Глава 11

При виде моей ноши у старого Сахиба брови поползли к волосам:

– Равиль? Откуда он здесь?

– В гости ходил к дядюшке, – угрюмо отозвался я, передавая ребёнка жене Фатиха. – Послушай, абый Сахиб, я в ваши порядки не лезу, только разве по-людски вот так с детьми?

Рассказал, как снял мальчишку с ветки.

– Неужели из всей деревни мужчин не осталось заступиться за дитя?

– И прав ты, и нет, Егор, – пожевал Сахиб губами, – садись, поговорим.

Он указал на широкий топчан, что примостился за домом. Я пошёл переодеться в сухое, потом присоединился к старику. Одна из его невесток подала нам чай.

– Не злись на нас, – начал Сахиб, – раньше такого не случалось. А мальчишкам мы помогали, чем могли. Рано они осиротели, совсем одни на свете остались.

– Что же ни у кого угла не нашлось для двух сирот?

– Ай, Егор, не понимаешь ты, о чём говоришь. Тукай – человек злопамятный и мстительный. Спорил тут с ним один, из-за земли, что наш торгаш отнял. Потом вот у людей ночью дом сгорел. И так со всеми. У него в городе брат в услужении у начальства ходит. И на всё закрывают глаза, да и кому интересна наша деревушка?

– Не может быть, чтобы всё село с ним одним сладить не могло, прости уж, абый Сахиб. Только я в людей верю и в то, что всем миром можно любую проблему решить.

– Потому что молод ты, Егор, – поднял старик палец.

Во двор, в сопровождении Салиха, вошёл большеглазый мальчуган. Собственно, только глаза у него и остались: худой, как скелет, длинные, точно у цапли ноги, нескладный. Он испуганно переводил взгляд с меня на Сахиба.

– Не бойся, присядь ко мне, – позвал я его, – не обижу.

Подойдя к нам бочком, малец присел на самый край топчана.

– Абый Сахиб говорит, вы живёте с братом одни. Это так?

– Да, абый…

– Зови меня дядей Егором.

– Дядя Егор. Отец у нас от лихорадки умер, а за ним и мама слегла. Так и остались мы одни с Равилем. Но вы не подумайте, – встрепенулся мальчишка, – я работаю. И еда у нас есть, и жильё.

– Ну-ка, прогуляемся, Самир, можно я на дом ваш гляну?

– М-можно, – неуверенно ответил пацан, кося глазами на Сахиба.

– Ты не бойся, Самир, – успокоил его старик, – он не причинит тебе зла.

Мальчуган кивнул и пошёл вперёд, я за ним.

На окраине деревни стояла убогая полуземлянка. Такие домишки ставили ещё первые переселенцы, потом уже избы справные возводили. А тут… Мы прошли внутрь. Одна комната с печуркой, давно дышащей на ладан и покрытой трещинами. На глиняном, утрамбованном полу – протёртая до дыр кошма, небольшой столик и полуразвалившаяся кровать без ножек. На столе полбуханки хлеба, одинокая луковица и кувшин с водой. К спинке кровати привязана верёвка.

– Тут, – указал на неё Самир, – я привязывал Равиля, чтобы не сбегал и не клянчил еду. Вы не думайте, поесть ему оставлял и воду тоже, – сбивчиво говорил мальчишка.

– Я тебя не виню ни в чём, – погладил его по голове, – скажи, хочешь, вас с братом к себе заберу? У меня дом большой, двое детей, вместе вам не скучно будет. И за Равилем присмотрят, он ведь мал ещё сидеть один-одинёшенек целыми днями.

– Знаю, – вздохнул Самир, – только ругаться начинают, когда я его с собой на работу беру, он же лезет везде, любопытный.

Я только вздохнул, сжав кулаки. Это ж надо оставить сирот в таких условиях. Как же запугал Тукай людей, что и на детей у них жалости не осталось.

– Так что? Поедете со мной? – я присел, смотря мальчонке в глаза.

В них застыл застарелый страх и голод, а теперь появилась надежда.

– Нас Тукай назад заберёт, – робко сказал он.

– Не получится. Всей деревней отстоим. Веришь?

Самир улыбнулся, а по щекам его заскользили слезинки:

– Верю, абый Егор.

Я обнял мальчишку, погладил его по торчащим во все стороны волосам:

– Ты только ничего не бойся, тебе надо быть сильным, ради себя и Равиля.

Самир хлюпнул носом и кивнул. Мы вернулись назад к Сахибу.

