Глава 3
Последние сборы

Алексей Николаевич явился к директору департамента и сказал, что получил важную информацию насчет колымских дел. И нужно срочно донести ее до сведения министра.

Брюн-де-Сент-Ипполит уже мысленно простился с отъезжающим и встретил его сообщение с неудовольствием:

– Почему вы еще здесь? И зачем вам министр? Знаете же, что Владимир Федорович^[33] не любит, чтобы лезли к Маклакову через его голову.

– А мы с ним вместе пойдем. Там исключительные сведения, они меняют смысл моей командировки.

– Изложите их мне, а я решу, – заявил действительный статский советник.

Сыщик подробно рассказал то, что узнал от Сорокоума, – разумеется, с необходимыми купюрами.

Брюн сразу оценил важность услышанного и взялся за трубку эриксона:

– Соедините меня с генералом Джунковским… Владимир Федорович? Доброе утро. Ко мне пришел Лыков… Да, еще не уехал. Да… Он узнал любопытные подробности насчет бандитского притона в Якутии, который ему велено уничтожить. Очень любопытные! Там все не так просто. Позвольте мы придем и… Так-так. Через час? Слушаюсь.

Директор положил трубку:

– Слышали? Через час. Пока расскажите мне, как вы это узнали.

– Мой личный осведомитель сообщил. В ведомости по расходованию сыскного кредита он проходит под псевдонимом Тамбовский. Бывший уголовный высокого ранга. Отбыл исправительное отделение и ссылку, в Петербурге проживает с моего разрешения.

– Алексей Николаевич! – возмутился Брюн. – Как можно столь вольно обращаться с законом? Ведь отбывшим арестантские роты запрещено проживание в столицах.

– Во-первых, Валентин Анатольевич, это было в свое время согласовано с министром. А именно со Столыпиным. А во‑вторых, таковы особенности секретной полицейской службы. Без агентуры никуда. И люди, рискующие жизнью, требуют что-то взамен. Если блатные узнают, зарежут в момент. Думаете, бывалые, много повидавшие ребята станут нам служить за десять рублей в месяц?

Брюн молчал, неприязненно глядя на подчиненного. Но тот решил воспользоваться моментом, чтобы вправить начальству мозги:

– Валентин Анатольевич, не смотрите на меня как солдат на вошь. Я вижу, как вам трудно. Всю свою предыдущую службу вы наблюдали за соблюдением законности. Важное и полезное дело, в России законы не соблюдают обе воюющие стороны. Но вот вы пересели в кресло директора Департамента полиции. Тут иначе, чем у судейских. Нужно быть более гибким…

Брюн не дал ему договорить:

– Чтобы закрывать глаза на превышение власти? Не дождетесь, Алексей Николаевич. Вам не удастся завербовать меня в свою команду. И пока я ваш начальник, вы будете строго следовать моим требованиям.

Статский советник зашел с другой стороны:

– Если бы несколько лет назад мы не пошли навстречу Тамбовцу, то не узнали бы того, что он сейчас мне доложил. Я поехал бы в Якутию с завязанными глазами. Даже тамошний губернатор не в курсе, что творится вокруг Колымы. Пристав состоит на довольствии у бандитов. Осенью происходят массовые убийства. Золото расхищается в обход властей. Мало? Вот как ценно секретное осведомление. А оно возможно только от тех, кто находится внутри преступного мира. Нет другого пути, поймите. Прокрустово ложе законности на руку бандитам! Мы слепы и глухи, а им раздолье. Зато с буквой все в ажуре.

Директор департамента смутился. Ему не хотелось признавать правоту чиновника для особых поручений. Юрист сидел в Брюн и не собирался оттуда вылезать. Но трудности новой должности уже заставили бывшего прокурора задуматься.

– Хорошо, мы еще вернемся к этой теме. Продолжайте. Ваш Тамбовец с кем-то поговорил?

– Да, со старым приятелем, рядовым дергачом… в смысле, налетчиком, с которым не виделся лет десять. Некий Захар Иванов, каких мильен. Они встретились случайно в трактире «Днепр» на Зверинской, это старинный пчельник…

– Старинный что? – не понял Брюн.

