Двух часов дорожникам не хватило на устранение последствий крушения, не хватило и трех, и только к вечеру оставшиеся вагоны удалось сдвинуть с проклятого места подошедшему сзади эшелону. На станции Щигры не оказалось свободного паровоза и свободных вагонов для перегрузки увечных и раненых, выгруженных из двух первых вагонов. Пришлось загружать тяжелораненых в оставшиеся – не поврежденные, выгрузив из них легкораненых. Пока вся эта толкотня и суета продолжались, солнце стало опускаться к горизонту.

– Товарищи легкораненые, двигайтесь в сторону станции – это совсем рядом. Там вы получите пищевое довольствие и будете ожидать дальнейших указаний,– обратилась к бойцам майор на прощанье и вагоны залязгали в сторону Щигрей, растворяясь в вечерних сумерках.

– Понятно, что в сторону станции, не на запад же шлепать,– проворчал Ленька, распрощавшийся с Серегой и Иваном.

– Пол литры у меня сейчас нет, Лень. Потом как-нибудь, после войны встретимся и отметим. Возьми пару банок тушенки в моем мешке заместо пол литры. Нас-то накормят скоро по любому, а вам еще вон сколько тащиться до станции и потом, как там сложится одному Богу известно. Бери, бери, не стесняйся,– Серега сунул в руки Леньке банки и помахал с носилок на прощанье рукой.

А старшина однофамилец, впавший в забытье, и вовсе с Ленькой не попрощался. Кинул ему в ноги его сидор со скаткой Ленька, шепнув на прощанье:

– Выздоравливай, дядь Вань,– в ответ услышал невнятное мычание и, вздохнув, отправился к месту сбора остающихся в поле легкораненых. Командовал здесь тот самый капитан гвардейского роста и, построившись в колонну по три, сводная, увечная рота, побрела в сторону станции, цепляясь друг за друга.

– Шире шаг,– попробовал подбодрить бойцов капитан и услышал в ответ из строя столько матерщины сразу и такой разнообразной, что счел за лучшее промолчать и более не командовать. Два пройденных до станции километра показались Леньке бесконечными, и когда в сгустившихся сумерках рота добрела до первых изб и без команды повалилась с ног под заборы, он тоже упал и с удовольствием свернул цигарку.

– Товарищи бойцы, нам придется остаться здесь до рассвета. Блуждание в потемках, по населенному пункту, считаю нецелесообразным,– обратился к раненным капитан.– На этом подворье я вижу колодец, рекомендую им воспользоваться, для пополнения запасов питьевой воды и далеко не разбредайтесь. Место сбора здесь.

– Спасибо, Серега,– помянул добрым словом Ленька своего попутчика давешнего, распуская лямки сидора и вынимая из него банку с тушенкой и котелок с сухарями. Выплывшая на небосклон ущербная луна, неожиданно довольно ярко высветила унылую реальность, наполненную стонами, приглушенными голосами и скрипом колодезного ворота с толпящимися рядом с ним людьми.

Угнездившийся рядом боец с подвязанной рукой, молча протянул ему нож, и Ленька, молча приняв его, с удивлением отметил, что это кинжал немецкий, но промолчал, пожав плечами и вскрыв свою, вернул так же молча его обратно. Сил на разговоры и желание разговаривать, просто не было.

– Мою ковырни,– попросил боец, протягивая ему такую же стандартную армейскую банку и отстраняя ей протянутый нож.– Одной рукой – несподручно.

– Угу,– Ленька вскрыл скользкую от солидола посудину и, поставив ее перед бойцом, не удержался и спросил, возвращая нож.– Трофейный?

– На пять пачек махры выменял. Эсэсовский – динсдольх называется. Привезу домой, буду свиней им колоть,– отозвался боец, воткнув трофей в землю по рукоять.– Умеют фрицы ножи делать. Лезвие держит, как бритва.