– Мальчишек я забираю, – сказал я, зайдя во двор.

Младший сидел на руках у жены Фатиха, доедая тарелку каши. Мальчуган уже пришёл в себя, насколько это возможно. На щеках остались звёздочки лопнувших капилляров, расплывшиеся маленькими синяками, и краснота с глаз не сошла.

– Не пришлось бы тебе пожалеть об этом, Егор, – покачал головой старик.

– Оставить мальчишек вот так, тоже не могу, абый Сахиб, они не переживут эту зиму. Гляньте на них, в чём только душа держится, непонятно.

– Может, и прав ты, Егор, – задумчиво ответил старик, – здесь им Тукай житья не даст. Езжай, скажем, сбежали мальчишки.

– Тогда не будем терять времени, – подхватился Фатих, – поехали.

Когда мы подъезжали к колодцу, в голове у меня мелькнула одна мысль:

– Ну-ка, тормозни, проверю, не ушла ли вода, – окликнул я Фатиха.

Тот остановил лошадь, наблюдая за мной. Я же подошёл к колодцу, положил руки на сруб и просто показал воде подвешенного за ноги Равиля и представил лицо Тукая, которого ни раз видел прежний Егор. Его заплывшие поросячьи глазки, лоснящиеся от жира щёки, необъятное брюхо. Вода заволновалась, словно понимая меня и откликаясь. Я вернулся в повозку.

На самой околице встретился нам Тукай, он не сразу заметил прижавшихся ко мне от страха мальчишек. Равиль начал тихонько плакать.

– Куда это ты, Фатих, моих племянников повёз? – и без того маленькие глазки превратились в две щёлочки.

– Я забираю их, Тукай. Здесь дети не выживут, – спустившись с телеги, подошёл ближе к торгашу.

– По какому праву?

– По человеческому. Я видел, как ты обошёлся с мальчонкой, скажи спасибо, что он жив остался.

– Не грози мне, Егор, – прикрикнул Тукай.

– И в мыслях не было. Только так с родными не поступают. Не нужны они тебе и не стоит корчить из себя доброго дядюшку.

Тукай что-то промычал, погрозил кулаком:

– Тебе это с рук не сойдёт, Бугай.

– Пуганые мы, Тукай. Не старайся зазря, – ответил я, садясь в повозку.

Фатих подстегнул лошадку, и телега покатила дальше.

– Будь осторожен, Егор, – покачал он головой, – Тукай не из тех, кто забывает обиды. Ты же его перед всем селом выставил на посмешище.

– А то вы раньше не знали, как с детьми обращаются? – вспылил я. – Непонятно мне это, Фатих, могли бы детей хоть в городской детдом отвезти, если так им тяжело, а вы боитесь двух сирот приютить. Там всё лучше, чем помирать от голода.

– Ты отдашь нас в детдом? – встрепенулся Самир.

– Нет, – успокоил я его, – никому вас не отдам. Заместо сыновей мне и жене моей будете.

Мальчишка кивнул, пристроился рядышком со мной и задремал, Равиль уже давно спал у меня на коленях. Так и прибыли мы в Кривцово.

Завидев меня с мальчишками, Дарья вопросительно глянула.

– Потом всё, сначала давай уложим ребятишек, они устали и время позднее.

Жена кивнула, приготовила им место на печи, рядом со Стёпкой и Танюшкой. Равиль так и спал. Даша покормила Самира и отправила к брату. Отец молча наблюдал за всем происходящим.

– Может, расскажешь нам, где ты этих двух пострелят раздобыл? – спросил он, когда мы вышли во двор. Начинать разговор при детях не хотелось. Даша, закутавшись в шаль, тоже ждала моего ответа.

Я рассказал им всё, что произошло. Жена тихо утирала слёзы, выступившие на глаза, отец только тяжело вздыхал.

– Ну коли так, – поднялся он с лавки, – то и говорить не о чем. Пусть растут с нашими. Документы я справлю, завтра же в город поеду. Не годится им беспризорниками быть.

– Ну а ты, что скажешь, Даша? – повернулся к жене.

– Что уж тут, вырастим, – пожала она плечами, – где это видано, чтобы дети жили как те собачонки. Поди не обеднеем.

– Ничего, – поддержал отец, – лес прокормит. Бывало, в голодные годы мы из желудей хлеб пекли.

– Надеюсь, до этого не дойдёт, – содрогнулась Даша, – а документы мальчиков ты взял?

