Под ногами вертится дикое, но уже давно одомашненное когда-то и кем-то животное из семейства кошачьих. Без имени. Если погибнет, похороню как неизвестного солдата, но, как говорится, до кремлевской стены далеко, так, где-нибудь, под фруктовым деревом, на любезно предоставленном мне нашим щедрым государством участке в 0,06 га. Тебе часто приходилось хоронить домашних, иногда животных. Хочет тоже позавтракать пока живое. Жизнь – это голод. Жертвую краковской сочинского мясокомбината. Пусть. Тащу в летний коридор свое любимое кресло, в котором любил сидеть мой дед и с диоптрическими очками, после 150—200, сосредоточено смотрел черно-белый телевизор «Таурас 207», переключить который, не вставая с места, можно было, только если отдать команду горячо любимому внуку. Позже, когда ручка переключателя отвалилась, использовал плоскогубцы. Советские технологии. Чудо прибалтийских приборостроителей. Позже, когда оно чуть подизносилось, мы с отцом (больше конечно он), отремонтировали его: вспоров ему брюхо, и выпотрошив его истлевшее содержимое, заменили его новым. Папа, в процессе, ругался. Относя свое негодование то на кресло, то на меня, аргументировано утверждая, что ни я, ни оно не доставляют ему особого удовлетворения. Кресло – потому что оно ему не помогает, я – потому что помогаю, но не правильно. Ремонт проходил очень эмоционально. В эпитетах папа себя не сдерживал. Не те привычки. Эхо бригадирства. В ход шли довольно интересные, я бы даже сказал, смелые идиоматические комбинации из великого русского могучего. Лилось как песня. Но получилось красиво. Ведь песня нам строить и жить, как говорится. Справа от кресла я ставлю великолепной красоты авторскую работу неизвестного мастера – кухонную табуретку, с четырьмя откручивающимися против часовой стрелки ножками и ламинированным верхом. На нее водружаю любимый подарок любимой: пепельницу в виде хорошо загоревшей девушки с размером №3 и глубоко декольтированным легким верхним одеянием цвета листа молодого хрена, весьма изящно подчеркивающим значение глубины этой цифры. Выражение лица томное. Глаза полузакрыты. Рот полуоткрыт. Скорее всего, по причине производимого ею действия: в правой ее глиняной руке тлеющая папироска.

Зажигалка какого-то малоизвестного производителя из густонаселенной провинции на севере Китайской народной республики. Импортная. Трофейная, стало быть.

Из гулко работающего на высоких оборотах и исправно гоняющего по медным трубкам, уже не первый год фреон, холодильника «Свияга» на свет извлекается торт «Прага».

О! Этот торт! Торт-мечта. Нож мне, скорее нож, нужно резать! Я в роли хирурга, профессора Пирогова. Аккуратно раздвигаю мягкие ткани, и взору моему предстает сочные слоеные шоколадно ванильные внутренности пациента Кондитерского. 2 по 1\12 аккуратно ложатся в мое блюдце. Одного было бы мало. Спасибо – не мне! Спасибо – ножу! Блюдце занимает свое место на импровизированном столе рядом с мулаткой. Туда же книга. Туда же чашка с горячим ароматным черным крепким чаем, с однокоренной ложкой. Из второго отделения навесного шкафа, слева от прямоугольного кухонного стола, предназначенного для бакалейных товаров, типа рис, достается заранее приготовленная, уже початая, купленная по случаю пачка «Беломорканал». И, наконец, табакерка. «Хэшбанка», – как говорит сестра.

Можно начинать.

Обычно, очень хорошо – это осеннее утро октября. Но, в принципе, в каждом времени года в наших местах есть какая-то своя прелесть. Мне – осень, а кому-то – лето. Хотя летом тоже хорошо, только как-то по-своему, по-летнему.

В армии это называется форма одежды №4. Так, легкая куртка цвета хаки поверх основных аксессуаров.

Садясь в кресло, бери минутную паузу. Просто сиди. Просто смотри. Слушай. Мысли покидают голову. Чистота. Пустота. Такая редкая. Обычно, в нее лезет всякая всячина, отвлекает, заворачивает, закручивает, не дает сосредоточиться на красоте, а ведь она – есть! Да еще и какая. «Красота по-американски» кстати, хороший фильм, рекомендую настоятельно: при малейшей возможности не упустите удовольствие насладиться одновременной красотой и грустью простоты.