– Ну, притон для уголовных. Они в обычные заведения стараются не ходить, в пчельниках им безопаснее.

– И вы их терпите?

– Не я, а мы с вами, – начал раздражаться статский советник на действительного статского. – Градоначальство тоже терпит. Потому как нет законных оснований отобрать у хозяина промысловое свидетельство.

– Продолжайте. Два жулика встретились в кабаке для жуликов…

– Примерно так. Обнялись, выпили на радостях, и Захар рассказал старинному товарищу свою историю. Он весной откинулся… освободился из приамурской ссылки и решил поискать золота. Чтобы не возвращаться в столицу с пустыми руками. Ну, вошел в артель таких же, как он, горбачей…

– Алексей Николаевич, вы бы не могли изъясняться человеческим языком? – взмолился Брюн-де-Сент-Ипполит. – Я половину из вашей речи не понимаю.

– Горбачи, Валентин Анатольевич, – это дикие старатели, которые моют золото без разрешения властей. Таких много, в некоторых местностях больше, чем законных старателей. Так вот, Захарка отправился мыть рыжье… виноват, золото, как раз по соседству с притоном Сашки Македонского, на безымянный ручей. Соседство оказалось опасным. Почти месяц их артель ковырялась в шлихе, и с большим успехом: каждый добывал за неделю по фунту. В фунте девяносто шесть золотников, по пять рублей пятьдесят копеек за золотник – выходит пятьсот двадцать восемь рублей.

– За неделю? – недоверчиво переспросил директор. – Однако! Пойти, что ли, в эти… в горбачи?

– Выслушайте, что было дальше, и передумаете, – осадил его сыщик. – Про такой фарт узнали абреки Кожухаря. И пришли под вечер в лагерь. Иванову несказанно повезло – он в тот день попал на особенно богатую россыпь и задержался до темноты. Когда поплелся обратно – услышал выстрелы. Затаился… Под утро осторожно приблизился к стоянке, а там только трупы. Бандиты убили всех, кого застали, и забрали добычу. Он перекрестился и дай бог ноги подальше от того места. А когда прибежал в Томтор, знакомый ссыльный рассказал про Сашку Македонца, его шайку, прииск и про то, как там осенью пропадают все старатели. Бедняга драпанул, скитался месяц по безлюдным горам; что называется, спал на спине, а животом накрывался. Едва не погиб, спасло то, что прибился к торговому каравану, инородцы и вывели к людям. Захарка пришел в себя только в Иркутске. Кое-что он успел намыть и покатил в Питер, радуясь, что случай его уберег.

Брюн помолчал, а потом спросил, но не о том, что интересовало Лыкова:

– Ваш источник, Тамбовец – как он поселился в столице, если ему запрещено? Про согласие Столыпина понятно, но как выглядело технически? Вы сообщили в градоначальство, что это необходимо для разработки?

– Господь с вами! – ужаснулся сыщик. – Такое письмо означало бы провал негласного осведомителя. Он просто дал на лапу околоточному, и тот прописал его без помех.

– Возмутительно! Одно нарушение влечет за собой второе, затем третье. Им не будет конца, неужели вы это не понимаете, ваше высокородие?

– Зато, ваше превосходительство, мы теперь располагаем чрезвычайно важными сведениями. Которые невозможно получить из других источников. Я поеду в Якутию и ликвидирую опаснейшую хевру… банду, которая убивает людей десятками. Стоит такое мелкого послабления бывшему фартовому, который теперь трудится старьевщиком?

И Брюн смолчал.

Вскоре сыщик вторично пересказал полученные сведения, на этот раз генералу Джунковскому. А ближе к вечеру – в третий раз, уже Маклакову. Сановники были поражены. Губернатор не ведает, что на его земле зверствует страшная банда. При попустительстве как инородческого населения, так и местных казачье-полицейских властей! А статский советник Лыков разглядел это из Петербурга…

– Вот что значит поставленное осведомление, – нравоучительно заявил товарищ министра. – Молодцом, Алексей Николаевич! Надо развернуть вашу командировку по-новому, придать ей больший масштаб. Николай Алексеевич, не доложить ли государю?