– Вот ведь, – повинился я, – и не подумал об этом. Так быстро всё произошло. Завтра съезжу.

– Сам поеду, – перебил отец, – не стоит лишний раз Тукаю глаза мозолить, я о нём тоже наслышан. Меня он не помнит, подойду к Сахибу, тот поможет. А теперь, на боковую, ночь давно уж на дворе.

Отец пошёл в дом, и мы за ним. Мальчишки мирно посапывали на печи, Равиль ещё вздрагивал во сне, всхлипывал. Даша погладила его по голове:

– Спи, мой маленький, всё хорошо.

Мальчонка, не просыпаясь, прильнул к руке, дыхание выровнялось, и он, улыбнувшись, уснул крепким сном.

Ехать в деревню не пришлось. Отец было уже отправился, выкатил телегу за ворота, как на дороге показался всадник. Это был Салих.

– Егор, – подъехал он к нам, – тут документы Самира и Равиля, – он протянул пару потрёпанных бумажек, больше напоминавшие старые промокашки.

– Зайди, хоть чаю попей с дороги, – позвал я его в дом.

– Не могу, – тряхнул он головой, – возьми и… удачи вам. Вот ещё что скажу, странное дело, – придержал Салих коня, – не могут домашние Тукая воды в колодце набрать. Будто уходит она, ведро закидывали до самого дна, вытаскивают, а там пусто. Пришлось им сегодня с утра к речке топать. Отчего так, Егор? – прищурился он.

– Кто же знает, – пожал я плечами, – не ведаю.

Не поверив мне, Салих кивнул:

– Бывайте, – махнул он рукой, пятками подгоняя коня.

– Что это ещё за новости? – нахмурился отец. – Ты чего натворил?

– Рассказал воде про Тукая и мальчишек, – не стал я юлить.

У старика отпала челюсть:

– Разве ж бывает такое?

– Выходит, бывает. Я и сам не знал, что так получится.

Мальчишки поначалу робели, но потом, освоившись, принялись помогать по дому. Впрочем, больше старался Самир, Равиль же облазил всю избу и перебрался на двор. Злобный Алтай не трогал братьев, даже не гавкнул на них, будто понимал, что теперь и они наша семья.

За обедом Самир и Равиль старались есть аккуратно, но забываясь, принимались глотать кусками, почти не жуя. Даша тихо утирала наворачивающиеся слёзы, подливая им молока.

Стёпке и Танюшке жена всё рассказала с утра, пока мальчишки ещё спали. Дети переглянулись между собой и ответили, что братья нам не помешают, а им веселей с ними будет.

Я же прикидывал, где взять ещё зерна. Ртов прибавилось, а того, что нам оставили, едва ли хватит до весны. Как ни крути, придётся не отказываться от своего промысла: ездить колодцы рыть, чистить, так, глядишь, и протянем до нового урожая.

Глава 12

На следующее утро отец, прихватив документы наши и мальчишек, отправился в город. Ждали его только на другой день, всё-таки дорога была неблизкая.

Даша достала из чердака старые детские вещи, что ещё сохранились, и принялась перешивать их для Самира и Равиля. Одёжного магазина здесь не было, собственно, как и денег для покупок. Эти рубли, что нам «отжалели» за зерно и овощи надо поберечь на семена.

Я истопил баню, загнав туда мальчишек. Мылись они до этого в речке, что протекала примерно метрах в пятистах от их селения, хорошей помывкой такое купание не назовёшь. Да и речки здесь сплошь горные, которые и в летнее время остаются холодными.

Равиль поначалу бани испугался, всё жался в уголочке предбанника, пока Стёпка не успокоил его. Потом же, разомлев от пара, с удовольствием плюхался в тазике с горячей водой. Мы на несколько раз промыли их густые волосы, благо хоть не завшивели ребятишки, хорошенько отскребли кожу мочалками, она даже светлее стала.

Их одежонку, которой бы позавидовало всякое сито, столько в ней было дырок, без сожаления спалил в печи. Подал мальчишкам отрезы ткани, что были вместо полотенец.

– Заворачивайтесь и ступайте в дом.

Самир вертел в руках кусок, не зная, как укутаться в него.

– Смотри, научу, – Стёпка вытерся, обернул ткань вокруг бёдер, – понял?

Мальчишки кивнули, Самир пристроил отрез, как показано, Равилю же хватило укутаться почти с головой.

Даша, завидев нашу компанию, улыбнулась:

– Садитесь, пострелята, сейчас и одёжа вам готова будет.

