Между тем главный недостаток «теории человеческого капитала», прокламируемой Г. Беккером, состоит в том, что он, как и его соотечественник (Т. Шульц), игнорируя социальную природу «человеческого капитала» (как, впрочем и «капитала вообще») и не объясняя, кому принадлежит этот «капитал», выводит сущность последнего, говоря словами А. Смита, из «приобретенных и полезных способностей» человека, т. е. рабочей силы. В действительности же, как установил К. Маркс, рабочая сила превращается в капитал лишь при наличии капиталистического отношения, вне которого она представляет собой личный фактор всякого производства, независимо от его общественной формы. Разумеется, такое толкование «человеческого капитала» обусловлено, в конечном счете, апологетико-идеологическими соображениями нобелевских лауреатов, посредством которых предпринимается попытка затушевать реальное отношение социального неравенства, складывающегося между наемным рабочим и капиталистом-предпринимателем в современном («постиндустриальном») обществе.

Нужно, однако, отметить, что подобный подход к трактовке «человеческого капитала» можно обнаружить и в учебной литературе. Так, американские авторы известного учебника «Экономика» (довольно объемного по своему содержанию, составляющему 829 крупноформатных страниц), опираясь на концептуальные идеи А. Смита, вводят понятие «человеческий капитал» в связи с «определением средней заработной платы». Напомним, анализируя структуру заработной платы квалифицированного рабочего, А. Смит считал, что она должна возместить, во-первых, обычную заработную плату за простой (необученный) труд; во-вторых, все расходы, затраченные на обучение (эти расходы должен нести сам рабочий или его родители, другие родственники); в-третьих, обычную (среднюю) прибыль на капитал. Источником этого возмещения трех компонентов заработной платы является более производительный труд данного рабочего.

Имея в виду, преимущественно, второй компонент такой структуры заработной платы, и полагая, что она представляет собой «равновесную цену труда», авторы этого учебника констатируют лишь общеизвестный факт: «Производительность труда зависит также от квалификации рабочей силы. Если уровень квалификации работников высок, то высок и предельный продукт труда, и предприятия идут на увеличение оплаты труда работников». Исходя из этого факта, заключают: «Экономисты называют уровень квалификации рабочих человеческим капиталом рабочей силы … Увеличение человеческого капитала по прошествии десятилетий также влияет на увеличение реальной заработной платы»^[186].

Как видим, сущность «человеческого капитала» здесь непосредственно выводится из «квалификации рабочих», качества их «рабочей силы», т. е. из совокупности «природных и приобретенных способностей» человека. Но при этом опять-таки игнорируется главный вопрос: кому принадлежит этот «капитал»? Если последний принадлежит рабочему, то почему он получает заработную плату (величина которой зависит от степени его квалификации), а не прибыль на свой «капитал», которым обладает этот рабочий? Если же последний принадлежит капиталисту-предпринимателю, получающему прибыль, тогда почему этим «капиталом» распоряжается рабочий? Вразумительного ответа на эти вопросы авторы не дают, всячески избегая самую возможность их постановки. Как и в предыдущем случае, здесь на первый план выходят на научные, а апологетико-идеологические соображения^[187].

Именно поэтому, следуя укоренившемуся в западной литературе концептуальному подходу, авторы дают более развернутое определение «человеческого капитала. По их мнению, «человеческий капитал есть мера воплощенной в человеке способности приносить доход. Человеческий капитал включает врожденные способности и талант, а также образование и приобретенную квалификацию»^[188].

Здесь обращает на себя внимание алогичность этого определения, свидетельствующая о весьма слабой философской подготовке его авторов.

