куда идти? Зачем? Единственные, кто может вернуть ему память, – это маги, но они не станут помогать. Может, если он докажет собственную ценность, чародеи снизойдут до помощи? Если для этого нужно поставить клеймо, то пусть ставят.

Пока пленники приходили в себя, носатый вышел вперед.

– Меня зовут сотник Врацлав Ожешко, но все называют меня Коршун. С этой минуты вы принадлежите господину Радиму Дреговичу. Если среди вас есть слабоумные или, – он нашел взглядом Кая, – кому-то отшибло память, напоминаю: отныне клеймо – ваш ошейник. С этого мгновения господин знает о каждом из вас, помнит имя каждого и владеет каждым. Тот, кто к вечеру пятого дня вместе со мной не вступит на землю манора, – умрет. Захотите сбежать оттуда – умрете. Вас всех купили для граничной стражи, если не будете глупить, жизнь ваша сложится.

– Знаешь, что это значит, пришибленный? – неожиданно спросил Лука, поворачиваясь к Каю. – Двадцать лет прикрывать зад мага, сторожить границы. Если не помрешь, то остальное доживешь в деревне. Глядишь, и дом дадут, земли кусок…

Лука презрительно плюнул себе под ноги.

Кай не ответил. Он не понимал, почему это должно вызывать презрение. Чем отличалась потерянная свобода чернявого Луки от предложенного магом?

Когда Коршун ушел, новобранцы принялись обсуждать свое будущее. Кай прислушивался к разговорам и рассматривал людей.

Кроме шестерых пиратов Побережья – беловолосых, смуглых, разукрашенных грубыми татуировками – всех остальных привезли с севера. Русоволосые и светлоглазые мужчины с широкими лицами и светлой кожей говорили на понятном Каю языке. Пираты, кроме Тида и Миса, лаяли на своем наречии и сторонились северян. Говорили все об одном: долго ли идти до манора Дреговича? Выходило, что долго. О самом маге знали мало.

Утром всех вывели на улицу, построили в колонну по трое и под присмотром повели через город к Северным Воротам.

Город назывался Зут-Шор, «Соленый берег». Белокаменный, жаркий, летний. Пахло водорослями и пряностями. Их провели по улицам, где светловолосые люди в ярких одеждах спешили по делам. То и дело невольников накрывали большие тени летающих кораблей, блестели высоко в облаках серебряные ковры-самолеты и проносились волшебные кони. Маги, оправдывая звание новых богов, на землю не спускались. И тем меньше понимал Кай обреченную покорность пленников. Белокаменный город был южной столицей невольничьей торговли. Такие вереницы скованных людей, мужчин и женщин, постоянно пересекали улицы, спускаясь к рынку и порту и поднимаясь вверх. Здесь, на земле, не было ни одного живого мага, не видел Кай ни слежки, ни стражи, но никто не помышлял о бунте. Даже Рыжий и его друг, совсем недавно готовые умереть, но не попасть сюда, казалось, смирились.

Новобранцев сопровождали двадцать охранников, лениво идущих по бокам колонны. Они тоже рассматривали город и совсем не опасались, что невольники попробуют бежать. Просто указывали дорогу, как псы стаду овец. И все шли. И Кай шел. Противно было, но шел.

Ри

Ри нравилось быть камнем.

Словно закрываешь глаза и готовишься уснуть. Голова еще работает, но тело уже расслабилось, мягко опускается из бодрствования в сон. Здесь не имело значения время, не было голода и боли. Ри не любил, когда его будили.

Разом накатывали так нелюбимые ощущения: боль и голод. Болели пальцы, ребра, печень, глаза и горло, разучившиеся дышать легкие…

– Очнулся?

Зрение возвращалось не сразу, и первые мгновения он просто пытался вспомнить, кому из шести мучителей принадлежит голос. Его нынешний хозяин? Дрегович? Не похож. Голос выше и тоньше, хоть и мужской.

Темнота перед глазами начала проясняться, и Ри наконец увидел собеседника. Мужчина, как все маги, застыл в двадцатипятилетии. Длинные русые волосы перетянуты на лбу тонким золотым венцом с бирюзой. Глаза ярко-голубые, широкие брови, тонкий изящный нос. Лицо белое, ровное и чистое. Камзол-аби, штаны-кюлоты и жилет – все в бирюзовых и синих тонах. Густав Всеславский.

Чародей понял, что его видят, и выпрямился в кресле. Ри осмотрелся. Камера две на две сажени. Каменные стены покрыты скользким слоем черной плесени. Окон нет. Последний раз его будили в конце зимы. Что там сейчас? Весна? Лето?

Над головой Густава подрагивал золотой шар. Света едва хватало, чтобы высветить из темноты мага, но Ри чувствовал, что есть у дальней стены кто-то еще.

– Я хочу получить твои записи о белой чуме, Гроневальд. Мне нужна лаборатория на севере.

Ри осторожно пожал плечами.

– Я уже все рассказал вам, господин.

Его подняло в воздух и швырнуло спиной о стену. От боли у Ри выступили слезы.

– Где твои записи, Гроневальд?! Я знаю, что ты вел исследования!

Вспыхнуло солнце под потолком. Ри зажмурился, а когда открыл глаза, второй маг уже стоял рядом с Густавом.

Юный, красивый. Белые волосы и венец со львами. Черный и красный цвет. Дариуш Адденс.

– В моей лаборатории. Там же найдете дневники и монографию господина Прима.

– Ты уже говорил о ней! Где лаборатория?! Мы обыскали весь манор, обыскали побережье! Ты врал нам?!

– Напрасная трата времени, – хмуро заметил Всеславский. – Из его головы выскребли слишком много мозгов.

Адденс вновь поднял его в воздух, скрутил руки и ноги, как прачка белье. Боль была такая, что потемнело в глазах. Ри закричал. Старательно, громко.

– Я предупреждал, что мы лишь потратим время, – раздраженно заметил Густав. – Не убивай его – Дрегович взбесится.

Ри опустили на пол. Адденс плюнул на него и пропал. Густав Всеславский откинулся на спинку стула. Улыбнулся.

– Жаль… – протянул он. – Тогда ты послужишь нам другим образом. Давно мечтал о таком эксперименте.

Пропал и он.

Свет погас. В темноте лязгнул засов, и слева в стене открылась дверь. Вошли именные стражники Всеславского. Воткнули в кольцо на стене факел, затем ввели в камеру женщину.

Красивое лицо с точеными скулами и дорогое темно-вишневое платье-контуш, расшитое белыми лилиями, выдавали в ней чародейку. Но выглядела незнакомка плохо. Платье стало серым от грязи, а подол покрылся комьями земли. Да и сама незнакомка выглядела плохо. Губы треснули от жара, щеки лихорадочно алели. Она обвела мутным взглядом камеру и обняла себя за плечи.

Стражники вышли. В замке щелкнул ключ. Ри поджал колени к груди, убаюкивая боль, и молча рассматривал незнакомку.

Женщина оперлась спиной о стену и тяжело дышала. Она откинула голову назад, и Ри увидел на ее шее плотные белые бубоны.

Белая чума.

Его бросило в холодный пот. Первым порывом было броситься прочь, но куда бежать из запертой камеры? Ри остался на месте. Они дышат одним воздухом, а значит, зараза уже в его крови. Загадочная болезнь, которую невозможно вылечить ни травами, ни магией, и которая поражает лишь чародеев. Страшная тайна северных городов.