Глава 4

Рисунки Кати Семеновой представляли собой своеобразный дневник, который девушка завела за три месяца до своей гибели. На каждом из них имелась дата, но числа и названия месяцев были не просто проставлены, а входили в сюжет картины. Вот Катя сидит на скамейке, то ли в парке, то ли в каком-то сквере, по дорожке идет человек, в руке у него газета за 26 сентября. В этот день в местной «Вечерке» вышла большая статья о молодой талантливой художнице Екатерине Семеновой, как узнала Полина позже. Картинка залита радостным светом, наполнена ощущением счастья. Вот Катя и этот же человек прогуливаются по улице – электронные часы у входа в магазин показывают новую дату: 1 октября. День открытия персональной выставки Екатерины Семеновой, еще один счастливый день. Вот Катя и ее спутник входят в здание театра – на афише 16 октября. Яркий, желтый, жизнерадостный кленовый лист, летящий по ветру, слегка подпорчен темными пятнами сбоку. А дальше…

Темные пятна проступают все более отчетливо. Теперь они на всем: на дорожках, скамейках, лицах прохожих. Настроение стремительно меняется. Одиночество, боль, безнадежность, обида видны в каждом рисунке. И образ спутника тоже меняется стремительно. Он пугает ее, он ее мучает.

25 октября – обрывок театральной программы с датой тонет в луже. Равнодушный, холодный, пасмурный день – и лицо ее спутника точно такое же равнодушно-холодное, пасмурное.

4 ноября – черные, словно на траурной ленте, буквы и цифра на транспаранте. Дождь. Праздничная колонна больше похожа на похоронную процессию. Он идет в этой колонне, а Кати на картинке вообще нет.

20 ноября – дата расположена в самом центре листа. Снова дождь, безнадежный, серый. Мужчина держит в руках котенка, мокрого, жалкого, грязного. Держит брезгливо и осторожно, боясь запачкаться. У котенка глаза Кати. У котенка человеческое, Катино лицо.

Декабрь… Дождь кончился, но картины стали еще мрачнее и безнадежнее. Мертвые, пустынные улицы обряжены в снежный саван. Черные окна домов отражают лицо человека, которого она так любила. Он повсюду, повсюду, и сбежать от него невозможно. Разве что в смерть.

Катя погибла 15 декабря. Выпала из окна своей комнаты. Следствие велось недолго и не очень основательно. О рисунках никто не знал, о мужчине, с которым она встречалась, тоже. Все указывало на несчастный случай. Но спустя почти четыре с половиной года мать Кати, Анастасия, случайно натолкнулась на этот художественный дневник. Ей, психиатру по профессии, рисунки рассказали о многом. А впрочем, здесь и не психиатру было все ясно.

Анастасия обратилась в агентство Полины. В несчастный случай она больше не верила. Мужчина, изображенный на картинках, так или иначе был причастен к гибели ее дочери. В этом она была совершенно уверена.

Полина взялась за расследование этого дела. Но ничего не успела выяснить, потому что на следующий день ее сбила машина. Виновник аварии скрылся с места происшествия, его так и не смогли найти по тем скудным и путаным показаниям, которые дали немногочисленные свидетели.

Личность человека, возможно повинного в смерти восемнадцатилетней Кати Семеновой, так и осталась невыясненной. Анастасия ни в какие другие детективные агентства больше не обращалась. И вот теперь совершенно неожиданно Полина встречает его в парке.

Встречает и видит. Действительно, по-настоящему видит. Кто объяснит сей странный феномен?

С момента встречи прошло уже три часа, но Полина так и не смогла успокоиться. Ну совсем нисколько. Его искаженное ужасом, отчаянием, болью лицо все стоит перед глазами, и ничего с этим поделать невозможно. Позвонить Виктору? Поговорить с Анастасией? Попросить приехать маму?

Нет, она должна справиться сама. Все это просто какое-то болезненное явление, вроде голосов, которые ее преследовали. Нужно отвлечься – и все само собой пройдет.

Полина заварила чай, включила плеер. Но чай оставил во рту горький, металлический привкус, как когда вырван больной зуб, а музыка настойчиво уводила в парк. Их встреча снова и снова прокручивалась в голове.

Чем он был так напуган? Что вообще способно довести человека до такого состояния? Почему он встретился ей? Каким образом она смогла его увидеть?

Полина вылила в раковину остатки невозможно горького чая, вымыла чашку, аккуратно, чтобы не задеть другие, поставила в шкаф, полностью сосредотачиваясь на этом занятии, как в первые дни своей самостоятельной жизни. Озабоченно – сплошное притворство перед самой собой – провела рукой по поверхности холодильника: проверить, не скопилась ли пыль и не нужно ли заняться уборкой. Решила, что уборка совершенно необходима. Налила в ведро воды, принесла с балкона половую тряпку – в голове возникло отчетливое воспоминание: человек, которого она встретила в парке, держит в руках мокрого, замерзшего котенка, – такое отчетливое, словно она не на картинке это видела, а сама присутствовала при событиях. Вот только на лице его не было брезгливости и той гадливой жалости, как изобразила Катя. Лицо было отстраненно-спокойным.

