Когда танцы устраивали в институтах или школах, билеты продавали комсомольцы, организаторы молодёжных коммунистических движений. Бабки беззастенчиво брали себе, а музыкантам оставляли славу и восторги публики. На вечеринки в «Тряпку», «Бонч», «Холодильник», «Военмех» пробиться было не легко. Смекалистый Воха предложил брать с собой пустые кофры от гитар и контрабаса и проходить, прикидываясь музыкантами. За Додом Голощёкиным таскалась группа девчёнок и носила за ним его контрабас. Таскаться с футлярами было не удобно, но проходка была обеспечена «железная». Главное, что расступалась тысячная толпа перед входом, а дружинники на контроле нам даже помогали. Из студенческой самодеятельности появлялись зародыши оркестров, которые мы стали называть «группами». Названия утверждали комсомольские вожди и лукаво склоняли музыкантов к революционной тематике типа «Апрель». Музыканты топорщились и выражали свой революционный пафос малознакомыми космологическими понятиями «Аргонавты», «Фламинго» и прочей живностью саванны и каменных джунглей. Толпы их фанатов таскались за ними по городу на все их концерты и танцевали своим табором вблизи сцены. Выбор девчонок на таких вечеринках был огромен.
Когда удавалось на какой нибудь афёре «срубить капусты», мы шли оттянуться в рестораны гостиниц «Европейской» или «Астории», где в оркестрах играли наши знакомые джазмэны. Они ублажали там иностранных туристов и тружеников страны. По бедности, еды мы брали на копейки, чем сильно раздражали халдеев. Порция чебуреков за сорок четыре копейки считалась пиршеством, а салат из красной капусты и лобио – праздничным столом. «Залить за воротник» приносили с собой водку и распивали её под яркими табличками «Приносить и распивать спиртные напитки – запрещается!». Чтобы не пить водку из ладошек, заказывали пару бутылок воды «Полюстрово» с привкусом медного купороса, а к ней полагались фужеры. Иногда злой метрдотель, происходивший из стукачей, поднимал кипишь по поводу нарушения правил и портил людям вечер. В «Астории» «мазу держал» Володя Феоктистов /Фека/. Его братва зверушеская цеплялась к нашим девчонкам, приглашая их на «медляк». Девочки с удовольствием принимали приглашения, выпрыгивая из штанов, что попали в такое шикарное заведение. Без кавалеров девушек в ресторан в те времена швейцары не впускали. Фека был вальяжным, модным фраером и отказать ему было трудно. От злобы, ревности и бессилия нам оставалось только драться. Менты тут же скрывались в курилке и пацаны Феоктистова заполняли поляну. Ножи с собой не носили, хватали прямо со столов. Я был до драк не большой охотник, а братья Литвинюки, хоть и махровые евреи, только за этим туда и ходили. Вечер отдыха мог закончиться больницей или или «обезьянником» у ментов.
Скверик у Исаакиевского собора нами был любим не за прекрасный вид на архитектурные ансамбли, а за близость к нему отелей интуриста. Стоим мы как то у «Астории» в предвкушении лёгкой наживы, ломаем головы, куда бы пойти вечерком и рассматриваем новый галстук Алика Степаняна. Вдруг из подъехавшего автобуса высыпают разноцветные, развесёлые иностранцы. Товарищ наш, Коля Алёнин, неожиданно решил блеснуть знанием английского и бросил небрежно проходящей мимо леди :
– Вот из ё кантри?
Леди, от неожиданного вопроса, замерла и протяжно сообщила:
– Фром ю эс эй.
– О`кей! – одобрительно крякнул Коля, и уверенно продолжил
– А, хау олд ар ю?
Еще больше вытаращив глаза, девушка прошептала смущённо:
– Твенти файф, – и с испугом ждала следующего вопроса, принимая это уже за допрос.
Но Коля по-английски больше ничего не помнил и спешно перешел на другую сторону улицы крикнув на ходу гутбай, оставив девушку из США в глубоком замешательстве. Там нас и взяли под белы руки «люди в чёрном» и повели в ближайшее отделение милиции. Происками КГБ иностранные туристы были запуганы до смерти.
Больше всего мы любили танцевать в «Европе», где играл оркестр Саши Колпашникова. Там по блату можно было заказать любой модный танец. Но и тут спокойно было не отдохнуть. Стас, прикрываясь моими кулаками и спиной Юры Маркарова, постоянно задирался, приставал к чужим чувихам, провоцировал драки. Когда с переулка Крылова приезжали «раковые шейки», Стас успевал смыться, а меня тащили в отделение, как самого большого хулигана. Приходилось звонить по телефону нашему динамовскому тренеру Лёне Усвяцову, отсидевшего за изнасилование десять лет и он меня «отмазывал», объясняя, что я вел непримиримую борьбу с хулиганами. Это было недалеко от правды. Лёнькин кровный враг в споре за место под солнцем Александр Самуилович Массарский организовал из своих самбистов отряд дружинников, и мы часто ходили по Невскому с красными повязками на рукавах, отлавливая среди фарцы и хулиганья своих товарищей.