Маклаков словно очнулся ото сна:

– Вы полагаете? Что ж… это следует как следует обдумать…

«Следует как следует», – усмехнулся про себя сыщик, но сделал почтительное лицо:

– Дело государственной важности, касается и Министерства финансов, и Министерства торговли и промышленности. Пожалуй, и Военного тоже. Как минимум надо поставить в известность премьер-министра.

Джунковский посмотрел на сыщика и кивнул ему на дверь:

– Ступайте, Алексей Николаевич, мы обдумаем, как поступить дальше. Ждите указаний. Вы, как всегда, орел!

Лыков прошел в свой кабинет и телефонировал Азвестопуло на квартиру:

– Вещи собрал?

– Собираю. Вот не знаю, брать ли с собой зимнюю одежду?

– Прихвати шарф, рукавицы, меховую шапку с ушами, вязаные чулки. Что забыл? Две пары теплого белья еще. И меховой жилет. Кухлянку, шубу и унты обменяем там, у инородцев, на спирт.

– А что такое кухлянка? – растерялся грек.

– Якутская меховая одежда, рубаха без пуговиц, надевается через голову. Согревает – ух!

– Шеф, это же вагон багажа получится. Неужели такого барахла нет в Якутске?

– Есть, но там оно вдвое хуже качеством и вчетверо дороже.

– Мироеды! Вот я им задам, когда прикачу! Надо будет только войти в раж.

– Алё, потомок аргонавтов! – перебил помощника шеф. – Сейчас отложи сборы и приходи ко мне в кабинет. Поедем к Ивану Ивановичу.

– К Рудайтису? – замялся Сергей. – Зачем?

– Ты не понял мою тонкую остроту, – пояснил статский советник. – Мы идем к настоящему Ивану Ивановичу, а фамилия его Крафт. Сообразил?

– А-а… К бывшему губернатору Якутской области? Точно, он даст много важных справок. Как я сам не догадался?

– Потому что ты халамидник. Или фраер – что выбираешь?

– Иду, иду…

Азвестопуло жил на Пантелеймоновской улице, в соседнем с Департаментом полиции доме, поэтому явился через пять минут.

– А где сейчас настоящий Иван Иваныч? – спросил он.

– Увы, в больнице. У него серьезная болезнь почек, и германские доктора не помогли. Говорят, его дни сочтены. А ведь он на два года младше меня. Жаль, достойный человек.

И Лыков рассказал помощнику о Крафте.

Иван Иванович родился в семье мелкого чиновника, сосланного из Царства Польского в Сибирь за злоупотребления по службе. Над головой отца сломали шпагу и лишили дворянства. Но сыну тогда было три года, и он сохранил сословные права. Его братья и сестра, родившиеся уже в Шушенском, стали простолюдинами. Молодой человек, получивший лишь домашнее образование, построил свою жизнь с чистого листа. Умный, трудолюбивый, порядочный, он поступил сначала на службу в почтовую контору. Затем перевелся в канцелярию Забайкальского областного правления, где попал на заметку губернатору Барабашу. По рекомендации последнего Крафт в конце прошлого века оказался в столице, в Земском отделе МВД. Там Алексей Николаевич с ним и познакомился.

Крафт уже тогда выделялся. Он знал несколько инородческих языков, хорошо разбирался в обычаях кочевых народов, пытался улучшить бюрократические порядки на окраинах империи. Верхом и в бричке проехал десятки тысяч верст по тайге и степям. Быстро сделавшись чиновником особых поручений по сельским делам при министре, Иван Иванович заставил говорить о себе чиновный мир. И в 1906 году был назначен губернатором самой большой в империи Якутской области. И самой малозаселенной. Площадь три с половиной миллиона квадратных верст, а населения всего двести шестьдесят тысяч. Из которого 93 % – инородцы.

