Глава 5. Влад. Разговор не по душам

Москва, последний вторник октября

Было немного странно стоять и читать знакомые надписи в обшарпанном лифте, пока он скрипит тросами и ползет вверх с обычной своей старческой неторопливостью. За те три месяца, что Влад прожил вне этой квартиры, накопились мелкие перемены: кто-то удосужился стереть ругательные слова с левой створки двери. Зато на правой острым нацарапали те же слова, да еще с дополнениями и уточнениями. Пририсовали картинку мутации доллара в свастику – или наоборот? Пойди пойми, что кипело в больной голове очередного недоросля. Он и сам не парился, занимая руки бездельем.

Свет мигнул, лифт вздрогнул, десятый этаж показался недосягаемым. Но – обошлось. Еще один рывок, дверцы разошлись и выпустили жертву, разочарованно скрипнув напоследок.

Влад быстро покинул западню, пахнущую туалетом и сладковатым дымком, и побрел по полутемному коридору, лавируя между коробками. Было почти невозможно вспомнить свои ощущения при заселении в этот дом – давние, со времен первой встречи с Маришкой. Тогда он всю зиму, независимо от погоды, носил единственную теплую куртку, пахнущую не кожей, а чем-то неистребимо китайским, жестоко химическим. Он был счастлив, поскольку безмерно устал от съемных комнат, от неустроенности общаги, еще свежей в той, давней памяти. Маришка жила в собственной однушке с приличной кухней. Из окон открывался вид на соседние дома и краешек дальнего поля, за ним дымила Капотня, но все это вместе было частью столицы, то есть значимым плацдармом, отвоеванным у конкурентов, случая, судьбы и иных врагов человека, делающего карьеру собственными силами.

Рядом имелся торговый центр, тогда еще респектабельный. В соседних квартирах жили – соседи, как и должно быть в нормальном доме.

Дверь распахнулась, перегородив дорогу. В коридор трудолюбивой колонией высыпали мелкие, шустрые и на редкость одинаковые на вид «гости столицы». Сколько их помещается в «трешке», проданной год назад семьей Горуненко, вряд ли знает не то что полиция – даже местная торговая «мафия». Влад рефлекторно прижал локтем портфель и нащупал телефон. Протиснулся мимо гомонящих китайцев, готовящих к транспортировке сложенные у стены тюки. Ложная тревога. Эти, в общем-то, и не воруют в наглую. Вот прежние постояльцы квартиры, цыгане, были пострашнее.

С тех пор, как полулегальные рынки по воле больших людей мигрировали сюда с прежнего своего адреса, район сделался неузнаваем и все более менялся. Коренные жители еще боролись за право на то, что именуется нормальной жизнью, но, поскольку чиновники такого словосочетания в своих бумажках не находили, борьба носила конвульсивно-затухающий характер. Люди шумели, писали жалобы, ходили по инстанциям, а, исчерпав терпение, продавали квартиры и перебирались туда, где в школах еще учат и учатся на государственном языке без акцента, а в домах живут, а не ночуют между сменами, набившись так, что тараканам сунуться некуда, и потому они норовят всей колонией откочевать к соседям…

Возле двери Маришкиной однушки лежал влажный коврик, не затоптанный ордами пришельцев. Рядом громоздились три коробки, поставленные одна на одну и перетянутые веселыми желтыми транспортными лентами. Влад с подозрением покосился на эту китайскую башню – и пощекотал кнопку звонка. Трель зазудела по ту сторону двери. Едва разобрав шаги, Влад назвался и стал ждать решения по своему вопросу – то есть права на разговор.

– Привет, – очень спокойно сказала Маришка, открывая дверь и выглядывая в коридор. Забрала у Влада коробку с тортом. – О, ребята все же приволокли лапшу. Раз пришел, занеси коробки. Сюда ставь.

– Здравствуй. Вот, и цветы. Ты общаешься с… этими? – поморщился Влад. Он содрал кожу на косточке большого пальца, неловко протискивая большую коробку в дверь.