Около «Европейской», на углу улицы Бродского с Невским, торчал пеньком самый показушный газетный киоск Ленинграда. Покупайте газеты со всего мира! Киосков, конечно, было много, но предлагали гражданам в них только советские газеты – «Комсомольскую правду», «Известия», «Вечерний Ленинград». Иностранные газеты и журналы продавали только в этом киоске. Фирмачи часто толпились около него и покупали там толстенный «Файнейшенэл». В толчее фарцовщики, якобы торопясь купить свежую «Социалистическую индустрию», безопасно задавали им свои навязчивые вопросы «Клоудз фор сэйл?», «Хау мач?», «Мина коста вила пайта?», «Кванто коста?», «Перке компликато», «Ненте компликато», «Са кут комбьян, силь ву пле?», хватали их за галстуки, свитера, трузера и договаривались о встрече в укромных местах. Понятно, что чемоданы шмоток фирмачи с собой не носили, а раздеваться тут же на улице смельчаков даже среди людей свободного буржуазного общества было не много. Возле этого киоска я как-то встретил Женьку «Слона», у которого купил свои первые джинсы с магическим лэйблом «LEE». В руках он держал красивый глянцевый журнал «Америка».
– Где взял? – спросил я.
– Где взял, где взял? Купил!
Слон познакомил меня с продавщицей киоска и я теперь мог покупать у нее журналы «Америка», «Англия» и югославский «Филмски свет», завернутые в пачку неликвидных советских газет типа «Труд» и «Правда». Так она выполняла свой партийно-агитационный план за Советскую Власть, а я получал разрушающую мой мозг информацию о красивой заграничной жизни.
Основная масса советского народа тупо и упрямо строила коммунизм. По выходным пила горькую и отсыпалась. У нас с товарищами было не больше свободного времени, страстное желание узнать о жизни в других странах. Путешествовать по миру было не возможно по определению. Заграничная командировка для советских учёных, спортсменов или артистов расценивалась согражданами как путешествие в Рай и гордость за него долгие годы подсвечивала их каким то не земным неоновым светом. Посмотреть на красивую заграничную жизнь советские люди ходили в кино, в бывший «Иллюзион», находившийся на том же месте, что и при царе, на углу Невского с Литейным, в двух шагах от кожно-венерологического диспансера. Теперь этот кинотеатр назывался «Октябрь». Можно подумать, что за ним последуют «Ноябрь», «Декабрь» и «Январь». Но дальше шли «Аврора», «Баррикада» и, видимо, как собратья по революционной идеологии римской империи – «Спартак» и «Колизей». Невский был переполнен кинотеатрами. Но насладиться игрой Хэмфри Богарта, Ингрид Бергман, Марлен Дитрих, Чарли Чаплина можно было только на Ваське. Старые довоенные иностранные фильмы показывали только на Васильевском острове в кинотеатре «Кинематограф». Сюда мы ездили смотреть наряды звёзд Голливуда и слушать джаз в старых американских фильмах – «В джазе только девушки», «Серенада солнечной долины»…
«Великолепная семёрка» погрузила всю страну Советов в мир ковбойских понятий. Вернее той их части, которая касалась криминала и драк. Про то, что эти бравые парни пасут и перегоняют скот мы понятия не имели. Раскачивающаяся походка питерской шпаны быстро поменялась на вальяжный шаг ковбоя Криса «от бедра». Даже лиговская шпана свои сопливые лондонки пыталась заменить на суррогатные шляпы «Стэтсон» из ГДР. Французский комедийный фильм про Фантомаса пересматривали по нескольку раз, чтобы запомнить детали модной современной одежды и заказать в ателье костюмчик, «как у них». Кино было для нас основной формой познания жизни. Библиотеки и музеи не пользовались большой популярностью. Хотя мало кто знал, что в Публичной библиотеки можно было полистать даже журнал «Плейбой».
«Великолепная семерка» выбила из седла всю советскую молодежь и заставила на десятилетия забыть все виды порток, кроме джинсов – простых рабочих штанов американских скотоводов.