Какую же роль он сыграл в ее гибели? И что произошло с ним сегодня?

Полина выжала тряпку и принялась мыть пол. Сообразила, что не с этого всегда начинала уборку. И вдруг ясно увидела номер сбившей ее машины. Почувствовала на секунду небывалое облегчение, словно разгадала невероятно сложную загадку, бросила тряпку, нашарила на столе тетрадь и ручку, записала номер.

– Мой вклад в расследование, – проговорила она вслух, – никто из свидетелей на номер не обратил внимания, а я вот взяла и вспомнила.

Впрочем, вклад запоздалый: следствие по ее делу давно закончилось, возобновлять его никто не будет. Разве что она сама. Но это вряд ли. Что толку? Ну найдет она виновника ее несчастий, а дальше? Мстить ему она уж точно не собирается. Так что и искать нет никакого смысла.

Нет смысла, если эта авария не связана с ее расследованием обстоятельств гибели Кати Семеновой. А если связана? Если сбили ее не случайно, а для того, чтобы не смогла продолжить расследование? Чтобы не смогла найти Катиного убийцу?

Значит, убийца все-таки был?

Но если и был, то совсем не обязательно им являлся Катин возлюбленный, тот, которого она изобразила на своих рисунках… Тот, которого Полина встретила в парке…

Тогда почему она его встретила? И главное – почему… его видела? Какой в этом смысл?

Никакого смысла нет и не может быть в болезненных видениях. Все это нужно просто выбросить из головы и успокоиться.

Полина вытащила пылесос из шкафа, собрала его и принялась яростно, злясь на себя и свои ненужные мысли, чистить ковер.

Уборка заняла много времени, но от мыслей не избавила. Приготовление сложного многоступенчатого ужина (Полина притворилась перед собой, что ужасно проголодалась) тоже. И аудиокнига – новый, во всяком случае для нее, роман Айрис Мердок – не смогла отвлечь. Рассердившись на себя окончательно, Полина легла спать.

Сон долго не шел – не мог пробиться сквозь детективные выкладки, которые навязчиво продолжали выстраиваться в голове. Но когда, уже под самое утро, мозг не выдержал и наконец сдался, ей приснился кошмар. Длинный белый коридор больницы, наполненный энергетикой отчаяния и боли. Громко стучат часы, отмеряя время чьей-то утекающей жизни. Она идет вперед по этому бесконечно длинному коридору, но с каждым шагом становится все страшнее. Где-то там, впереди, приоткрытая дверь, за ней – темнота. Это и есть ее цель. Страшная цель, она не хочет там оказаться, но повернуть назад не может. Часы замирают на несколько секунд – чье-то сердце на эти несколько секунд останавливается – и начинают стучать с новой силой. Цель приближается – дверь уже отчетливо видна, даже можно рассмотреть узор резной ручки. Осталось сделать всего пару шагов. Тишина, ужасная, давящая, только часы продолжают стучать. И вдруг эту тишины разрывает дикий нечеловеческий крик.

Крик человека, встретившегося ей в парке.

Пробуждение было резким, внезапным – сознание не поспело за телом, и потому все, что произошло с ней дальше, скорее напоминало продолжение сна. Отбросив одеяло, Полина встала и подошла к распахнутому настежь окну. Обонянием, кожей, еще каким-то не поддающимся классификации чувством ощутила, что наступило утро. Раннее, сырое, не по-летнему холодное. Постояла немного, вдыхая этот какой-то враждебный воздух – и вдруг поняла, что просто не может оставаться дома. Почему-то не имеет права. Быстро, ужасно спеша, оделась, взяла трость (она ей была сейчас совсем ни к чему в это безлюдное раннее утро) и вышла из квартиры.

Куда и зачем идет, она не знала и, если бы ее кто-то об этом спросил, очень расстроилась бы, потому что это окончательно сбило бы ее с толку. Шло ее тело, сознание все еще оставалось во сне.

На улице стояла неправдоподобная, какая-то нецивилизованная тишина, нарушаемая только стуком ее трости. Как часы из кошмара, подумала Полина и невольно стала выбивать тростью часовой ритм.

