В дверь вошла раскрасневшаяся сестра, смущенная нашими пристальными взглядами. Левую руку, со сжимающими какой-то предмет пальцами, она прятала за спиной. Немного трясущейся рукой поправила выбившиеся волосы, неровной походкой направилась к своей клетушке. Но её неуверенный вид и загадочные слова бабушки сделали свое дело, и с лавки, твердо преграждая дорогу сестре, поднялась не апатичная влюблённая дура с разбитыми ожиданиями, а опасная хладнокровная ведьма, готовая любой ценой вырвать правду. Но бабушка проворно встала минутой раньше и уже сделала шаг вперед, отодвигая меня на задний план.
Губы ее не шевелились, но в моем мозгу отчетливо прозвучал бабушкин голос: «Подожди! Я сама!» Не успев удивиться и окончательно осознать, что произошло, я услышала следом у себя в голове противный истеричный голос сестры: «Я ничего не сделала!»
Так, из сундука семейных тайн вытащили на свет новую. Сколько же там еще осталось? Стиснув зубы, с неослабевающей досадой я вспомнила, как в детстве мама, бабушка и тетка могли долго и многозначительно обмениваться взглядами, а потом кто-то из них объявлял наказание мелким нашкодившим девчонкам в лице вашей покорной слуги и ее сестры, а остальные согласно кивали головами. А я-то удивлялась, откуда такое единодушие.
Все это время они коварно имели свой выделенный канал связи, доступ к которому для нас не просто был закрыт, мы не имели ни малейшего понятия о его существовании. По вытянувшемуся лицу сестры было видно, что происходящее стало сюрпризом и для нее.
Между тем, на семейном канале продолжали накаляться страсти. «Милая, просто отдай то, что у тебя в руке», – в голове звучали мягкие, вкрадчивые интонации бабушкиного голоса, которые, впрочем, могли обмануть только человека, никогда не имевшего с ней дела, то есть никак не мою сестру.
Тяжело дышащая сестра, не посмев ослушаться, послушно разжала пальцы и выронила на пол предмет, который тут же поспешно затоптала ногой. Тревожно захрустели осколки. «Спасибо», – бабушка была невозмутима и нисколько не расстроена. «Иди подбери», – это уже мне.
Я машинально, но твердо сдвинула побледневшую сестру рукой, подобрала осколки от пузырька. Перевела взгляд на бабушку, подарившую мне надежду. «Ты знаешь, что надо делать», – повелительно зазвучал её голос в наших головах, и я сделала шаг к очагу, мимо сжавшейся в панике в комок сестры. При других обстоятельствах я бы пожалела её – потерянная, несчастная, с мокрым от слез лицом и искаженным взглядом, она застыла статуей отчаянья. Но сейчас меня интересовало другое – от взмаха моих ресниц загорелся огонь, и в него полетели подобранные с пола осколки.
Не скрывая торжества, я гордо выпрямилась, догадываясь, что увижу в подвластном мне огне:
Сестра, неловко склонившаяся в ночи над ступкой. Пузырьки зелья-дурмана под ее кроватью, и она сама, лежащая на кровати без сна с открытыми в глухую темноту глазами. А вот она на пороге избы, где живет мой милый друг. Они приветливо улыбаются друг другу, и она передает вино – «подарок от меня».
Он вежливо приглашает ее пройти выпить вместе с ним. Любимый с бокалом жадно ловит ее слова о том, как я скучаю по нему, как говорю о нем каждую минуту, вышиваю ему рубаху (я передернула плечами – больше рукоделия в данный момент я ненавидела только свою сестру), машинально отпивает глоток за глотком отраву, которая призвана навсегда разрушить нашу любовь. А на следующий день он теряет голову от девушки, которую первой встретил на дороге.
Сестра не приворожила его к себе. Слишком опасно! Прозрачной, как стекло, видна была бы истина для ведающих женщин. А может, просто не хватило сил? «Так твоей целью была не любовь, а ненависть? Ты так меня ненавидишь, что хотела лишить меня любви? За что?» – я спрашивала, зная ответ. Зависть. Моя красота, открытый недавно, но так быстро развивающийся дар, любовь с мужчиной, которой она никогда не знала.
«Нет, нет, нет!» – она плакала, размазывая слезы по искаженному горем лицу. «Я всего лишь хотела вернуть тебя в семью. Мужчины – зло, а ты про это забыла!» Я не верила, моя рука поднялась для возмездия. Кто знает, не опалила ли бы эта пощечина огнем щёку сестры, умоляюще смотревшей на меня, навсегда раскрасив её шрамами. Было понятно, что сестра не будет уклоняться. Она была готова принять справедливое наказание.