– Умеют. Сухари будешь?– Ленька подвинул в сторону бойца котелок с сухарями.– Сам откуда будешь? Меня Ленькой зовут.

– Александр. Саня. Я из Новгорода. Не, сухари не хочу. У меня еще полбуханки ржанухи есть. Хочешь?

– Давай,– Ленька взял протянутый ему ломоть хлеба и принялся за тушенку.– Почти земляки мы с тобой. Я из Ленинграда.

– Ага. Лаптем по карте,– хмыкнул Саня.

– Ну, уж и лаптем. Рядом совсем. Лаптем – это какой-нибудь Мурманск или Свердловск. А Новгород, Псков, Луга – это, если на глобусе смотреть, то сантиметр какой-нибудь,– Ленька выскреб остатки тушенки и, запив ужин водой из фляги, потряс ее.– Кончается родниковая, переходим на колодезную.

– Колодезная – тоже родниковая. А вот в этом вообще ледяная. Цепь метров тридцать. Представляешь, сколько ковыряться пришлось хозяину?

– Не повезло мужику от избы одни головешки остались,– посочувствовал хозяину колодца Ленька.

– А тут всем не повезло. Два раза фронт через село прокатился. Одни трубы торчат. Я через эти Щигры днем проезжал, пепелища сплошные,– Саня протянул Леньке свою флягу.– Попробуй.

– Класс,– оценил Ленька, сделав пару глотков.– Обязательно наберу утром.

– Капитан нам попался с шилом в заднице, поднимет ни свет, ни заря и к колодцу тогда хрен протолкаешься. Советую запастись сейчас, пока все дрыхнуть завалились,– посоветовал Санька.

– Уговорил. Сразу видно, что ты, Сань, из пехоты,– Ленька поднялся, кряхтя и отправился к колодцу, бросив через плече сидящему Саньке:

– Не уходи никуда, пригляди за мешком, чтобы не сперли. У меня там портянки ценные, первой категории, байковые.

– Ха-ха-ха,– отозвался из темноты свеже-обретенный приятель и когда минут через пять Ленька вернулся к нему, он уже сопел носом с вещмешком под головой, завернувшись в шинель. А вот поспать в эту ночь им, к сожалению, не удалось. Только Ленька прилег рядом с Саней, как в небе загудели ночные немецкие бомбардировщики. Летом 1943-го советские асы, в буквальном смысле этого слова, сбросили их с неба в дневное время суток и господствовали там, превосходя по численности. Однако задачи боевые следовало выполнять, и командование Люфтваффе прибегло к тевтонской хитрости, принялась наращивать ночные бомбежки стратегически важных объектов.

Железнодорожных, узловых станций в том числе. И Щигры, таковыми являясь, именно в эту июльскую ночь с 13-го на 14-е июля подверглись массированной атаке сверху. ПВО на этом объекте не располагало, к сожалению, средствами обнаружения противника световыми, в виде прожекторов и стервятники Геринга практически безнаказанно сыпали на станцию свой смертоносный груз, правда, тоже практически наугад. Перепахивая всю округу в радиусе пяти километров от узловой и превращая и без того безжизненный ландшафт поселка, в лунный.

Загремевшие взрывы совсем рядом раздавшиеся, подняли роту инвалидную на ноги, и бойцы заметались в потемках, впадая в панику.

– Товарищи раненые, сохраняйте спокойствие,– раздался командирский рев капитана.– Немец бомбит станцию и сюда на окраину может упасть только случайная бомба, поэтому организованно отходим вон в то поле и там пережидаем налет. За мной марш,– проорал он это все на одном дыхании, и личный состав согласился с принятым им решением, загремев каблуками вслед за командиром. В поле пшеничном, за неимением леса, укрываться все же гораздо разумнее, чем сидеть среди развалин в ожидании этой случайной бомбы, которую какой-нибудь фриц сбросит тебе на голову заместо того чтобы вывалить ее куда следует.

