Глава 3. Ама

Ама кралась по коридору. Будь неладен этот режим дня! Ужином кормят в семь, а вот аппетит просыпается ближе к полуночи. Ну не морить же себя голодом, верно? Если ты стиллер, хоть и начинающий, котлеты из кампуса воровать ничуть не сложнее, чем чертежи на Лицевой. И теперь, наевшись досыта, нужно лишь незаметно проскользнуть обратно в жилой комплекс Корпорации Воображения. А незаметности Аме было не занимать. Она обладала редким даром не привлекать к себе внимание: средний рост, невыразительная внешность, скучные русые волосы и бледные голубые глаза. Ни тебе курносого носика, ни высокого излета бровей, ни лебединой шеи – ничего такого, на что стоило обратить внимание. Разве что ямочки на щеках, да лучезарная улыбка, но и тех никто не видел – Ама редко улыбалась. Любая другая девочка, пожалуй, убивалась бы от собственной невезучести, но только не Ама. Уж она то знала, как ценна такая невзрачность в ее деле. А что может быть лучше, чем шпионить и красться?

Толстый ковер, пестрый, как рождественская ярмарка, мягко поглощал звуки шагов, отчего Ама чувствовала полную уверенность в своей невидимости. К сожалению, ковер не смог скрыть ее целиком, когда из-за поворота появились два магистра стиллерских наук. Оставалось лишь юркнуть в подвернувшуюся нишу и укрыться за пыльным гобеленом. Едва сдерживаясь от чихания, девушка настороженно прислушалась. Шагов по ковру не услышишь, но звуки голосов и даже шуршание длинных магистерских одеяний разобрать удалось. Ама прикинула, какова вероятность ее обнаружения и успокоилась – шансы, что ее найдут, ничтожно малы. Но послушать разговор магистров будет не лишним, вдруг скажут что-то важное об их призыве. Голоса звучали все ближе, и девушка уже могла разобрать слова.

– Где вы ее нашли?

– В Зеленом квартале. Вовремя успели, она уже собиралась съезжать.

– Кто-то ее предупредил?

– Вероятно. Валерика недавно обосновалась в новом доме, она не стала бы покидать его так скоро.

– Но это лишь догадки, я правильно понимаю?

– Так точно, старший магистр.

– Терн, не надо званий. Я же говорил, можешь обращаться ко мне по имени. Мы же теперь равны по чину.

– Прошу прощения, ста… кхм, Ирвик.

Голоса теперь раздавались совсем близко. Ама уже раздосадовалась, что скоро магистры уйдут, и ей не удастся послушать, о чем они говорят, но звук разговора не затихал. Девушка прислушалась и решила, что магистры остановились как раз в нише. На всякий случай она сделала маленький шажок назад, насколько позволяло пространство, и прижалась спиной к каменной кладке стены, чтобы не пошевелить гобелен и не выдать своего присутствия. Мужчины без тени подозрений продолжали беседу.

– Не страшно. А что с ее пустой? Вы проверили?

– Еще нет. Но по нашим донесениям на Изнанку возвращался Нильсон, искал свою сослуживицу. В отчете сказано, что он пребывал в крайнем смятении и был обеспокоен отключением ее пустой, Василисы.

– Вы проверили эту информацию?

– Никак нет, не успели, отдел взыскания нашел Нильсона раньше.

– Исправьте это, Терн! Донесения и домыслы – недостаточные основания для анализа. В этой операции не должно быть ни единой осечки. Вы ведь осознаете всю важность происходящего?

– Так точно! Приложим все усилия.

– Не сомневаюсь. Вы подготовили список стиллеров из нынешних призывов?

– Уже заканчиваем. Проверку прошли все стиллеры при исполнении, сейчас обрабатываем данные.

– Сколько уже отобрали?

– Пока только троих.

– Хорошо, не будет лишнего шума.

– Простите мое любопытство, Ирвик, но как же бывшие стиллеры? Разве с ними шума не будет?