Она ушила пару штанов, больно худыми были мальчишки, по сравнению со Стёпкой и даже с хрупкой Танюшкой. Покончив с этим делом, отыскала пару подходящих рубах, бельё.

– Бегите, переоденьтесь в нашей комнате.

Мальчишки скрылись за занавеской.

– Как думаешь, – подошла Дарья ко мне и спросила шёпотом, – получится у отца? Ну как Тукай приедет их забирать? Он единственный родственник, право на них имеет.

– Спрячем, коли придётся, – нахмурился я.

Как бы ни было, пацанов не отдам.

Из спальни показались Самир и восторженный Равиль. Малыш всё оглаживал руками рубаху, осматривал просторные штаны, что болтались на его тощем тельце.

– Спасибо, – подошёл старший брат к Даше.

Жена потрепала его по макушке:

– Идите во двор, постригу вас. Обросшие какие.

Отыскала ножницы и пошла следом за ними. Стёпка и Таня спешно накрывали на стол.

– Папка, они правда совсем одни жили? Такие маленькие? – спросила дочка.

– Да, Танюшка. Так и было. Потому и не мог я их оставить там.

– Ты всё правильно сделал. И за еду не переживайте, мы со Стёпкой можем есть поменьше, если надо.

Я взглянул на дочь, где-то в её душе умерла частичка доверия к этому миру, но родилась новая, та, что называется волей.

– Не надо. Всем хватит, – улыбнулся ей, – у нас и корова есть, и солений сколько вы с мамкой наготовили. Да мы за зиму столько не съедим. Придётся гостей звать, чтобы помогли, – подмигнул я.

Танюшка рассмеялась:

– А и позовём, если надо, – ответила она, ловко водружая на стол горшок с ароматными щами.

Фатих и Салих расплатились со мной мясом, так что Дарья щедро откроила вчера от туши хороший кусок для супа. Запах наваристого мясного бульона выплеснулся из горшка, заполняя собой кухню и вытекая во двор.

Мальчишки забежали в дом, глотая слюнки, остриженные и как-то неуловимо изменившиеся. Пропал голодный блеск в глазах и робость в движениях. Они уже вполне освоились у нас.

Скоро вся наша ватага дружно стучала ложками, уминая щи и заедая их свежеиспечённым хлебом.

Равиль оторвался от опустевшей тарелки, повернулся к Даше и робко спросил:

– Можно я буду звать тебя эни Даша (прим. автора – әни, в переводе с татарского – мама)?

– Эни? – не поняла Даша.

– Это значит мама, – ответил Самир.

На глазах жены блеснули слёзы. Детям, где бы они ни росли: в приёмной ли семье, в детдоме, нужна родная душа рядом. Особенно такому маленькому, как Равиль.

– Можно, милый. Зови как хочешь. Хоть эни, хоть просто мама.

Мальчонка не усидел за столом, вскочил и забрался к Даше на руки, обхватив ручонками её шею. Она уже не сдерживала слёз, прижав Равиля к себе. Самир смущённо повернулся ко мне:

– А мне тоже можно?

– И тебе, – потрепал я его по голове, – мы теперь родня. Вот ещё дед документы справит, и вы настоящими сыновьями нам станете.

Глаза мальчишки радостно засияли, не удержавшись, он тоже подошёл к Даше, прижался к её плечу.

Дочка и сын улыбались.

– Нам бы ещё сестрёнку, – заметила Танюшка, – а то у Стёпки теперь вон сколько дружков, а мне с кем играть?

– Будет тебе и сестрёнка, – подняла голову жена и улыбнулась.

– Не понял, – растерялся я, – Даша?

Та молча кивнула:

– Второй месяц уже… Чувствую, девочка будет.

Вот так новость. Я запустил пятерню в волосы, не веря своим ушам.

– Ура! – звонко рассмеялась Танюшка. – У меня сестрёнка будет!

– Дашка! Что же ты молчала? – я подсел к ней ближе, обнял за плечи.

– Да всё к слову как-то не пришлось, – смущённо улыбнулась жена.

Самир растерянно глядел то на меня, то на Дашу:

– Эни, вам тяжело будет прокормить нас всех. Я на работу пойти могу, я сильный.

– Работы нам и здесь хватит всем, – погладила его Даша по голове, – будешь помогать рожь сеять, на огороде овощи сажать, потом жатва начнётся, сбор урожая. Хорошо? А по чужим людям ходить не надо. Мы и сам себя прокормим.