В сравнении с кабинетами других докторов у Тейда самый маленький, но жалоб от него я никогда не слышала. Если он и чувствует несправедливость, то умело это скрывает.
Впрочем, сегодня размер кабинета нам на пользу. При виде иглы маленькая девочка бросается к двери. Ножки короткие, поэтому далеко она не убегает: ее ловит мать.
– Нет! – вопит девочка, пинается и царапается. Точь-в-точь бешеный цыпленок! Ее мать терпит боль, стиснув зубы. Интересно, что она представляла себе, когда позировала для беременной фотосессии или когда веселилась на бэйби шауэре [11]?
Тейд запускает руку в чашу с конфетами, которую держит на столе для своих маленьких пациентов, но девчонка отмахивается от протянутого леденца. Не переставая улыбаться, Тейд начинает петь. Его голос заполняет кабинет, затопляет мне голову. Мир останавливается. Сбитая с толку девочка замирает. Она смотрит на мать, но и та обворожена голосом Тейда. Неважно, что поет он «У Мэри был барашек». У нас, его слушательниц, все равно мурашки по коже. Что может быть прекраснее мужчины с голосом как океан?
Я стою у окна и вдруг замечаю, что внизу собрались люди. Они глазеют на окно Тейда и показывают в нашу сторону. Тейд редко включает кондиционер, и окно у него зачастую открыто. Он говорил мне, что за работой любит слушать Лагос – неумолчное гудение машин, крики торговцев, визг покрышек по асфальту. А сейчас Лагос слушает его.
Девочка шмыгает носом, вытирает сопли тыльной стороной руки и вразвалочку подходит к Тейду. Когда вырастет, будет вспоминать его как свою первую любовь. Будет вспоминать благородный изгиб его носа, его проникновенный взгляд. Даже если забудется лицо, голос Тейда будет звучать в ее снах.
Тейд берет девочку на руки и платком вытирает ей слезы. Он выжидающе смотрит на меня – я стряхиваю транс и незаметно приближаюсь к ней со шприцем. Она не дергается, когда я протираю ей бедро проспиртованным тампоном. Девочка подпевает Тейду, но периодически срывается на шмыганье и икоту. Ее мать крутит обручальное кольцо, словно подумывая снять его с пальца. Может, дать ей салфетку, пока слюни не потекли?
Когда я делаю укол, девочка вздрагивает, но Тейд держит ее крепко. Вот и все.
– Какая ты храбрая! – восторгается Тейд. Девочка сияет и на этот раз забирает свой приз – вишневый леденец.
– Вы так прекрасно ладите с малышами! – воркует ее мать. – У вас есть свои детишки?
– Нет, но когда-нибудь будут. – Улыбаясь, Тейд сверкает безупречными зубами и щурит глаза. Этой женщине простительно думать, что столь ослепительная улыбка – для нее одной. Нет, Тейд дарит ее всем. Он и мне ее дарит. Женщина заливается румянцем.
– Так вы не женаты?
Мадам, вам нужен второй муж?
– Нет. Еще нет.
– У меня есть сестра. Она настоящая кра…
– Доктор Отуму, вот назначения и рекомендации.
Тейд смотрит на меня, удивленный такой грубостью. Чуть позже он мягко, как всегда, скажет, что перебивать пациентов нельзя. В больницу они приходят лечиться, и порой внимание требуется не только телу.
Йинка красит ногти прямо за столом регистратора. Бунми замечает меня и подталкивает ее локтем. Бесполезно, из-за меня маникюр Йинка не прервет. На мое присутствие она реагирует хитрой улыбкой.
– Кореде, какие классные туфли!
– Спасибо.
– Это не фейки, значит, они очень дорогие.
Бунми давится водой, которую пила, но я на провокацию не поддаюсь.
В ушах у меня до сих пор звучит голос Тейда, успокаивая меня так же, как он успокоил девочку. Я игнорирую Йинку и поворачиваюсь к Бунми.
– Я на ланч схожу.
С едой в руках я поднимаюсь на второй этаж и стучу в кабинет Тейда. Сейчас он бархатным голосом позволит мне войти. Джимпе, еще одна санитарка (санитаров-уборщиков у нас столько, что больница должна блестеть и шипеть), поворачивается ко мне с дружелюбной понимающей улыбкой, подчеркивающей ее высокие скулы. На улыбку я не отвечаю: эта Джимпе знать меня не знает.
Я пытаюсь справиться с нервами и снова легонько стучу в дверь.
– Войдите.
В кабинет я захожу не как медсестра – я несу контейнер с рисом и овощами. Видимо, аромат долетает до Тейда мгновенно.
– Чем заслужил такую честь?
– Ты так редко ходишь на ланч… Вот я и решила принести ланч тебе.
Тейд забирает у меня контейнер, заглядывает внутрь и глубоко вдыхает.
– Сама приготовила? Пахнет восхитительно!
– Вот, возьми. – Я вручаю Тейду вилку, и он принимается за еду. Он жмурится и вздыхает, потом открывает глаза и улыбается мне.
– Кореде, так вкусно… Боже… Кому-то достанется замечательная жена.