– Это вряд ли. Обработку стиллеров в отставке Президент решил приурочить к общему приказу об изъятии морфеевых проводников. Да и кого заботят отставники? Можете о них не беспокоиться. Заканчивайте работу, жду результатов до конца недели. Ах да, что там со скрижалью? Все еще в надежном месте?

– Именно. До поры до времени.

– Вы уверены, что хранитель отдаст ее в нужный момент?

– Более чем. Нет причин сомневаться.

Чем дольше Ама слушала, тем меньше понимала. Магистр сказал, что все стиллеры при исполнении прошли проверку. Какую, интересно знать? Девушка не припоминала ни одной за последнее время. И вообще, проверку на что? Какая операция? Какой шум? И что там с бывшими стиллерами? А что за скрижаль?

Любопытство никогда не значилось в числе пороков изнаночников, но Ама с раннего детства была любопытной. Если рядом происходило что-то интересное, она просто не могла устоять. А в том, что разговор магистров шел о чрезвычайно интересном деле, девушка не сомневалась. Увы, теперь они перешли на куда менее волнующие темы и беседовали о научных трудах и отчетах стиллеров. Скукота!

Ама зевнула и едва сдержалась, чтобы нечаянно не выдать своего присутствия. Как назло, магистры не спешили уходить и вели неспешную беседу. И чего бы им не пойти к себе в кабинет, да не поболтать за кружечкой эля? Но нет, они упрямо стояли в нише, где пряталась Ама. Она уже приготовилась покрыться паутиной и умереть здесь от старости, как неожиданно нащупала рукой нечто удивительное. На каменной стене за ее спиной была замочная скважина! Вне всяких сомнений, она самая – Ама прекрасно различала замки на ощупь, недаром так легко пробиралась на кухню общежития.

Как можно тише девушка развернулась и присела. Достала отмычки из потайного кармана жилетки, и взялась за работу. Когда дверь наконец поддалась и приветливо распахнулась, Ама успела вся взмокнуть. Еще ни разу ей не приходилось вскрывать замок столь бесшумно. И она справилась, чем немедленно возгордилась.

За дверью обнаружилась узкая винтовая лестница. Новая волна любопытства захлестнула девушку, и та успела позабыть о странном разговоре магистров – вот она, ветреность пятнадцатилетних. Ама скользнула в крохотный проем и осторожно прикрыла за собой тяжелую дверь, отметив, что та даже не скрипнула. Лестница оказалась длинной, как язык сплетницы, и к концу пути у девушки уже кружилась голова.

Уняв головокружение, Ама огляделась. Она попала в просторный коридор, освещаемый лишь слабым голубоватым светом несгораемых свечей. По обе стороны виднелись одинаковые серые двери, что примечательно, без единой ручки. Девушка осторожно двинулась по коридору – только взглянуть, и сразу обратно. Когда она дошла до середины, одна из дверей распахнулась. Увы, на этот раз удача ей не улыбнулась: ни гобелена, ни какой-нибудь ниши в стене не было. Ама размышляла над этим не больше секунды, и бросилась наутек к лестнице.

– Амарэя! – настиг ее резкий окрик.

Девушка застыла на месте и неловко развернулась, вдруг растеряв всю свою грацию, скорость и даже любопытство. Как по волшебству она превратилась в неловкого и робкого ребенка. Впрочем, никакого волшебства тут и в помине не было – строгий голос матери из любого смельчака сделает недотепу.

– Мама? Что ты здесь делаешь? – спросила девушка, но тут же пожалела о содеянном.

Наверняка, сейчас мать задаст ей тот же вопрос, а оправдания на такой случай у нее не заготовлены. Юная стиллер только начинала вести свои «списки лжи», и большим разнообразием те пока не отличались, ведь она не так уж много времени провела на Лицевой. Но матери удалось ее удивить.

– Ама, девочка моя! – быстрым шагом та подошла к ней и заключила в объятия, – Как хорошо, что ты здесь! Я уже собиралась посылать за тобой.