– Так устроена, к сожалению, не умею посылать достаточно далеко. Никого, – в голосе обозначилось напряжение. – Ты хотел выпить чаю именно на моей кухне. Хорошо, я согласилась. Но мы не будем обсуждать ни моих соседей, ни твоих. Рассказывай, как у тебя все круто и продвинуто. Люблю хорошие новости.

– Мишка дома? – осторожно уточнил Влад.

– У бабушки. Ты ожидал иного? – Маришка отвернулась и пошла на кухню. – Я подумала как следует, с чем ты мог вдруг явиться. Все варианты мне не понравились, а шуметь и тем более сопеть носом при ребенке недопустимо.

– Как ты любишь просчитывать наперед плохие варианты.

– Боже мой, ты до неприличия постоянен. Торт со знакомым лейблом и евробукет. Да, я умею просчитывать, я дура с мозгами. Доволен? Тогда пей чай и говори, с чем пришел.

– У меня новый проект, – Влад попробовал исправить тон разговора, почти силой всучил букет и начал распаковывать торт. – Очень большое продвижение, солидные деньги. Свобода от дурацких указаний дурацких шефов, полномочия, новый уровень… Конечно, устаю, но дело двигается, мы уже сняли офис. Мы…

– Я впечатлилась и, пожалуй, завидую, если так надо, – сухо отметила Маришка. – Дальше.

Сознавая, что разговор совсем не склеивается, Влад улыбнулся, сходил за ножом и принялся резать ленточки на пластике тортовой коробки. Сам, на правах бывшего хозяина дома, добыл тарелочки и разложил куски в бумажном кружеве обертки. Сел, сразу отхлебнул слишком горячий чай и вынужденно помолчал.

– Вам с Мишкой я буду переводить средства на карточку, так удобнее, – облизнув сожженное нёбо, сообщил Влад. Еще помолчал, хмурясь и выискивая годное продолжение для разговора. – А что за проблемы? Ты как-то звонила утром… на прошлой неделе, кажется.

– Трудно было запомнить, да. За долгое время я позвонила первый раз тогда, – через силу выговорила Маришка, упрямо глядя в чашку и не двигаясь. – Ты отшил первым же словом. Знаю я, кому ты говоришь «здрасьте» вместо нормального приветствия: тем, кто не нужен. Поэтому и перезвонить не пожелал… Ты все сказал? Все, для чего явился?

– Я пока ничего не сказал, – сдерживая раздражение, Влад постарался начать беседу. – Признаю, у нас непростое время… было. Мишка постоянно шумел, я не отдыхал. В конце концов, я вкалываю, не стоит это сбрасывать со счетов. Я н-не понимаю, отчего со мной надо говорить таким тоном. Я не пацан, чтобы получать выволочки. Да, мы взяли паузу в отношениях, но я ответственный человек и не отказываюсь ни от чего. Я сейчас вкалываю по четырнадцать часов в день, это надо понимать. Будет ипотека, хороший район. Я прилагаю усилия, понимаешь?

– Понимаю, – по-прежнему глядя в чашку, сказала Маришка тусклым голосом. – Мы не станем мешать. Иди, прилагай усилия. Прямо теперь иди и прилагай. На все четыре стороны вон из моего дома!

Кричать она не умела, так что свой нелепый срыв и жалкий скандал прошептала все в ту же чашку. Влад тоскливо глянул за окно, на мерзкие трубы Капотни. Район соседний, а вонью делится щедро… Чем гаже дрянь, тем она ловчее приживается в столичной атмосфере, это доказано давно. В иное время Влад высказал бы вслух столь занятное замечание, а Маришка бы хихикнула и одобрила: звучно. Но не теперь.

Маришка с первого дня знакомства была существом непостижимым, умеющим удивительно слушать и вникать, давать дельные советы по всякому новому проекту или превращать неудачи в нечто маловажное, случайное… Пока не появился Мишка, сама она успешно работала и была ценима сослуживцами. Все друзья Влада приняли Маришку еще до того, как знакомство переросло во вполне официальные отношения… Увы, иногда она замыкалась, упиралась и становилась невыносима. Совсем как теперь. Достижения и успехи теряли глянец, победы казались сомнительными, а цели и вовсе ложными. Отвратительное ощущение того, что тебя не уважают и даже не ценят, в такие минуты перевешивало иные доводы. А причины очередного истерически-женского срыва, если до них неимоверной ценой удавалось докопаться, всегда оказывались ничтожны. Летом, когда Влад сообщил, что намерен съехать отсюда, Маришка криво усмехнулась и предположила, что он боится заразиться послеродовой депрессией. И они поссорились тихо, но как-то окончательно.

