Цитаты из книги «Я не тормоз»

Потом мы сели в поезд. И я увидел на схеме, что станция «Динамо» названа в честь Дины. Так и написано: Дина Мо, Дина Моисеевна. Сразу написал ей. А она удивилась: столько лет там живёт и ни разу не подумала об этом!

Я рванул к своей двери и бегом по лестнице — ещё чего, лифта ждать. Самокат больно треснул меня сзади по ноге, по самой косточке. Кому даны ноги, тот может получить по косточке. Ерунда, конечно. А вообще да. Кому много дано — с того спросится. Красиво. Мне вот много дано или как? Мне дана скорость. И на этой скорости мой самокат задевает что-то такое, отчего все вещи с вешалки падают на меня. Не сразу встаю. Немного лежу, дышу каким-то пальто. Пуговица холодная у него. Лежу и думаю о смысле жизни. Нет, мир всё-таки прекрасен.

Мы шли и молчали. Чего говорить-то? — Хобот, — сказал я, вдруг почему-то вслух. Обычно же про себя. — Чего — хобот? Где? — А вот, — я показал на синий «опель», — видишь номер? Буквы. Буквы были такие: ООТ. — Это игра такая, — стал объяснять я, — видишь номер, и нужно придумать слово. Чтобы буквы в этом же порядке шли. — А, робот. Или топот, — надо же, как Заяц сразу понял! — И чем короче слово, тем лучше. И чем ближе буквы друг к другу. В идеале — подряд. Вон, смотри: КВН. — Квакун какой-то у меня получается. — Квант, — сказал я. — А у меня ещё… Ещё… ликование. Ого! — Круто, Зайцев! Красиво. — Хорошая игра, я не знал раньше.

…И тут мне позвонила бабушка. Я ответил: — Привет, ба! — Натик? — спросила бабушка громогласно. — Как вы там, живы? Зайцев хрюкнул. Слышал. О нет, нет! Я кивал бабушке, а сам думал: Заяц, ты же не станешь, ты же никому!!! Потом не выдержал и нажал отбой, вроде как связь прервалась. И молчу. И Заяц молчит, улыбается себе. — Чего вот ты ржёшь! — Ничего. Да ты не бойся, я никому. Меня тоже, знаешь… — Что — тоже? — Ещё похуже. Угадаешь, нет? Я пожал плечами: куда уж хуже. — Котик! На весь двор, представляешь: Котик, ты не замёрз? Это не в детстве, это вот сейчас! Да-а-а. Наши бабушки — сила, конечно. Сила любви. Сейчас провожу этого Котика Зайцева и перезвоню ей.

Я хотел бы быть отдельным, отдельно стоящим. Я ненавижу, когда меня сравнивают с кем-то. Я не хочу быть лучше или хуже. Пока я не пойму, что во мне главное.

А писатель… После него только слова остаются. И вообще полно профессий, которые только из слов состоят. Учитель, например. Неужели наш мир держится на словах?

Я всегда думаю, что я не такой. Смотрю в зеркало и удивляюсь. И фотографии свои, кстати, терпеть не могу. Не потому что я там некрасивый (ну, это не страшно), а именно потому, что там другой человек. Не я. Или как раз я? Что вообще это за «я» такое?

Тебя убьют, — вдруг сказал он. — И ты сыграешь на моих похоронах. — Чего тебе? Шопена? Или повеселее хочешь?

Это был мне подарок. Иногда за рассеянность полагается не наказание, а подарок.

Я бы хотел быть похожим на Игната Волкова. Я пока не знаю, кто это. Мне кажется, он, или я, каждую минуту разный. Но я не хотел бы повторять кого-то. Я хотел бы быть отдельным, отдельно стоящим. Я ненавижу, когда меня сравнивают с кем-то. Я не хочу быть лучше или хуже. Пока я не пойму, что во мне главное. Но хочется, чтобы было такое. Чтобы сразу понятно: я — это я, Игнат Волков.