Во-первых, «человеческий капитал» трактуется как «мера воплощенной в человеке способности приносить доход». Как известно, согласно гегелевской «Науки логики», «мера» есть «качественное количество», т. е. «единство качества и количества». Поэтому анализу «меры» предшествует анализ сначала «качества», а затем «количества». Именно вследствие этого «мера» предстает как «истина качества и количества». Будучи неосведомленными в области диалектической логики, авторы сразу «берут быка за рога», характеризуя «человеческий капитал» как «меру» лишь «качественной» определенности этого «капитала», игнорируя вместе с тем его «количественную» определенность. При этом не разъясняется, каким образом указанные «способности человека приносят доход», и что представляет собой этот «доход».

Во-вторых, углубляя «качественный» анализ «человеческого капитала», авторы определяют последний, с одной стороны, как совокупность «врожденных способностей и таланта»; с другой стороны, как наличие «образования и приобретенной квалификации», имманентных человеку. Однако и в этом случае не разъясняется, почему эти «врожденные и приобретенные способности» последнего становятся «человеческим капиталом», кому он принадлежит, какой «капитальный» доход он приносит.

Воспроизводя фетишистское представление о «капитале вообще» и отрицая его социальную природу, авторы пишут: «Обычно, когда мы говорим о капитале, мы подразумеваем активы (оборудование, дома, промышленные здания), обладающие двумя признаками: они являются результатом инвестиций и генерируют на протяжении определенного периода времени поток дохода»^[189].

Нетрудно видеть, что здесь речь идет о вещественном («физическом») капитале, первый признак которого отсутствует в определении «человеческого капитала». Поэтому последнему «нет места в ряду капиталов, поскольку он не обладает первым признаком (он не указан) и его нельзя вставить в ряд перечисленных элементов вещественного (физического) капитала. Если он обладает только вторым (по Фишеру) общим признаком капитала (приносит доход), то «человеческий капитал» не подводится под общее определение капитала и он, по правилам элементарной логики, не может характеризоваться как капитал или же рушится общее определение семейства капиталов. Видимо, чувствуя здесь логическую несообразность, авторы книги совершают обходной маневр, подсказанный А. Смитом, применяют (не упоминая «первопроходца») ту же пресловутую аналогию с основным капиталом и вспоминают об инвестиционном происхождении «человеческого капитала»»^[190].

В этой связи авторы далее пишут: «Сходным образом человеческий капитал создается тогда, когда человек (возможно, с помощью своих родителей) инвестирует в самого себя, оплачивая образование и приобретение квалификации. Инвестиции в человеческий капитал со временем окупаются, давая отдачу в виде более высокой заработной платы или способности выполнять работу, приносящую большее удовлетворение»^[191].

Будучи «не в ладах» не только с диалектической, но даже и с формальной логикой, авторы акцентируют здесь внимание на инвестициях, которые «создают человеческий капитал». В результате первоначальное («метафизическое») определение данного капитала замещается «созидательным». Но инвестиции характеризуют не его природу, а затраты, которые должны «окупаться». Если он является «капиталом» (пусть и «человеческим»), то его «окупаемость», как и всякого капитала, определяется величиной прибыли, приносимой им. Из приведенного выше определения «человеческого капитала» следует, что вложенные в него инвестиции «окупаются» в виде увеличения дохода рабочего – «более высокой заработной платы», которая сама по себе никакого отношения не имеет не только к «человеческому», но и к «капиталу вообще». Если же ее рассматривать как «способность выполнять работу, приносящую большее удовлетворение», то в таком случае тем более нет никаких оснований трактовать эту «способность» как «человеческий капитал», а рабочего как владельца этого «капитала», поскольку последний таковым не является^[192]. Он есть весьма элегантная метафора, используемая западными экономистами в апологетико-идеологических целях.

Для достижения таких целей все средства приемлемы, в том числе и употребление в экономических исследованиях этой метафоры. Но если отвлечься от нее, то обнаружится, что в центре внимания вышеуказанных авторов находится проблема человеческого фактора, или рабочей силы, т. е. совокупность профессиональных способностей работника, играющих ключевую роль в условиях современной НТР. Поэтому в проводимых ими исследованиях акцент делается на изыскании оптимальных путей повышения образовательного уровня данного работника, рационального обеспечения его «физического» здоровья.