– Ну, давай хоть на позитивной ноте разойдемся, – предложил Влад, помня вторую и главную цель разговора, помимо перевода средств через карточку и попытки поддержания отношений. – Скоро у Костика праздник, Альке годик. Я заеду за тобой, возьмем Мишку и все вместе попробуем выйти в свет, так сказать. Отдохнем, покушаем плов. И вот что: в субботу вместе купим Альке подарок, а? Ты умеешь выбирать детские лучше, чем я.

Маришка молчала, кусая губу и отчетливо заметно – сглатывая слезы. Нелепое ее поведение все более раздражало, Влад покосился в сторону прихожей, намечая путь к отступлению. Нетронутый торт кис на блюдцах, голландские тюльпаны обреченно чахли на столешнице у плиты. Влад запоздало удивился себе самому, явившемуся не в гости, а домой – ведь иначе он спросил бы первым делом о родственниках. Так принято, и он неукоснительно следовал здравым рекомендациям, помогающим наладить деловой контакт и немного его «утеплить». Но спрашивать о своих, домашних? Вроде нелепо. Хотя он не был здесь давно, он стал чужим.

– А давай просто разойдемся, – сказала Маришка неожиданно безразличным тоном, подняла голову и посмотрела на Влада в упор, даже попробовала улыбнуться сухими губами. – Не надо тратить на меня субботу, возиться с выбором подарка Альке и… Хотя погоди, теперь я поняла: тебе нужен Костик, вот с чего началась история с поездкой сюда. Ах, теперь отчетливо вижу! Напридумывала невесть чего, а ты всего лишь решаешь бизнес-задачу. Иди, Владик. Мы тебя не подведем, если это будет возможно.

– Что-то с Мишкой? – запоздало испугался Влад.

– С ним все хорошо, – отозвалась Маришка. Встала и указала рукой в сторону коридора. – Темы исчерпаны. Я поняла тебя, схожу в банк и заведу карточку, и сразу по почте сообщу реквизиты.

– Точно все в порядке? Почему я должен чувствовать себя виноватым, хотя, в общем-то, поступаю правильно?

– Ты ни в чем не виноват. Лапши хочешь? – Маришка добрела до прихожей, шаркая тапками, и резко хлопнула по верхней коробке.

– Предпочитаю японскую стеклянную, если еще помнишь. С креветками и соевым соусом.

– Япония в тренде, – кивнула Маришка.

– В пятницу созвонимся, сверим планы, – бодро пообещал Влад, набросил пальто и отступил за дверь.

Замок щелкнул. Стоять и видеть дверь перед самым лицом было как-то нелепо. Влад пожал плечами, запоздало выражая и недоумение, и порицание такого отношения к себе. К лифту он зашагал по коридору, временно расчищенному от коробок. Скрипнула дверь соседей-китайцев, коим Влад по наследству мысленно приписал фамилию Горуненко. Дедок, сморщенным ликом подобный рекламе женьшеня, выглянул и разразился тирадой на родном для себя языке, обращаясь к незнакомцу и определенно – ругаясь. Дед пригрозил пальцем и напоследок прокричал нечто особенно визгливое. Постоял, ожидая ответа, но тщетно: Влад добрался до лифта. С тоской подумал, что только что сюда грузили коробки, вероятность застрять немалая. А дел до вечера – ох, как много!

Маришка в общем-то, ошиблась, он пришел не ради Костика, а вернее не только для сохранения полезной школьной дружбы. Он остро нуждался в возможности поделиться тем, как много сделано, посетовать на усталость. Рассказать о перспективах проекта и выслушать советы – словом, он хотел попасть домой. А забрел в китайское общежитие с древним дедом-скандалистом и неузнаваемой Маришкой, ледяной и безразличной.

– Зачем ей лапша? – спросил Влад у двери лифта.