Давно расстались, а Иван всё никак не может привести чувства в обычную норму: «Есть же на свете подобные женщины!» Не сдержавшись, произнёс вслух:

– Всего бы разок переспать с женой оберст-лейтенанта и можно завязывать беспартийный элемент узлом. После неё ни к одной русской бабе желание не появится.

Не доходя ста метров до дома, схватился за живот и рванул вперёд. Не взирая, на ливень и грязь на дороге, поскальзываясь на поворотах, успел заскочить за сарай и снять кальсоны, – пребывание в гостях не прошло даром. Отсиделся на корточках, немного отпустило, поднялся.

Услышав шаги, Даша, не ложившаяся спать, встретила Ивана у порога. Зайдя вместе с ним за занавеску, тихонько, чтобы не услышали домочадцы, поин-тересовалась:

– Ну, как там у них?

– Пердят за столом, – ответил Иван.

Сообщение поразило Дашу столбняком: «Бедный мужик, как ему достаётся, и жены нет под боком, – приласкать, пожалеть! Ох, горюшко, горюшко, жалко Ивана…» Оправившись от удара, села на кровать, погладила Ивана по голому плечу:

– Не думай ты об этом, не рви себе сердце. Отдыхай.

Иван обнял Дашу, не сделавшей попытки отстраниться, намереваясь завалить её в койку, но вовремя вспомнив, что семья рядом спит, ответил:

– Ради вас стараюсь, все невзгоды от немецкого общения на себя принял.

Долго ворочается Ваня, не в силах отогнать образ блондинки. Переключил внимание на Дашу, и постепенно образ блондинки исчез за новым образом шатенки, только что покинувшей его спальный и рабочий уголок. Решил: «Попытка не пытка, при первой же подвернувшейся возможности займусь Дашей».

Проснувшись, вспомнил, что вчера надумал, стал со всех сторон подходить к задумке, решил: «Не имеет смысла трогать Дашу, проблем не оберёшься. Братья – мужики здоровые, накостыляют по шее и выкинут из дома. Где тогда жить, не идти же на поклон к Валентину?»

Выглянул на улицу. Дождь продолжает лить, дороги вконец развезло, с северо-востока, со стороны Ржева, грохот боёв слышится отчётливо, а на востоке, со стороны Москвы, фронт отдалился. Равнодушно подумал: «Капец Москве. Куда Ленина денут? Неужто немцы его в Берлин увезут? Поставят мавзолей первому русскому коммунисту на главной площади, названной в честь русского царя Александра Первого…» Удивился – откуда выплывают знания?

Вернувшись из коровника, Даша поставила на лавку пустое ведро и пояснила:

– Больше, Иван, молока не жди, носить не буду, – коровы перестали доиться.

– Ну и ладно, буду пить молоко от бешеной коровки! – ответил Иван, второй раз за два дня поставив Дашу в знак единицы с отвалившимся носиком.

Сапоги фрау обер-лейтенанту закончил, от сердца отлегло, перестал нервничать. Завернул их в чистую тряпочку и стал ждать гостью.

Заурчал мотор автомобиля: кроме немцев, приехать некому. Иван поднялся встречать гостей. Без стука открылась дверь, и в облаке морозного пара вошла фрау обер-лейтенант. Не поздоровавшись, спросила:

– Мой заказ готов?

– Нет, фрау Адалинда!

– Когда примерку делала, ты мне обещал к сегодняшнему дню заказ выполнить.

– Слово своё я сдержал: обувь готова, но не хватает подковок. Нужны подковки на каблуки и на мыски, без них обувь – не обувь, а так, одно название. Требуются подковки, чтобы след от них оставался понятный всем.

Немка заинтересовалась:

– Какие же подковки нужны? Может, я помогу?

Иван нарисовал подковки – большую и маленькую в виде буквы «А», у которой вершина не острая, а полукруглая по форме каблука и мыска.

– И что это означает? – не поняла Адалинда.

– Рисунок подковок означает первую букву имени Адалинда.

