Цитаты из книги «Одд и ледяные великаны»

Всеотен опирался на трость, покрытую резьбой: собаки, лошади, мужчины и птицы, черепа и олени, и мыши, и женщины – все это вилось вокруг посоха Одина. Можно было разглядывать его часами, и все равно всех деталей не разглядеть.

Одд только пожал плечами, продолжая улыбаться. Это была его самая широкая, самая наглая улыбка, за которую дома его всегда колотили. Даже великану хотелось стереть эту улыбку с его лица. И он бы запросто это сделал, но раньше никто так не улыбался великану, и это его тревожило.

И улыбнулся великану широкой, раздражающе радостной улыбкой. Да, все дело было в улыбке. Если бы не она, великан просто поднял бы его да уронил, или расплющил о валун, или откусил голову, чтобы доесть остальное, когда проголодается. Но эта улыбка, улыбка, намекающая, что Одд знает больше, чем говорит…

Ледяной великан смотрел на него сверху. С бровей свисали сосульки, а глаза напоминали замерзшее озеро за миг до того, как лед треснет, и путник рухнет в холодную воду.

Одд понял, что очень хочет, по-настоящему, без дураков хочет верить, что мир вокруг – это все тот же старый добрый мир, знакомый ему с рождения. Что он до сих пор в стране Северного народа, в Мидгарде. Но он знал: это не так. Да взять хотя бы запах, здесь пахло по-другому. Это был живой запах. Все, на что падал его взгляд, казалось более резким, более настоящим, более существующим.

Но в том году… В том году зима застряла над фьордом, как инвалид, не желавший отдать концы.

Жил-был мальчик по имени Одд, что по-английски значит Странный, но в те времена и в той стране, о которой пойдет речь, в этом ничего странного не было. Имя означало «острие копья» и приносило счастье.

Они отправились в путь. – Что-то я часто на медведе разъезжаю. Так недолго и привыкнуть, – сказал Одд. Медведь только фыркнул.

Потом он зевнул. – Так спать хочется. – Еще бы, столько шли, – сказал медведь. – Погоди-ка. Давай тебя устроим. – Он отошел на край полянки и отгрыз несколько еловых веток. – Ложись. – А как же остальные? – спросил Ода. – Скажу им, что ты уснул в лесу. Только никуда не уходи. Отдыхай. Медведь улегся, примял ветки своим весом. Мальчик пристроился рядом, вдыхая густой медвежий запах, прижался к мягкому, теплому меху. Мир вокруг был уютным и тихим. Одду ничто не угрожало, опустилась тьма… Открыв глаза, он понял, что замерз, рядом никого нет, а громадная белая луна сияет высоко в небе. «Раза в два больше нашей луны в Мидгарде», – подумал Одд, гадая, оттого ли это, что Асгард ближе к луне, или у богов имеется собственная… Медведь исчез.

Спустились сумерки, когда вернулся медведь с форелью такой величины, какой Одд в жизни не видывал. Мальчик вскрыл рыбину ножом (лис жадно, с удовольствием слопал сырые потроха), насадил на длинную палку, срезал две рогатины для самодельного вертела и поджарил над огнем, переворачивая каждые пять минут, чтобы не подгорела. Когда рыба была готова, орел взял себе голову, остальные поделили мясо, причем медведь съел больше, чем лис и Одд вместе взятые. Сумерки незаметно перетекли в ночь, из-за горизонта медленно выкатывалась огромная, темно-желтая луна. Покончив с едой, лис улегся спать возле костра, а орел тяжело перелетел на сухую сосну. Одд взял остатки форели и прикопал в снежном сугробе, чтобы не пропала, – так научила его мать.