Именно в таком контексте рассматривает значимость «теории человеческого капитала» упомянутый выше М. Блауг – крупный «методолог» в области экономической науки. По его мнению, основоположником этой «теории» является А. Смит. Ибо «в состав основного капитала», по определению последнего, «включаются не только орудия труда и постройки», но и «человеческий капитал» – капитализированная ценность «приобретенных и полезных способностей всех жителей и членов общества». Это правомерно следует из того, что капитал представляет собой «произведенные средства производства»: приобретенные способности рабочих к труду, безусловно, «произведены» при использовании вещественных ресурсов»^[193].

Софизм этих высказываний состоит в том, что их автор сознательно извращает (причем самым вульгарным образом) позицию А. Смита по данному вопросу. Во-первых, А. Смит никогда не употреблял понятие «человеческий капитал». Во-вторых, как мы видели, «уточнив» определение «основного капитала» рабочего, А. Смит относил к нему отнюдь не «приобретенные и полезные способности» этого рабочего, а действительные издержки, связанные с приобретением таких способностей. Последние он не смешивал с «произведенными средствами производства», а проводил различие между ними, полагая, вместе с тем, что профессиональные способности рабочего можно сравнить с «машинами и орудиями производства», которые также «требуют известных расходов» и которые «возмещают эти расходы вместе с прибылью».

Заметим, М. Блауг не считает нужным подвергать специальному анализу теоретические постулаты «человеческого капитала». И это не случайно, поскольку такие постулаты не были выработаны ни нобелевскими лауреатами, ни другими западными экономистами менее «крупного ранга», занимавшихся разработкой «теории человеческого капитала». В результате сложилась парадоксальная ситуация, ибо обнаружилось, что эта «теория» вообще не имеет никакой теории.

Как показано выше, «теория человеческого капитала» базируется на эмпирических обобщениях, касающихся таких явлений, ка образование, обучение, профессиональная подготовка, здоровье и т. п. Вот почему, опираясь на эти обобщения, М. Блауг определяет «человеческий капитал» как «капитал», «воплощенный в квалифицированном труде»^[194].

Исходя из этой посылки, М. Блауг дает оценку «теории человеческого капитала» в соответствии с трехуровневой структурой исследовательской программы, разработанной И. Лакатошем – известным специалистом в области философии науки. Он выделяет следующие уровни этой программы.

Во-первых, «твердое ядро», состоящее из исходных метафизических (философских, методологических) предпосылок, которые в рамках данной исследовательской программы считаются неопровержимыми.

Во-вторых, «негативную эвристику», или «защитный пояс» ядра программы, который служит для устранения противоречий с аномальными фактами посредством вспомогательных допущений и гипотез.

В-третьих, «позитивную эвристику», которая указывает рациональный путь для изменения и развития «опровержимых вариантов программы», вследствие чего эта программа выступает не как изолированная теория, а как серия модифицированных теорий, причем их основой служат единые принципы^[195].

Руководствуясь этими положениями, М. Блауг выделяет соответственно три уровня исследовательской программы «человеческого капитала».

Первый уровень: «твердое ядро» данной программы, т. е. «набор чисто метафизических убеждений, отказ от которых равносилен отказу от самой программы»^[196]. Констатируя суть этого «ядра», автор, однако, сознательно уходит от анализа «метафизических убеждений», положенных в основу последней, поскольку она таких «убеждений» не имеет.

Но это обстоятельство не мешает М. Блаугу сделать громоподобное заявление, согласно которому так называемая «теория человеческого капитала» на самом деле является прекрасным примером исследовательской программы: ее нельзя свести к единственной теории, к простому применению стандартной теории капитала к определенным экономическим явлениям; и в то же время она сама выступает в качестве подпрограммы в рамках более широкой неоклассической исследовательской программы в той мере, в которой является просто применением стандартных неоклассических концепций к феноменам, прежде не рассматривавшимся экономистами-неоклассиками»^[197].