Так подумал личный состав, стимулированный взрывом бомбы и вовсе рядом раздавшимся. Бомба угодила в подворье с колодцем и добавила всем оставшимся в живых энтузиазма. Поле встретило роту сводную шорохом колосьев и способное укрыть сводную дивизию, эту горстку людей приняла вполне благожелательно.

– Далеко не разбредаться, товарищи. Рассветет, и отправимся на станцию. Я надеюсь, что фрицы не повредят ее настолько, чтобы этот налет помешал нам эвакуироваться,– напомнил громогласно капитан предстоящую боевую задачу и бойцы скучковались вокруг него, образовав темное пятно на фоне соломенном. Однако капитан ошибся. Оптимизм его в этот раз, ни на чем не основанный, не подтвердился. Попали бомберы удачно несколько раз, судя по грохоту, начавшемуся после того, как они вывалили из своих бомболюков все до последней бомбы.

Возможно, что именно пара последняя и попала удачно в вагон с боеприпасами. Сдетонировавшие боеприпасы подняли столбы пламени до облаков и засыпали своими, беспорядочно разлетающимися фрагментами все окрестности станции – поле в том числе.

– Щели следовало отрыть,– поздно сообразил Санька, вжимаясь в землю рядом с Ленькой.

– Чем?– прохрипел тот, а вокруг уже горела пшеница от залетевших на поле фрагментов вагонных.

– Рота-а-а!– заорал сообразительный капитан.– Встать! Из очагов возгорания, бегом марш!– команда всем показалась своевременной и рота, вскочив на ноги, помчалась по полю со спринтерской скоростью, перепрыгивая через эти очаги, в сторону диаметрально-противоположную несчастной станции, которую окончательно разносило взрывами снарядными.

Родными, но от этого не ставшими по отношению к родным просторам менее убойными, чем те, что изготовлены на чужбине. Промчавшись за пять минут пару километров, которые накануне вечером роте казались бесконечными, бойцы попадали с ног рядом с оврагом, затянутым масксетью, и путь в который им преградили выскочившие из него люди с винтовками.

– Стой,– рявкнули от оврага, и рота дисциплинированно рухнула им под ноги.

– Кто такие? Почему драпаете?– задал вопросы своевременные, голосом прокурорским старший из оцепления охранного и капитан принялся ему объяснять вполголоса, почему сводная рота так поспешно меняет место дислокации.

– Видим, что станция к чертям собачьим рвется,– принял его объяснения старший и скомандовал.– Хрен с вами, валяйтесь здесь пока, но чтобы, чуть рассветет, убрались к чертовой матери и не демаскировали нас. Ясно, товарищ капитан?

– Так точно, товарищ майор,– козырнул капитан и продублировал его распоряжение:

– Привал, товарищи бойцы, до рассвета.

Отто Киттель, дождавшийся наступления темноты, подполз к оврагу самым кратчайшим путем, но приглядевшись к месту в лучах "волчьего солнышка", не рискнул пересечь его в этом месте. Слишком интенсивно здесь кипела ночная жизнь, по его мнению. Бойцы, отоспавшиеся за день, носились как ошпаренные, подгоняемые командами и Отто пополз вдоль оврага, надеясь обнаружить брешь более спокойную. Однако это ему не удалось. Похоже, что овраг шевелился весь, на всем своем протяжении.

– Доннер Веттер,– бормотал Отто, облизывая пересохшие губы, сплевывая тягучую слюну и, когда в небе ночном прогудели родные бомбардировщики и принялись долбить станцию, искренне обрадовался в надежде, что овраг хоть на какое-то время угомонится, отвлекшись из любопытства на этот грохот. Овраг действительно замер и из него даже выползли его обитателя поглазеть на зарево и чуть не обнаружили затаившегося у его края Киттеля. Отто едва успел отползти обратно в поле. Медленно пятясь, он решил описать дугу и выйти левее этого места, слишком насыщенного любопытными обитателями.