А она размечталась о сне, сейчас прям, мечтайте Марь Сана, мечтайте! Так и ходила по дому в деловом костюме, успела только косметику смыть и брюки снять, как тут гости пожаловали, етить твою налево! Пришлось быстро переодеваться в домашний спортивный костюм и спускаться вниз, к гостю.

– Привет! – он заговорил первым.

– Тебе не кажется, что время позднее для гостей?

– Да, прости! Просто я завтра уезжаю и решил попрощаться лично, а не по телефону.

От него прямо несло недовольством и злостью, но Марина интуитивно понимала, что причина в таких эмоциях не они с сыном.

– Куда уезжаешь? Надолго? – Илья уже сновал по кухне, ставил чайник, доставал чашки и заварку.

– У нас сейчас два объекта строятся в соседней области. Дима поедет в Ростов, я – в Питер. Надо посмотреть, как идут дела, проверить документацию и все такое. Недели на две, минимум.

Только Костя договорил, а из нее дыхание вышибло, и перед глазами уже другая картинка. Давно забытая, припорошенная пылью и выцветшая, но по-прежнему болезненная.

Тогда тоже была командировка.

Они нежились в постели. Потные, но неимоверно довольные от такого бурного секса, что у Маришки и, спустя полчаса, перед глазами звездочки блестели.

Нежный поцелуй в плечо.

– У меня командировка завтра, на две недели.

– Уже скучаю.

– Приеду, сразу тебе позвоню.

И снова поглаживания требовательных рук на ее груди, бедрах, стоны, поцелуи.

Она не знала, что так он с ней попрощался. Зато теперь была готова его убить к чертовой матери!

– Илюша, оставь нас с папой наедине, пожалуйста!

– Мам?! – сын смотрел умоляюще, но ее взгляд не предполагал непослушания.

Она молчала, пока сын нехотя плелся наверх, просто смотрела на этого ирода, сжимая кулаки, и, стараясь дышать глубже, чтобы успокоиться и не сорваться на крик.

– Ты тогда тоже про командировку говорил, помнишь? Хочешь так же с сыном поступить? – голос был приглушенный, хриплый, а от впившихся в кожу ногтей стало немного легче.

– Что?! – Костя смотрел на нее непонимающе, и такому взгляду она поверила.

Хотя, саму покоробило от злости, от застарелой обиды, но ей очень хотелось верить, что со своим сыном он так не поступит.

Тогда, давно, была молодая и глупая, видела то, чего не было на самом деле. Принимала его страсть и желание за любовь, за чувства, хотя там только сплошная физика тел была, и не больше.

Сейчас же, наблюдая, как трепетно он относится к сыну, как следит и ловит каждое его слово, насколько любящим и ласковым становится его взгляд, когда смотрит на Илью, какая гордость в нем проскальзывает, верила.

Но за себя было обидно и горько. Она, конечно, была дурочкой наивной и все такое, первая серьезная влюбленность, ей весь мир в розовом цвете виделся, где уж там включить голову и подумать.

Только он даже не помнит, что сказал ей тогда. Не помнит! Зачем оно ему надо? У него таких, как она, влюбленных дурочек, поди много было, не придумывать же для каждой что-то новое, когда есть продуманный и проверенный старый вариант?

– Марина, – он подошел к ней ближе, – послушай! У тебя есть причины не верить мне, но он все, что у меня есть! Я так благодарен тебе за него, за то, какой он! Ты…, у меня слов нет, чтобы все передать, но поверь, он дороже всего для меня!

Ответить она не успела. В дверь позвонили, и так настойчиво, что сразу стало понятно, кто так нагло может вломиться к ним, среди ночи.

Когда есть такие наглые друзья, врагов не нужно.

– Это нормально, что к вам в такое время приходят? – Костя отошел от нее, умостился на барном стуле, всем своим видом демонстрируя, что никуда не собирается в ближайшее время.

Вот ей только игры мускулов альфа самцов не хватало, для полного счастья.

У нее из головы вылетело, что Артем должен был зайти, Сава ж говорил, что пришлет его. Черт!

Илья уже сбежал с лестницы, и они с отцом стали дальше накрывать стол для чаепития.

Эти скачки ее угробят скоро, однозначно!

Открыла дверь Артему, с удовольствием оглядела того с ног до головы, кивнула, вышедшему из комнаты Васе, чтобы отнес Артёмкину ношу на кухню.

– Смотрю, у тебя тут сегодня весело? – друг выразительно глянул на мужские ботинки на полу, – Наслышан, наслышан!