Такое ласковое обращение сбило девушку с толку. Не похоже на ее маму, старшего магистра высокой магии. Она всегда была строгой и сдержанной женщиной. Волосы уложены в идеальный пучок, на мантии ни единой лишней складочки, всегда чистая, опрятная и подтянутая, ее мать дорожила собственной репутацией и держала всех в строгости, включая и саму себя. Ее губы всегда держались поджатыми, спина – выпрямленной, а глубокие голубые глаза смотрели на всех с потенциальным осуждением. Но сейчас от нее не осталось и следа: руки мелко тряслись, глаза лихорадочно блестели, из идеальной прически выбилась непослушная прядь.

– Мам, ты меня пугаешь! Что стряслось?

Мать быстро оглянулась по сторонам и потянула дочь за руку в сторону двери, из которой недавно вышла.

– Не здесь, Ама, идем в мой кабинет.

– В кабинет? Туда же нельзя!

– Сегодня – можно. Идем скорее, не упрямься.

Как только за ними захлопнулась дверь, перемены в матери стали еще более очевидными: на глаза накатывали слезы, губы подрагивали, плечи ссутулились. Среди лаконичной обстановки кабинета и стерильной чистоты лаборатории женщина выглядела еще более непохожей на себя, чем в коридоре. Ама обняла ее:

– Мам, ну ты чего? Все будет хорошо, слышишь?

Мать отстранилась и взглянула на дочь по-новому.

– Да, так и будет. Я им не позволю. Не позволю!

– Не позволишь чего?

Та проигнорировала вопрос:

– Девочка моя, ты должна бежать. Прямо сейчас, времени на сборы нет. И как можно скорее! Я покажу тебе выход и напишу записку твоему брату. Беги к нему и старайся избегать освещенных улиц. Ты все поняла?

– Нет, мам, я ничего не поняла! Что, черт побери, тут происходит? Почему я должна бежать? И от чего?

– Нет времени объяснять. Все, что я могу сказать – ты в списке. Считай, что приговорена. Но этого не будет! Я тебя спасу, чего бы мне это ни стоило. Идем же! Идем! Вот, держи, – с этими словами мама достала из ящика и протянула ей массивную сумку на длинном ремне.

– Что это? – спросила девушка.

– Экстренный набор. Тут плащ, сменное белье, деньги и другие мелочи. Сама разберешься. Не забудь на улице закутаться в плащ.

– Мам, ты что, хранишь в лаборатории сумку на случай побега? Это вообще нормально?

– Девочка моя, ты еще многого не знаешь о Корпорации. Не спрашивай, всему свое время.

Ама не стала спорить. Как и любой изнаночник, она умела рассчитывать вероятности. И вероятность того, что ее мать в таком состоянии сможет что-то объяснить, стремилась к нулю. Женщина быстрым шагом подошла к своему столу, схватила перо и застрочила послание. Потом свернула лист конвертиком, поставила печать, капнув при этом горячим воском себе на пальцы, и сунула бумагу Аме. Та спрятала конверт во внутренний карман и молча пошла за матерью, которая уже тянула ее за руку.

Они прошли через лабораторию, вошли в подсобку, заполненную зельями, травами, корешками, порошками и странными амулетами. На каждой мелочи красовался ярлык, подписанный каллиграфическим почерком матери. Она уверенно прошла через все длинное помещение, подошла к дальнему стеллажу, ощупала его боковую стенку и что-то нажала. Раздался звонкий щелчок, и шкаф отъехал в сторону. За ним обнаружился проход. Мать поманила Аму:

– Давай, девочка, иди. Там один ход, никаких разветвлений. По нему ты выйдешь на Главную площадь. С нее сразу свернешь в Тенистый переулок. Оттуда дворами доберешься до Северной заставы. Найди брата и передай ему письмо, дальше он все сделает сам. Ты поняла?

– Да, мам. Но, может, ты все же расскажешь, что происходит?

– Нет времени. Но обещаю, я все тебе объясню, если мы еще раз встретимся.

– Если? Мам, ты снова меня пугаешь!

– Ничего не бойся, девочка моя. Уходи скорее!