Боюсь, моя широкая улыбка ни одно фото не украсила бы. Я аж в пятках ее чувствую!
– Доем чуть позже, – объявляет Тейд. – Мне нужно отчет закончить.
Я поднимаюсь с краешка стола, на который присела, и говорю, что позднее вернусь за контейнером.
– Кореде, спасибо огромное! Ты просто чудо.
В приемном покое сидит женщина и качает плачущего младенца, пытаясь успокоить. Только младенец не успокаивается. Его плач раздражает других пациентов. Меня он тоже раздражает. Я направляюсь к ней с погремушкой – вдруг малыш отвлечется? – когда открывается входная дверь…
Заходит Айюла. Все дружно поворачивают к ней головы и замирают в таком положении. Замираю и я, стараясь понять, в чем дело. Ощущение такое, будто Айюла принесла с собой солнце. Она в ярко-желтом платье-рубашке, совершенно не скрывающем пышность ее груди. На ногах – зеленые босоножки на каблуке, компенсирующие невысокий рост, в руках – белый клатч, в который запросто влезет девятидюймовый нож.
Лучезарно улыбаясь, Айюла направляется ко мне.
– Черт возьми! – бормочет какой-то мужчина
– Айюла, что ты здесь делаешь? – сдавленно спрашиваю я.
– Пришло время ланча!
– И что?
Айюла уплывает прочь, не ответив на мой вопрос, и направляется к сестринскому посту. Взгляды медсестер прикованы к ней, и Айюла улыбается самой очаровательной из своих улыбок.
– Вы подруги моей сестры?
Девушки беззвучно открывают и закрывают рты.
– Вы сестра Кореде? – тонким голоском спрашивает Йинка. Я вижу, как она сравнивает Айюлину внешность и мою, пытаясь нащупать связь. Сходство есть: у нас одинаковые рты, одинаковые глаза, но Айюла выглядит как кукла «Братц», а я – как кукла вуду. Йинка с носиком-пуговкой и пухлыми губками, пожалуй, самая красивая из работников больницы Святого Петра, рядом с Айюлой кажется незаметной тенью. Айюла это тоже понимает: она расправила плечи и накручивает на палец волосы, избалованные дорогим уходом.
– Какие у вас духи? – любопытствует Бунми. – Пахнут совсем как… совсем как…
Айюла наклоняется вперед, что-то шепчет Бунми на ухо, потом выпрямляется.
– Пусть это останется нашей маленькой тайной! – просит Айюла, подмигивая. У непробиваемо бесстрастной Бунми загораются глаза. Все, с меня хватит! Я направляюсь к посту. В этот самый момент слышится голос Тейда, и у меня пульс подскакивает. Я хватаю Айюлу за руку и тащу к двери.
– Эй!
– Тебе пора идти!
– Что?! Но почему? Почему ты так…
– В чем здесь де… – Тейд осекается, и у меня стынет кровь. Айюла вырывается из моих объятий, но все равно поздно. Взгляд Тейда устремляется к Айюле, глаза лезут из орбит. Тейд поправляет халат. – В чем здесь дело? – снова спрашивает он неожиданно сиплым голосом.
– Я сестра Кореде, – объявляет Айюла.
Тейд бросает взгляд на меня, потом снова поворачивается к Айюле.
– Не знал, что у тебя есть сестра. – Тейд обращается ко мне, а сам глаз с нее не сводит.
Айюла надувает губки.
– Думаю, она меня стыдится.
На губах у Тейда расцветает добрая улыбка.
– Конечно же нет! Кто стыдился бы такой сестры? Простите, я не расслышал ваше имя.
– Айюла. – Она протягивает ему руку, как королева – подданному.
Он берет ее руку и осторожно пожимает.
– А я Тейд.
Мне сложно назвать точное время, когда я поняла, что Айюла красавица, а я… нет. Зато я знаю, что о своем несовершенстве мне стало известно задолго до этого.
В средней школе порой царит жестокость. Мальчишки составляют списки девчонок с фигурами-восьмерками – как бутылка кока-колы, и с фигурами-единицами – как палка. Они рисуют девчонок, шаржируя их достоинства и недостатки, и пришпиливают рисунки на информационный стенд – вешают всем на обозрение, по крайней мере, до тех пор, пока учителя не сорвут. От срывания на кнопках остаются клочки бумаги, словно в насмешку.
Меня рисовали с губами, как у гориллы, и с глазами, перекашивавшими все лицо. Я твердила себе, что мальчишки – безмозглые сопляки. Поэтому неважно, что я им не нравлюсь; неважно, что некоторые таки пристают, уверенные, что в отсутствие внимания я с радостью соглашусь на все. Я сторонилась их всех. Я смеялась над девчонками, сохнувшими по парням, осуждала их за поцелуи и при любой возможности выказывала им свое презрение. Я была выше этого.
Ну кому я лапшу на уши вешала?
За два года я закалилась и была готова защищать сестру. Я твердо верила, что ее ждет такое же отношение, что меня, а то и хуже. Что после каждого учебного дня Айюла будет прибегать ко мне в слезах, а я – обнимать ее и успокаивать. Что мы будем против всех.
О проекте
О подписке