– У Ильи рот не затыкается на эту тему, знаю, но нам остается только терпеть!

На секунду прижалась к другу. Он был теплый и большой, как мишка косолапый. Ее одноклассник, с которым она просидела за одной партой больше семи лет. Он стал крестным отцом ее сына, примером для подражания, другом. И его мнение о Косте, для Ильи, будет важным и даже очень.

– Ты знаешь, я даже немного ревную. Странно, правда? – спросил, улыбаясь, Артем.

Пока друг снимал пиджак и ботинки, она наблюдала за ним. Видела темные круги под глазами, морщинки в уголках глаз. Устал.

– Ты чего так поздно? Жена твоя куда смотрит, а?

– Я ее к маме отвез, эти гормональные перепады у меня уже в печенках сидят. Ты, когда на сносях ходила, такой не была, – проворчал, – Несправедливо!

– Она тебе дочку родит, так что, – хлопнула его по плечу, ободряя, – терпи, казак!

– Ну-с! Знакомь нас, что ли, Маришка, мне жутко интересно! – хлопнул в ладони, и пошел на кухню, откуда доносился смех Ильи.

– Артем, маме нельзя на ночь пиццу есть, она потолстеет! – Илья заржал как конь, приветствуя своего крестного, важно пожал тому руку и повернулся к отцу, – Папа, – это Артем, мой крестный; Артем, – это мой папа Костя.

– Да-к мы знакомы, правда, Константин Алексеевич? Давненько не виделись! – мужчина Костину руку пожал и вроде был радушным, но Маришка, зная друга не один год, заметила, вмиг закаменевшее лицо.

– Да, знакомы. Не знал, что у вас есть крестник, Артем. Думал, не при вашей работе с детьми возиться. – Костя говорил спокойно, но сдерживал себя еле-еле, – Марина, можно тебя на секунду?

Она спокойно кивнула в сторону кабинета и пригласила его проследовать за собой. Тихо закрыла за ними дверь и повернулась к напряженному мужчине.

– Ты хоть знаешь, кто он такой? Ты понимаешь, кого к ребенку подпустила? – без лишних слов начал на нее гнать.

– Знаю, а вот вы каким образом пересекались, мне интересно! Есть что мне рассказать?

– А тебе? Господи! – провел рукой по волосам, – Крестный отец моего сына – правая рука криминального авторитета, твою мать! Чем ты думала, когда с ним связалась?!

– Это не твое дело! Все, что ты должен про него знать, это то, что для твоего сына он всегда находил время, ходил с ним в походы и на рыбалку, поддерживал меня, когда мне жить не хотелось. Он был примером для Ильи, любит его, как родного, – это главное! Точка!

– Да?! – горько усмехнулся, – А то, что они наркотой торговали, бои подпольные устраивали,– это меня не касается?!

– А ты, значит, чистенький, что ли? – презрительно скривилась, – Хватит лицемерить, Костя! Не у всех есть богатенькие родители, которые по наследству детям передают огромные активы и бизнес. Кто-то всего добивается сам, и не мне тебе рассказывать, каким путем у нас зарабатывается первый миллион зеленых бумажек.

– Это ты лицемеришь, ты! Он чужих детей гробил, а твоего любит и своего тоже, наверное, это, значит, нормально?!

– С каких пор ты вдруг озаботился чужими проблемами? Раньше за тобой такого не замечала.

– Ты меня не знала раньше, и сейчас не знаешь! – рыкнул на нее, – Как ты можешь спокойно сидеть тут, и знать, что он общается с твоим ребенком?

– Пошел ты к черту со своей моралью, понял?! Он мой друг, я его знаю сто лет! И если бы не он, твоего сына бы забрали в интернат для умственно отсталых детей, ясно тебе! Тоже мне, святоша, бл*ть! Где ты был, когда твоему сыну нужна была помощь, деньги на врачей?! Сказать где?! Развлекался с очередной шлюхой! Знать забыл, что девочка Маришка могла от тебя залететь, правда?!

– Давай успокоимся, ладно? – примирительно начал.

– К черту твое «успокоимся»! Не смей обвинять людей, благодаря которым, ТВОЙ сын жив и здоров, понял?!

– Объясни мне все нормально! И не кричи, ты Илью напугаешь!

