Цитаты из книг автора «Нина Дашевская»

Некоторые места видишь по-другому. Именно когда с ним вдвоём.

– Себастьян, – повторила Августина Блюм. – Какое красивое. Серебристое имя. – Как это – серебристое? – не понял я. – Похоже на серебристый колокольчик. Все имена цветные. Ты не знал?

– Ну вот, Вилли, и нашёлся тебе новый хозяин, – произнёс мальчишка и как-то погрустнел. А потом повернулся ко мне: – Ты уж поосторожней с ним, ладно, Севка? Не гоняй особо… – Ха, не гоняй, – засмеялся Вилли. – Кто бы говорил! Я сидел и смотрел на них. И хлопал глазами как дурачок. Всё это было как-то очень не похоже на правду. Наконец я сказал, просто чтобы сказать что-нибудь: – Так это твой велосипед? – Нет, – ответил он. – Был мой. А теперь – твой. Понимаешь, ведь много людей здесь было. Никто не слышит. Приходилось отказывать. А я, знаешь, очень не люблю отказывать людям… Тут я задал ещё один вопрос: – Тогда кто такая Августина Блюм? Он рассмеялся. И взъерошил волосы своими длинными тонкими пальцами – пожалуй, слишком тонкими для мальчишки. И сказал: – Так ты ещё не понял! Августина Блюм – это я! Августина Блюм – А знаешь, я сначала принял тебя за мальчишку! – Многие так думают, – пожала она плечом. – Но представь, что я нацеплю какое-нибудь платье! Или отращу длинные волосы. Скажи, кошмар? Я попытался представить. Да, получалась какая-то нелепость. Мы сидели на тёплых деревянных ступенях кухни. Втроём – Августина, Вилли и я. То есть, конечно, Вилли не сидел, но он был с нами, а это то же самое. Августина угощала меня своим печеньем, оно и правда было сумасшедше вкусным.

Переезжать не хотелось. Просто не укладывалось в голове, что они вот так возьмут и уедут. И никогда сюда не вернутся… Лишь когда грузчики вынесли на ремнях пианино и за ним обнаружился квадрат тёмных обоев – только тогда Лёлька поняла: да, на самом деле уезжают. Насовсем. Переезжают к дяде Лёне – и у мамы с ним теперь начнётся совсем другая, новая жизнь. Но почему для этого нужно было разваливать её собственную жизнь, Лёлькину?! Её даже и не спросил никто… Новый дом, новая школа – ничего здесь ей не нравилось. Даже своя комната – впервые по-настоящему своя! – казалась чужой. С видом на гаражи… И каштаны здесь не растут. Лёльке плохо. Плохо! И она купила в переходе чёрную куртку с черепом во всю спину. Оказалось – очень удобно. На любую погоду. Лёлька назвала её «моя черепуха» и носила не снимая. Джинсы – подарок дяди Лёни – изрезала в клочья и выкинула. Ещё постриглась – совсем. То есть абсолютно, под «ноль». Мама всё молчала; только когда увидела лысую Лёлькину голову – кажется, заплакала. Ну и пусть. У неё теперь своя жизнь, а у Лёльки – своя. В новом классе с ней пытался познакомиться некто Серый – долговязый нескладный парень, тоже весь в черепах. Лёлька так его отшила, что сама испугалась. Пыталась начать курить, но не

У меня никогда не было велосипеда. Почему-то у всех был, а у меня нет. Я даже как-то и не хотел. Просто не думал, что у меня может быть велосипед. – Знаешь, Севка, а давай поедем с тобой к морю, – сказала мама. То есть на самом деле она сказала: – Ешь аккуратно, не кроши. Но мне неинтересно слушать такие скучные вещи. Поэтому я часто слышу совсем не то, что мне говорят. – Давай скорее, в школу опоздаешь! – сказала мама. – Ладно, – пробормотал я, – на море так на море. Я вообще-то не против. Я совершенно не понимаю, как это – скорее. Я же не сижу просто так! Я

Тебя убьют, — вдруг сказал он. — И ты сыграешь на моих похоронах. — Чего тебе? Шопена? Или повеселее хочешь?

Это был мне подарок. Иногда за рассеянность полагается не наказание, а подарок.

Я бы хотел быть похожим на Игната Волкова. Я пока не знаю, кто это. Мне кажется, он, или я, каждую минуту разный. Но я не хотел бы повторять кого-то. Я хотел бы быть отдельным, отдельно стоящим. Я ненавижу, когда меня сравнивают с кем-то. Я не хочу быть лучше или хуже. Пока я не пойму, что во мне главное. Но хочется, чтобы было такое. Чтобы сразу понятно: я — это я, Игнат Волков.

Лежу и думаю о смысле жизни. Нет, мир всё-таки прекрасен.

если я приготовил ужин, то никто уже не скажет, что комната моя завалена и в неё не войти. Ну, скажут, конечно. Найдутся некоторые. Но согласитесь, что моральное превосходство — на моей стороне.