Пачка «Беломора» (штакетник) вскрывается интересным образом, если обращал внимание: отрывается только квадратик верхней части площадью в четыре папиросы, но не до конца, а делается некое подобие крышки из той же части уголка. Советское ноу-хау. Легким постукиванием пальца по донышку, на свет появляется папироса. Проводишь указательным и большим пальцами по всей ее длине, при этом слегка покручивая. Потом слегка разминаешь ее табачную голову, аккуратно, чтобы твердые части не порвали бумаги. Иногда, и даже чаще, встречается целые бревна, поленья, сучки и задоринки. Табачный лесосплав. «А из чего же вы «Беломор делаете, – спрашивают члены комиссии, – Так мы ж еще не подметали, – отвечают рабочие!». Я думаю, что папиросоделы не особо задумываются над фракцией табака, потому как вероятнее всего догадываются: для каких целей он приобретается, и кто отдает предпочтение данной торговой марке. Табак, тем временем, размят. Мощный выдох освобождает папиросу от неправильного содержимого. Как подзорная труба. Пустота. Такая редкая. В ней уже нет всякой всячины, которая отвлекает, заворачивает, затуманивает, не дает сосредоточиться на красоте, а ведь она – есть.

Элегантный мизинец с белым, ровно обрезанным маникюрными ножницами и обработанным пилочкой ногтем, изящно совершает загиб на конце твердого основания и делает пятку. Зубы впиваются в другой конец, в самый край. В самый-пресамый и, не выпуская, стягивается тонкая, как первый ледок на лужицах, папиросная бумага. Стягивается на столько, на сколько хочется: кто-то тянет практически до края пятки, а кто-то и до середины не дотягивает. Может там по состоянию здоровья или по морально-этическим соображениям, не знаю. Остановился на середине. Достаточно. Вполне достаточно. Хотя, кому-то и лето нравится больше чем осень.

Баночка. Под ее крышкой лежит настоящий табак. Дорогой табак. Правильный табак. Редкий табак. Ароматный табак. Хорошей фракции. «Помол номер ноль», – сказали бы соледобытчики стахановцы, вытирая пот с широкого лба рукавом серой спецовки, выбираясь из глубокого забоя, набежавшим на них корреспондентам газеты «Гудок». «Пять звезд», – сказали бы бутлегеры-дегустаторы, облизывая губы и слегка прищурив глаз, поигрывая на свету широким бокалом с темной жидкостью откинувшись в кожаное кресло, и, чуть помедлив, ставя оценку в дегустационную карту под вспышки, аккредитованной на выставке прессы. Долой крышку! Вот он! Благородный цвет. Ноздри жадно втягивают амбре. Хорошо. Папироска выравнивается и слегка подсушивается огоньком до легкого вафельного хруста, при необходимости. И ты начинаешь заполнять ее содержимое. В баночке – убывает, в папироске – пребывает, а в целом все остается в балансе. Сообщающиеся сосуды. Чистой воды физика. По физики, если честно признаться, у меня была тройка. Нетвердая. Ближе конечно к двойке. Жутко не понимал этот школьный предмет. Учительница была молодая выпускница Карачаевского государственного педагогического университета, Зурида Мухамедовна. На уроках было больше смешного, нежели поучительного. Но отличникам это не мешало. Каждому – свое. А теперь я занимаюсь другой физикой: физикой превращения твердых тел в газообразные посредством физико-химических реакций. По химии, было не лучше чем по физике. Николай Дмитриевич. Он был из той обычной школьной компании, куда входили, кроме него, еще физрук Юрий Викторович и трудовик (эти менялись чаще, чем физруки, поэтому имя не вспомню). Николай Дмитриевич любил рассказывать, как он, будучи студентом одного из многочисленных советских ВУЗов, проходил практику на Одесском заводе шампанских вин. Особенно живописно он повествовал об этом после небольшой паузы, которую брал, удаляясь за дверь с надписью «Лаборатория». Заманив туда одного из учеников, отсчитывая купюры, он в вежливой форме выражал просьбу о вояже в близлежащий магазинчик за бутылочкой. Ученик тихо кивал, пряча шуршащую сумму в карман школьных синих брюк, и с радостью покидал урок. Со временем рассказы Николя Дмитриевича становились все чаще, а паузы для визита в лабораторию все длиннее. Оно и понятно: какой интерес в рассказах о химических основаниях и солях калия группе подростков подверженных дикой гормональной атаке. «Какие к черту соли калия!» – думал Николай Дмитриевич выдыхая дымок в лабораторскую форточку и ставя мензурку в шкафчик.

Неспеша, используя обратную тягу, продолжаешь уменьшать объем содержимого баночки, до момента полного наполнения папиросы.

Дай папиросочку!

У Тебя брюки в полосочку!

П. П. Шариков

Слегка утрамбовываешь, постукивая о ноготь большого пальца. Немного оседает. Еще немного тяги в себя. Еще постучать. Еще осело. Достаточно? Достаточно плотно.