С этими словами она обняла дочь, поцеловала ее на прощание, сунула ей в руки фонарь с несгораемой свечой и с силой толкнула в проем. Раздался новый щелчок, и стеллаж встал на место. Ама осталась одна, растерянная и напуганная. Ею овладевала паника. Признаться, девушка совсем не умела бороться со страхом. Изнаночники вообще редко его испытывают, да и то лишь тогда, когда вероятность угрозы превышает семьдесят пять процентов. Но как высчитать вероятность, если не знаешь, откуда исходит угроза?

Ноги стали мерзнуть. Такой холод не ожидаешь встретить летней ночью, вероятно, посудила Ама, ход начинался глубоко под землей. Тягостные размышления ни к чему не привели, отчего пришлось выбрать единственный возможный путь – наверх, к Главной площади.

Мать оказалась права. Тоннель ни разу не разветвлялся на всем пути. Впрочем, к концу он стал так сужаться, что лучше бы он разветвлялся. Вот уже с полчаса Ама шла, согнувшись в три погибели, хотя и не могла похвастаться высоким ростом. А выход из тоннеля оказался таким узким, что девушке пришлось протискиваться боком. Так вот чего все магистры такие худые – подумала она, – Толстяку пришлось бы поворачивать обратно.

Ама вынырнула на улицу как раз между двумя домами на краю площади. Ничего себе, все это время она даже не замечала, что между ними есть расстояние, не говоря уже о подземном ходе! Площадь стояла укутанная в ночную тишину. По близости никого не было видно, но девушка решила не рисковать. Достала из сумки плащ, укуталась в него поглубже и кошачьей поступью отправилась по краю площади, стараясь не выходить из тени и держаться на границе света – там, где контраст такой разительный, что темнота кажется особенно черной.

Давно она не бродила по ночному городу. Ребенком она часто сбегала из дома после комендантского часа и исследовала темные извилистые улочки, но после поступления в Академию стиллеров ее ночные прогулки сошли на нет. А ведь Ама их так любила! Но сейчас память услужливо подсказывала, где тени длиннее, а улицы – безлюднее. И теперь она бесшумно скользила между домами, огибая кольцо вокруг Главной площади. Здесь сходились сектора цветных кварталов. Ама вышла на границе с Фиолетовым кварталом, и теперь стремилась к Зеленому, на другом конце которого ее ждет Северная застава.

Путь к Зеленому кварталу занял больше часа. Ама взглянула на часы и ускорила шаг – надо успеть на заставу до рассвета, пока на улицу не высыпали торговцы и прочие ранние пташки. Чтобы сэкономить время, пришлось использовать самый быстрый путь, а он пролегал по широкому Большезеленому проспекту, который стрелой пронзал весь квартал и упирался прямиком в заставу. К счастью, фонари опять горели через один, а то и через два, так что недостатка в темных участках не было. Несколько раз на пути встречались такие же блуждающие горожане в темных плащах, но раз за разом они свято чтили «ночное правило»: вышел на улицу ночью – делай вид, что никого не видишь, и тебе ответят взаимностью.

До заставы Ама добралась как раз вовремя: небо на востоке уже начало светлеть. Девушка давненько здесь не бывала, но все осталось неизменным. Над ней нависала все та же серая и безвкусная громадина заставы, что и раньше – целых пять этажей! На всем первом в окнах горел свет. Ама на цыпочках подкралась поближе и по очереди начала заглядывать в окна, пока не нашла, что искала – своего брата. На удачу, он был один в маленькой комнате. Девушка постучала по стеклу. Брат повернулся, увидел Аму, подбежал к окну, распахнул створки и помог сестре забраться внутрь.

– Ама, ты чего в такое время?

– Меня мама к тебе отправила. Держи, – девушка протянула записку от матери.

Брат сломал печать, быстро пробежал глазами по тексту. Его лицо приобрело столь решительное и сосредоточенное выражение, что Ама не удержалась от вопроса:

– Седвик, ну чего там?