Первоклассные иностранные кинофильмы «Ночи Кабирии» и «Дорогу» Феллини, «Затмение» Антониони, «На последнем дыхании» Годара, «Рокко и его братья» Висконти показывали во всех советских кинотеатрах. Этих шедевров, если еще добавить к ним «Летят журавли» Калатозова и «Гамлет» Козинцева было вполне достаточно для высшего образования здравомыслящего человека. Но нам хотелось большего. Нам хотелось запретного. И мы с Вохой пролезали на закрытые показы в «Дом кино», где собиралось высшее ленинградское блатное общество. Его тетка, Валентина Петровна, работавшая там администратором, запрещала ему приводить в этот омут «чистой» воды всякую уличную шваль вроде меня. Там ещё до того, как французский кинодождь зальёт всю страну, мы увидели «Шербурские зонтики». Там мы обалдели от восторженной музыки Мишеля Леграна в фильме Лелуша «Мужчина и женщина». Появившись на экранах, эти образы вошли в дома советских задроченных строителей коммунизма вечными сказочными снами, их светлым будущим.
С Валеркой «Манекеном» мы встретились под часами, как и договаривались, ровно в три. Дня через два. «Кидать», «парить», «динамить» и «вешать лапшу» было в порядке вещей и среди фарцы считалось «хорошим тоном». Лоха или «зверька», который не может отличить фирменных штанов от «деребаса» – грех не « кинуть». «Манекен», как всегда, был в новом прикиде и принес мне за пятнашку штатский голубой «батен-даун», с коротким рукавом. Мы с Казаловым решили смотаться по жаре на денёк в Москву, на международный московский кинофестиваль. Фарца кинулась туда бомбить «фирму». Повод – лучше не придумаешь. «Красная стрела» набилась «штатниками» с Невского. По расклешенным брюкам, рубахам «батенам» и галстукам «тревира» они отличались от простых советских командировочных.
Москва с утра шумела разноцветной толпой. К кинотеатру не протиснуться, тройной кордон милиции. Воха подошел к парню, торговавшему мороженным, и выпросил у него на минутку всю его амуницию. Одел его белый фартук, взял лоток с «пингвином» и нагло поехал к кинотеатру. Кордоны прошел, как нож сквозь масло. Когда Воха вернулся, в руках он сжимал два билета с оторванным контролем. Дальше – дело техники. «Искатели приключений» с Алленом Делоном и Лиино Вентура открыли нам пути к счастью, расходившиеся с дорогой, показанной партией большевиков в «Коммунисте». Но не только киношная публицистика наполняла наше сознание. Фильмы Сергея Параджанова «Тени забытых предков», «Цвет граната» поражали мое воображение. Никакого кривляния. Чистая поэзия. Сочная. Точная. Бесконечная. Вечная. Где-то я такое уже видел? Ах да, в Москве на кинофестивале. «Восемь с половиной» Федерико Феллини.
На четвертом курсе техникума я вдруг перестал прогуливать занятия. В нашу группу из другого техникума перевели модную красотку Тоню. Вылитая Роми Шнайдер. Я за ней приударил. Провожал её по вечернему Невскому проспекту после занятий, часами прижимался к ней в её парадном. Мы уже млели на её диване от Рэя Чарльза, пока мама пропадала на работе. Мы нежились в темноте кинозалов, восторгались красотой природы в глубине тёмных аллей. Тоня уже давала мне погладить ее обворожительные груди, как вдруг, без лишних объяснений, ушла с другим. Он стал её провожать. Я был оскорблен в лучших чувствах. Тоня мне так нравилась, что я даже хотел на ней жениться. А этот другой был форменный урод и фарцовщик – Лёха Павлов. Нос длинный с горбом, скулы, как у крокодила. Тоже мне – Юл Бриннер. Мне б такие джинсы…
Я долго не находил себе места. Жизнь стала пустой и не нужной. Я часами стоял на набережной и тупо смотрел на струящуюся воду. И вот однажды на шумном, прокуренном вокзале, глядя вслед уходящим поездам и вытирая безутешные слёзы, я встретил девушку. Звали ее Люда. Красоты она была неописуемой. Все, что я видел до сих пор, не шло с ней ни в какое сравнение. Она кого-то проводила на поезд и одинокая шла по опустевшему перрону. Изящества ее тела сразу затмили образ Тони. Я пристал к ней, как банный лист. Она сдалась быстро, но не пошло. У нее был тонкий юмор, веселый нрав и склонность к авантюрам. На моё предложение запить мороженное советским шампанским она ответила безоговорочным согласием. Мы пошли в «Север».
У входа в «Север», растопыривая пальцы, оживлённо беседовали аристократы питерской фарцы во главе с глухонемым Васей. Менты по понятным причинам глухонемых не трогали. А они беззастенчиво «раздевали» фирмачей прямо на Невском. Спутницу мою оценили по достоинству и наперебой стали предлагать для неё модные вещички. Пока Люда лакомилась профитролями в шоколаде, Серега Светлов «сдал» мне для Люды шарфик нежнейшего итальянского шёлка. Вознаградила она меня щедрее царицы Савской. Да ей особенно не нужно было и стараться. Награда у нее была во всем. В прикосновении руки, в повороте головы, во взгляде, в улыбке, обнажающей влажные белые зубки.
О проекте
О подписке