Два квартала направо, подсказала она себе, дойдя до перекрестка улиц. И тут ощутила, что больше не одна на этой пустынной улице, появился еще какой-то прохожий. Часы в голове застучали громче. Замерли на миг и опять застучали, напряженно, взволнованно. Полина сделала еще несколько шагов вперед и остановилась. Радость и невероятное возбуждение нахлынули с такой силой, что закружилась голова. Она поняла, куда принесло ее тело – к офису агентства. Открыв дверь ключом, который неизвестно как оказался в кармане ее плаща, Полина вошла в офис. Рука механически нашарила выключатель… Полина посмеялась над собой, но выключать свет не стала. Села за свой стол, откинулась в кресле. Радость снова нахлынула с необыкновенной силой. «С возвращением», – сказала себе Полина и опять засмеялась.

Стукнула дверь, зазвучали шаги. Радость сменилась предчувствием боли так резко, что она вздрогнула. Только не нужно пугаться, попросила она неизвестно кого и повернула голову в сторону пришедшего.

Конечно, это был он, человек, встретившийся ей в парке, и конечно, она его снова видела.

– Здравствуйте, – проговорил он хрипловатым, сорванным криком голосом. – Меня зовут Максим Данилов. Кажется, мы с вами уже встречались? – Он виновато улыбнулся и замолчал в нерешительности.

– Да-да, я вас прекрасно помню, – пришла ему на помощь Полина, но почувствовала, что светскость ее тона при данных обстоятельствах абсолютно неуместна и даже в чем-то оскорбительна. Она хотела исправиться, придумать другую фразу, более душевную, более теплую, но тут ей в голову пришла одна жутковатая мысль: этот человек, возможно, виновен в гибели Кати и в попытке убийства ее самой, а сейчас пришел довершить то, что тогда у него не вышло. – Присаживайтесь, – сказала она все тем же светским тоном, чтобы скрыть страх. – Что вас ко мне привело?

– Вы привели, – прохрипел он и издал какой-то дикий смешок, подтверждая ее жуткую мысль. – Я шел за вами. – И вдруг, как-то по-детски всхлипнув, совсем другим, испуганным, умоляющим голосом попросил: – Пожалуйста, помогите мне.

Страх ее сразу прошел, кроме жалости, сочувствия, желания помочь, она больше ничего не испытывала.

– Расскажите, что с вами случилось, – попросила Полина.

– Рассказать будет очень непросто. – Максим опять усмехнулся, но совсем по-другому. – И поверить вам будет непросто. Я хотел бы… – начал он, но сбился, не смог продолжить. – Я хотел… Видите ли, он не оставит меня в покое, пока… – И опять замолчал, не зная, как сформулировать свою просьбу. – Я хотел бы нанять вас расследовать одно убийство, – поймал он наконец свою ускользающую мысль и удовлетворенно вздохнул.

– Расследовать убийство? Но я… – Теперь пришла в замешательство Полина. Она хотела объяснить, что детективная деятельность осталась в прошлом, что она просто физически не может ничего больше расследовать, но неожиданно для самой себя сказала совсем другое: – Расскажите подробно все, что вы об этом знаете. – Ей почему-то представилось, что Максим поведает ей историю их отношений с Катей Семеновой.

– Я убил человека, – жестко проговорил он и сам испугался и своей жесткости, и своего признания. – А теперь этот человек меня преследует, – добавил вымученно, снова охрипнув. – Я не помню, за что я его убил, я даже не помню, кто он. И он не оставит меня в покое, пока я все это не пойму.

В его историю действительно трудно было поверить. Сначала Полина решила, что перед ней сумасшедший. Призрак, преследующий своего убийцу, – нет, это что-то из области психиатрии. Странно, что ни следователь, ни адвокат не увидели, что Максим – просто больной человек. Непонятная непрофессиональность, необъяснимая душевная черствость. Его лечить нужно было, а не судить.

– Как звали вашего адвоката? – возмущенно спросила она.

– Беляев Семен Александрович, – с готовностью ответил Максим, – да он неплохой человек, честное слово.

Имя следователя Максим вспомнить не смог, но Полина решила сама это выяснить позже.

– Когда произошло убийство?

На этот вопрос Максим тоже почему-то ответить не смог. Он совершенно запутался во времени.

– Следствие велось очень долго, может быть, год, может, два… А может, и несколько месяцев. Понимаете, там нет времени.

– Где это – там? – испуганно переспросила Полина, она все больше и больше убеждалась в его невменяемости.

– В тюрьме, – просто ответил Максим. – Там все дни настолько одинаковы, что невольно погружаешься в спячку. Я спал…

– А ваши сокамерники? Неужели…

– Сокамерники? – Максим удивленно на нее посмотрел. – Не было никаких сокамерников.

– Странно. – Что-то во всем этом было не так. От начала до конца не так. Может, Максим и сумасшедший, но дело не только в этом.

– Ужасно болит голова, – признался он вдруг. – Иногда просто невозможно вынести.

И опять ей стало очень его жалко, и захотелось немедленно помочь, облегчить его боль.