Конец папироски заворачивается конвертом и натягивается, параллельно его при этом покручивая и разминая пальцами придавая нужную твердость. Готово.

Говорят, что делать сигары – это целое искусство. Это как писать картину. Ваять. Маленький утренний шедевр. Заколоченная папироска. При одном только виде которой, чувствуешь уже легкое возбуждение от предвкушения вкушения запретного плода. Все готово к следующей сцене.

Сцена № два точка один
В ней Мы погрузимся в мир наркотических иллюзий, прикоснувшись к прекрасному, сделаем пару лирических отступлений, затронем удовольствия и порассуждаем о государстве

Часто голову посещает вопрос: почему свободно продается алкоголь? Или табак? Или лекарства? Любые. Захотел – пришел – заплатил – получил – получил удовольствие. Отличная последовательность.

Прекрасная, выгодная для государства система: система лицензирования отдельных видов товаров и видов деятельности. Комитеты, чиновники, налоговые инспекторы, постановления, определения, суды, штрафы, взыскания, приставы. Московские комиссии, подкупы, взятки, звания, должности, интриги, лизоблюдство, мздоимство, государственный шантаж, пришел – заплатил – получил – получил лицензию и никаких вопросов, очных ставок, свидетелей, следственных экспериментов.

Или другая не менее выгодная система – система здравоохранения: экзамены, колледжи, университеты, академии, кафедры, клятва Гиппократа, распределение, больница, поликлиника, диспансер, медсанчасть, медсанбат, медсестра, медбрат, белые халаты, стетоскопы, терапевты, пациенты, жалобы, анамнез, рецепты, доноры, реципиенты, фармацевты, провизоры, аптеки, пришел – заплатил – получил – получил облегчение.

Захотел – получил. Только плати. Плати за удовольствие, облегчение твоего страдания, легально, официально, публично: «Ой, ну что ты право, какой там „Анальгин“, я – исключительно „Солпадеин“. Моментально действует, как рукой снимает, сразу забываешь о боли, прекрасный препарат, и без рецепта, и в любой аптеке, Люся, скажешь тоже „Анальгин“!?». «Ой, ну что ты право, какой там „Вог“, я – исключительно „Давыдов“. Такой аромат, просто обалдеть, и умерено крепкие, а то куришь этот „Вог“ как сено, Лена, ну, в самом-то деле, а?!». «Ой, ну что ты право, какая там „Ледниковая“, я – исключительно „Гжелку“. Вкус мягкий, пьется легко, запах приятный, приход такой интересный, не то, что эта „Ледниковая“ с демидролом, от нее то бычит, то вырубает, и по утрам подыхаешь. А „Гжелочка“ – милое дело: утром никакого похмелья, голова свежая, бодрячок, и цена нормальная, и практически в любом магазине, Эдуард, чего ты!??»

Легально. Официально. Публично. Так почему-то можно. Так – пожалуйста. Так разрешено. Кем-то. Нет, ну, конечно, Минздрав предупреждает, и люди вроде сплошь грамотные, хотя и надписи не очень-то и останавливают, а скорее наоборот, срабатывает детский принцип: нельзя – значит что-то вкусное, что-то взрослое, нельзя – значит сделать назло. А кому? Себе разве что. И ведь это выгодно государству, чтобы люди много пили и много курили: акцизные сборы, цирроз печени, рак легких, фармацевтическая промышленность, ускорение оборачиваемости оборотных средств, студенты медики не остаются без работы, патологоанатомы опять же. Тут же расходы на пропаганду здорового образа жизни, министерство культуры и спорта, бюджет, обсуждение, поправки, законопроекты, прения там разные. Бытовая преступность, ножевое, огнестрел, брошенные дети, суициды, насилие, криминал, глухарь. Возводятся новые исправительные учреждения, строительная промышленность испытывает бум. Открываются филиалы юридических академий, чьи выпускники тоже не останутся без хлеба на ниве участковых и оперуполномоченных. Карьерный рост, кривая преступности, низкая зарплата, невысокая раскрываемость, ларек, купюра, покупка, потребление, чрезмерное потребление, предупреждение о его вреде, детский принцип, 03, 02, реанимация, свидетельство о смерти, бюро ритуальных услуг, венки, гроб, поиски хорошего участка, взятка, пьяные могилокопатели, слезы родственников, удары по крышке, погребение, горсти земли, счет к оплате, поминки, люди, 9 дней, 40 дней, 1 год, 2 год, все. Вот те и история.

1 2 3

...

Стандарт

3.4

(5 оценок)