Но мне на руки прыгнул непонятно откуда взявшийся пушистый Дар, протяжно мяукнул – не вслух, а на нашем канале (да что происходит-то сегодня!) и впервые в жизни сильно, до крови укусил меня за руку. «Она не знала», – мягко произнес бабушкин голос, – «Действительно, не знала. Вы поговорили с мамой, мы с тетей были в курсе, потому что наши мысли связаны воедино. Но вы с сестрой еще не были способны общаться с нами телепатически. Ей никто ничего не объяснил. Ни я, ни мама. А ты с головой ушла в любовь. Вы не виделись, но все твои мысли были только о нём. Сестра боролась за семью, так, как она это понимала. Посмотри, как вы обе выросли сегодня.»
Сестра тихо рыдала на лавке. Дар, который никогда не признавал никого, кроме меня, устроился рядом, прижавшись к ней теплым боком. Предатель! Я прижалась носом к холодному окну, подставила ладонь, и на нее послушно скользнул ждавший меня паучок. «Смотри!» – сестра послушно подняла голову, и паучок загорелся на моей ладони.
Я открыла дверь и быстро отпрянула назад, туда, где падающий свет от окна красиво оттенял волнующее выражение моего лица, – клиент ожидаемо ошеломленно заморгал. Я развернулась к нему боком, давая рассмотреть все изящные изгибы моего тела и в довершение эффектно качнула рыжей копной шикарных волос. Мужчина покраснел.
Удовлетворенно улыбнувшись, я пригласила жестом его присесть и натренированным движением поставила свечу ровно в середину стола. Готовься, смертный! Еще немного – и я увижу восхищение не только моей внешностью, но и силой.
Я метнула взгляд на свечу и торжествующе перевела его на клиента, тот продолжал непонимающе таращиться на меня. Совсем остолбенел, бедняга! Я повернулась к свече – и.… увидела, что она продолжает стоять ровненьким столбиком, совершенно не планируя послушно распускать пламя. Я прищурилась еще и еще, ничего не происходило. Ладони стали мокрыми, я попробовала зажечь огонь взглядом в очаге – тщетно! Тогда я бросилась перед очагом на колени и стала торопливо разжигать огонь вручную трясущимися от нехорошего предчувствия руками. Клиент совсем напрягся, смотрел на меня безумными глазами, даже стал как будто меньше размером, очевидно, не понимая, что происходит, но явно желая оказаться от меня подальше.
– Минутку! Сейчас все будет, – вышло жалко, я не убедила ни его, ни себя, – расскажите пока, в чем дело, что хотите узнать!
– Да я, собственно, так… Пожалуй, пойду, – он предпринял попытку подняться и героически проскользнуть мимо меня к выходу, но был пойман, схвачен и прижат моими трясущимися руками к лавке.
– Пожалуйста, останьтесь! Все бесплатно! Что Вы хотели? – я кусала прыгающие в гневе и бессилии губы, стараясь говорить ровно и мягко, но выходило отрывисто и со всхлипами.
– Узнать, изменяет ли мне жена, – видимо, пожалев меня, пролепетал он, боязливо водя глазами из стороны в сторону.
Пламя в очаге все же занялось с пятой попытки, я попыталась отряхнуть измазанные в золе руки и воззрилась на огонь, страстно желая, чтобы все оказалось дурным сном, и я увидела в огне пророческую картинку. Огонь равнодушно горел с красивыми синими отблесками, но даже не думал раскалываться, приоткрывая тайны и вообще предательски вел себя самым обычным, положенным пламени, образом. Понимая, что еще немного, и я разрыдаюсь в присутствии этого ни в чем не повинного мужчины, я из последних сил взяла в себя руки. Обмануть, но не потерять лицо, не подмочить репутацию семьи.
– Не изменяет, – как можно решительнее сказала я.
– Но я сам видел, я их застал… И мне говорили, что вы зажигаете огонь взглядом, что показываете картинки в огне, что я смогу сам все увидеть.
– Зачем же вы пришли, если видели сами, – грубо сказала я, понимая, что проигрываю, что делаю только хуже, что все выходит из-под контроля все больше и больше.
– Она говорит, что он её напоил, что это первый и последний раз, я люблю ее, мне надо знать точно.
О проекте
О подписке