Иными словами, исследовательская программа «человеческого капитала», как особая теория капитала, не существует, поскольку она не имеет (вопреки заявлениям автора) «твердого ядра», т. е. метафизических (философских, методологических) оснований. Поэтому «теория человеческого капитала» по своей сути, «выступает в качестве подпрограммы более широкой неоклассической (точнее, неонеклассической – Н.С.) исследовательской программы», ориентированной на изучение не сущности экономических явлений, а описание поверхностных слоев этих явлений. Именно с такого рода описанием имеют дело «неоклассические» (неонеклассические) концепции, покоящиеся на принципах методологического индивидуализма и рационального поведения людей в условиях рыночной экономики.

Сообразно этому «концепция человеческого капитала», или «твердое ядро» исследовательской программы человеческого капитала, заключается «в идее, что люди тратят на себя ресурсы различным образом – не только для удовлетворения текущих потребностей, но и ради будущих денежных и неденежных доходов. Они могут инвестировать в свое здоровье; могут добровольно приобретать дополнительное образование; могут тратить время на поиск работы с максимально возможной оплатой вместо того, чтобы соглашаться на первое же попавшееся предложение; могут покупать информацию о вакансиях; могут мигрировать, чтобы воспользоваться лучшими возможностями для занятости; наконец, они могут выбирать низкооплачиваемую работу с более широкими возможностями для обучения вместо высокооплачиваемой работы без каких-либо перспектив развития. Все эти явления – здоровье, образование, поиск работы, получение информации, миграция и обучение на работе – могут рассматриваться в терминах инвестиций, нежели потребления, независимо от того, предпринимаются ли инвестиции индивидами самостоятельно или обществом, выступающим в их интересах. Все эти явления связывают воедино не вопрос, кто и какие действия предпринимает, а тот факт, что принимающий решение агент, кем бы он ни был, обосновывает свои действия в настоящем соображениями будущего»^[198].

Итак, суть приведенных высказываний автора сводится к следующим положениям.

Во-первых, «концепция человеческого капитала», или «твердое ядро» исследовательской программы «человеческого капитала» не имеет теоретико-методологической основы, поскольку эта «концепция», или это «ядро» базируется на исходном постулате «неоклассической» (неонеклассической) доктрины маржиналистского толка. В соответствии с этим постулатом данная программа ориентируется на описание прикладных аспектов рыночного поведения людей, стремящихся не только к удовлетворению своих «текущих потребностей», но и к максимизации «будущих денежных и неденежных доходов».

Во-вторых, для достижения этих целей люди рациональным образом используют свои ресурсы, т. е. они инвестируют последние в «человеческий капитал». Вследствие этого каждый инвестор может «увеличить» свой «капитал», т. е. укрепить здоровье, получить образование, приобрести необходимую информацию о вакансиях, решить проблему трудоустройства, пройти курс обучения на работе. Решение о таких инвестициях могут приниматься как отдельными индивидами, так и обществом в целом, «выступающим в их интересах». Все эти явления, обогащающие «человеческий капитал», взаимосвязаны друг с другом. Причем главную роль здесь играет не тот или иной субъект, принимающий решение о вложении инвестиций в этот «капитал», а тот агент, который «обосновывает свои действия в настоящем соображении будущего», т. е. любой субъект, обладающий стратегическим мышлением, позволяющее ему оценить настоящее и предвидеть будущее.

Второй уровень: «опровержения», с какими она (исследовательская программа «человеческого капитала») «встречалась в своем «защитном поясе» и как ее защитники реагировали на эти опровержения»^[199]. По мнению автора, эта программа «продемонстрировала поистине удивительную плодовитость, породив новые исследовательские проекты (прикладного характера – Н.С