– Как же ты меня бесишь, если бы ты только мог представить, как ты меня бесишь! Вы, дети богатых родителей, думаете только о себе, а те, кто из дерьма выбивается на вершину, считаете преступниками, быдлом. Так вот, я быдло, и ради здоровья своего сына такие вещи делала, что по мне тюрьма рыдает. У меня, знаешь ли, выхода не было. Когда мы Тамира хоронили, я только об Илье думать могла, как помочь, чем, каких врачей, чтобы только живой, – сама говорила, а сердце стучало-стучало, разорваться было готово, – Ты не понимаешь каково это, услышать от врачей диагноз аутизм. И плевать им было, что они ошиблись, что просто не стали париться и делать остальные тесты. Плевать! Люди вообще твари бездушные, а такие врачи, особенно! А я мать одиночка, без работы. Знаешь, они мне предложили его в интернат сдать, мол, я не справлюсь, не смогу заботиться о нем, как следует. Господи, если бы Артем нормального доктора не нашел, мы бы до сих пор…– она запнулась, не смогла этого сказать, – Каждый выживает, как может, Костя. Мы тогда могли только так. Никому в ж*пу не нужен был мой красный диплом, и мамин опыт работы. Всех увольняли, кризис, говорят. А я, после родов, два месяца с постели не вставала, мы в такой заднице оказались. Мне предложили работу, пусть нелегальную и, завязанную с такими деньгами и людьми, что дурно стало, но у меня на руках был сын и мать. Артем мне пообещал, что как только я захочу уйти, я уйду. Слово свое сдержал, и держит до сих пор! Так что, ты можешь пойти нах*ен со своими обвинениями и всем остальным, или можешь пойти извиниться перед человеком, заменившем твоему сыну отца, и сказать ему спасибо за все, что тот делал, пока ты из одной постели в другую прыгал!

Она не торопилась смотреть на него, не хотела, чтобы он видел ее слабость, чтобы видел в ней женщину. Ей он был не нужен, ни когда это все происходило, ни сейчас.

– Почему ты мне раньше не рассказала?

– А кто ты такой, чтобы я перед тобой душу выворачивала?!

– Отец твоего сына, – хрипло прошептал, сглатывая ком в горле, – Где ты Тамира похоронила? Я у Ильи не спрашивал, побоялся.

– На Новодевичьем, – поскорей бы он уже убрался, ей время надо, чтобы успокоиться.

– Я, когда вернусь, съездишь со мной?

– Хорошо!

– Глупо просить у тебя прощения, но я прошу. Хоть это уже ничего не изменит, но ты с этим живешь давно, а я только недавно узнал, что потерял сына. И мне жаль, что тогда меня не было рядом. Ты можешь мне не верить, можешь меня не прощать за все, но теперь я с тобой, и я рядом.

– Иди к Илье, Костя, мне одной побыть надо, – устало проговорила, тайком вытирая щеку от слез.

Мужчина молча кивнул, она к нему спиной стояла и не видела, как тот сам почернел от горя, которое прятал ото всех. Не откуда было Маришке знать, что он сам себя винит во всем, что каждую минуту умирает от мыслей, от чувств.

Костя ушел. А Марина так и не поделилась с ним своей болью, и счастьем, одновременно.

Она ждала близнецов. Беременность была сложная, тяжелая. У Тамира показывали тазовое предлежание, но развивались парни нормально. Назначили кесарево, роды начались раньше. У Маришки было многоводие, и это сказалось на детях.

Тамир родился первым, и она даже не поняла сначала, что что-то не так. Ее мальчик молчал, головка была неправильной формы, врачи ей его даже рассмотреть не дали, как следует, унесли. А потом Илья появился, крикливый такой был, с самого рождения.

Это уже потом, когда искали причины появления у Тамира энцефалопатии головного мозга, Илье поставили аутизм.

У Тамира были страшные нарушения, коматозный синдром. Он прожил всего двадцать три минуты, лежал у нее на руках весь в трубках, и в иглах. Но ее убедили, что ему не больно, что он ничего не чувствует.

Она даже глазки его не увидела, и он не видел свою маму.

Худший день в ее жизни!

И самые радостные двадцать три минуты ее жизни, когда ее старший сын…, когда она держала его на своих руках, и пела колыбельную:

«Лунный свет в окошко, звёзды в небесах.

Спи, мой милый крошка, закрывай глаза.

Замурлычет ветер, как пушистый кот,

И усталый вечер, торопясь, уйдёт…»

За ее спиной тихо отворилась дверь, прерывая тихую песню, руки друга сильно сжали плечи, давая нужную опору:

– Он ушел?!

– Да!

И тогда она, через сглатываемое рыдание и слезы, продолжила петь, вместе с Артемом, раскачиваясь из стороны в сторону:

«Баю-баю, баю-баю.