– Как интересно ты придумал! Напиши размеры: в Вязьме есть кузнецы, они мне откуют подковки. Завтра отпрошусь у коменданта, сделаю заказ. Хочу, чтобы двадцать шестого декабря, в День рождественских подарков, сапожки были на моих ногах. В этот день комендант соберёт всех офицеров спецгруппы для поздравления и вручения подарков. Буду блистать новыми сапожками.

Адалинда привезла заказ, и Иван при ней прибил подковки. Фрау обулась, походила по комнате, с удовольствием прислушиваясь к стуку сапожек, не вытерпела и, выскочив за дверь, прошлась по дорожке. Полюбовавшись отпечатком букв, юркнула в дом, в тепло, – холодный дождь не позволил ей дольше любоваться рисунком.

– Нам не разрешают снабжать русских марками, но… ты заслужил, держи… Я уезжаю в Пещёрск, вернусь часам к восьми. В девять вечера жду тебя у себя, отметим…

– Обмоем, – поправил Иван.

– Да, обмоем, не опаздывай…

Скользя на раскисшей глине и проклиная холодный непрекращающийся дождь, отправился в Степановку.

Фрау Адалинда встретила его в халате, надетом на голое тело. Обер-лейтенантша натянула сапожки, походила в них по комнате и, не снимая сапог, потащила Ивана к широкой постели…

– Хорошие сапожки, нисколько не мешали заниматься любовью, – похвалила изделие. – Повезло тебе в дружбе со мной. Мы приблизились к Москве. Возьмём столицу Советов, война закончится, построим сапожную фабрику. Наберёшь рабочих, станешь директором, влиятельным человеком, купишь одежду…

– Не гони тюльку, – почему-то обиделся на её планы Иван, – Москву вряд ли возьмёте, а и возьмете, война не закончится.

– Что значит тюлька? Впервые это слово слышу. Надо будет записать.

– Тюлька – мелкая рыбёшка, как килька.

– Зачем её гнать?

– Чтобы не кусалась!

– Она мелкая, как может кусаться?

– Потому и надо её гнать, что она – мелочь пузатая.

– Чем от неё отличается килька?

– Тем, что она не тюлька.

– Килька тоже пузатая?

– Нет, килька не пузатая, обычная.

– Этим и отличается?

– Этим!

– Килька тоже кусается?

– Адалинда, сразу не выговорю твоё имя, ты меня достала тюлькой и килькой. «Не гони тюльку» на блатном жаргоне означает «не говори ерунды». Не мог же я сказать «не говори ерунды» обер-лейтенанту танковых войск группы войск Центрального фронта вермахта…

– Но ты сейчас сказал…

– Я не сказал, а разъяснил.

– Ты блатной?

– Я русский.

– Ты не русский, ты – варвар. Не умеешь одеваться, не умеешь разговаривать с женщиной. Отправляй-ся домой.

– Больше не приходить?

– Я подумаю.

– Дамам туфли не делать?

– Я поду… – и замолчала.

– Прими заявку на материал.

Немка взяла бумагу, стала читать.

– Передам майору, пусть ищет материал на туфли дамам и сапоги офицерам.

– Когда следующий раз прийти?

– Не знаю, у меня очень много работы в связи с тем, что наша армия удалилась на большое расстояние. Концы длинные, времени на передвижение транспорта уходит много. Москву возьмём, станет легче. Нас переведут на новое место службы…. Тебе очень хочется прийти?

– Привык к твоему запаху духов. Наши женщины пахнут борщом, молоком или мужиком. А ты – всегда духами.

– Минутку, – отошла к столу, открыла ящик, подошла к Ивану. – Держи. Если меня долго не будет в Степановке, если не сообщу о себе, понюхай духи, вспомни обо мне.

«Варвар, я покажу тебе варвара, когда превратишься из офицера в простую бабу, без военной формы. Неделю без меня не выдержишь, сама прибежишь, сняв подковки, чтобы быстрее домчаться. А мы – люди гордые, откажемся, потом по русской привычке простим и загоним по самые помидоры», – бурчит Иван, возвращаясь от Подколодной змеи, преодолевая непогоду.