– Не твоего ума дело. Сиди тут, я скоро вернусь, – и уже на выходе из комнаты спросил, – Ты голодная?

Ама усердно закивала. После долгой дороги есть хотелось нестерпимо. Брат вернулся минут через пять и поманил девушку за собой:

– Пойдем на пост, сейчас моя смена. Там тебя и покормлю.

Ама поплелась за братом по длинному коридору, вошла вслед за ним в неприметную дверь и с удивлением обнаружила, что они очутились в маленьком доме: едва ли у комнаты мог быть потолок «домиком». Седвик ответил на ее немое изумление:

– Пост стоит на выезде из города, и его решили вынести в отдельное помещение, чтобы лучше следить за выезжающими. Смотри сама, – с этими словами брат отдернул массивную штору, которая закрывала почти всю стену.

Оказалось, там и не стена вовсе, а огромное стекло с широкой перегородкой посередине. Спустя мгновение Ама поняла, что это даже не перегородка, а большие Северные ворота. Из сторожки вели две двери: одна – в город, другая – за его пределы. Таким образом, постовой мог видеть и подъезжающих, и выезжающих.

– К полудню здесь будет давка. И придет второй постовой. Так что мы должны вывезти тебя из города до этого времени. А сейчас садись за стол и ешь, давай.

– Как же это, вывезти? – возмутилась Ама, но все равно принялась за еду.

– Так мама написала. Можешь даже не спрашивать, я и сам толком ничего не понял из ее записки. Мое дело – подсадить тебя к какому-нибудь страннику или купцу, который сможет увезти тебя подальше. А твое, – строго посмотрел он на сестру, – Слушаться меня. Усекла?

Кивок Амы он счел за согласие. Пока девушка заканчивала с едой, к воротам со стороны города подкатил огромный синий фургон, запряженный четверткой лошадей. И что это были за лошади! Огромные, чуть ли не вдвое больше обычных, ретивые и с жуткими зелеными светящимися глазами. Слабый рассветный свет розовыми бликами ложился на их черные лоснящиеся бока.

– А вот это уже интересно! – воскликнул Седвик и отправился наружу.

Ама наблюдала, как он вышел из сторожки, как распахнулась перед ним боковая дверь фургона и как возникла под его ногами первая ступенька прозрачной лестницы. Магия! Девушка всей душой тяготела к этому древнему искусству, но, увы, стиллеров ему почти не обучали. По крайней мере, в широком смысле. Стиллеры познавали тайны человеческой души, учились извлекать, а после и удерживать сны, идеи и даже мечты в своем сознании. Но Аме всегда хотелось большего. Быть может, однажды она научится? И теперь вероятность этого велика, как никогда. Если ей пришлось бежать из Академии стиллеров, стало быть, придется искать новую профессию.

Пока девушка размышляла о своих перспективах, дверь фургона вновь распахнулась и выпустила наружу Седвика. Он застыл на пороге, пожал руку высокому юноше с медными волосами и бегом отправился обратно в сторожку. Распахнул дверь и крикнул:

– Ама, хватай сумку, ты уезжаешь!

Девушка немедленно повиновалась. Волшебный фургон был куда интереснее, чем скучный пост на заставе. Брат помог ей взойти по короткой прозрачной лестнице, проводил внутрь фургона и представил ее тому юноше, с которым недавно обменивался рукопожатием.

– Ама, знакомься, это Джарвин. Джарвин, это моя сестра, Ама, про нее я тебе и говорил. Наш уговор в силе?

– В силе, – уверенно ответил он и повернулся к девушке, – Приятно познакомиться, Ама, проходи и располагайся поудобнее, у нас впереди долгий путь.

Брат порывисто обнял Аму на прощание и прошептал ей на ухо:

– Береги себя, мелкая. Надеюсь, еще свидимся! Напиши мне, как доберешься до места, только матери ничего не отправляй, поняла?

– Поняла. А куда я хоть отправляюсь?

– В Круглый город, – ответил за него Джарвин, – И нам уже пора трогаться.