Крафт оказался хорошо подготовлен к новой должности. Новый администратор сделал для улучшения дел едва ли не больше, чем все предыдущие губернаторы вместе взятые. Вернее сказать, он продолжил дело своих выдающихся предшественников Светлицкого и Скрыпицина. Иван Иванович открыл в Якутске сельскохозяйственные курсы со складом техники и удобрений. Помогал коренным народам перейти от полуголодного кочевого образа жизни к оседлому – в трех южных округах это было возможно. Поощрял развитие потребительских кооперативов. Инициировал ограничения по охоте, защищая животный мир от хищнического истребления. Способствовал развитию судоходства по Лене и Колыме, много занимался развитием столь необходимых краю дорог. Улучшил работу хлебных и рыбных магазинов для населения^[34]. В Якутске появились электростанция, телефон, кинематографы, сквер с фонтаном, городской банк, а музей и библиотека переехали в каменное здание (Крафт дал на его строительство 1500 рублей из собственных средств). Были отреставрированы башни старого острога на Соборной площади. По всей области открывались новые начальные школы: за время его правления их количество увеличилось вдвое! Были выстроены в камне реальное училище и женская гимназия. Для обучения детей из небогатых семейств Крафт организовал свыше 60 стипендий. Открыл «Общество попечения о народном образовании». В Якутии в три раза увеличилась протяженность телеграфных линий. Крафт стал принимать на службу якутов с представлением их к классным чинам. И улучшил условия содержания для политических ссыльных. Вместо того чтобы разослать их по дальним улусам, он разрешил им селиться в Якутске, где кое-как, но можно было жить…

Такая деятельность не понравилась иркутскому генерал-губернатору Селиванову, известному любителю закручивать гайки. Селиванов принялся строчить на подчиненного доносы в столицу. Вице-директор департамента общих дел МВД Палеолог, приятель Лыкова, показывал ему эти доносы. Сто двадцать административно-ссыльных шляются по Якутску, вместо того чтобы погибать от холода возле Ледовитого океана! Куда дело годится?

Не довольствуясь ябедами, Селиванов прислал в Якутск двух подполковников, которые три месяца ходили по крохотному городу и собирали о губернаторе сплетни. Что, естественно, подрывало его авторитет среди чиновничества и населения. Начальник губернии даже попал под негласный надзор Особого отдела Департамента полиции! В результате успешный администратор, человек на своем месте, был вынужден перейти к соседям, возглавив Енисейскую губернию. Пробыл на этой должности он всего год. Заболев воспалением почек, Иван Иванович взял отпуск на лечение и теперь тихо умирал в одной из петербургских клиник.

Визит сыщикам предстоял невеселый, но очень нужный. В отличие от тех, кто его сменил, Крафт знал край и мог дать много дельных советов. Его преемник Пономарев руководил областью всего три с половиной месяца и умер. А новый губернатор фон Витте, назначенный на вакантное место еще в январе, до сих пор не доехал до Якутска.

Полицейские прибыли в клинику доктора Григулевича на Кирочной, предварительно заручившись согласием и врача, и больного. В чистой одноместной палате их встретил Крафт:

– Здравствуйте, Алексей Николаевич, давно не виделись. Эким вы молодцом. А я вот, видите… Застудил почки в зимних разъездах… теперь помираю.

– Здравствуйте, Иван Иванович. Бог даст, выкарабкаетесь; на него вся надежда.

– Только это и остается, увы. Кто с вами?

– Мой помощник коллежский асессор Азвестопуло. Прошу удостоить нас обоих беседы.

– Помощник? – оживился енисейский губернатор. – Ну-ну… Поди, трудно быть помощником у такого человека, как Лыков? О нем уже давно в министерстве легенды слагают.

Сергей выскочил вперед:

– И не говорите, ваше превосходительство. Жизнь прямо каторжная. Мне давно уж полагается нашить туза на спину мундира!^[35]

Больной шутку оценил и немного повеселел. Все трое уселись вокруг маленького ломберного стола. Алексей Николаевич без предисловий протянул Крафту рапорт нынешнего якутского врид губернатора:

– Ознакомьтесь, Иван Иванович. И дайте комментарий специалиста.

Тот быстро пробежал глазами бумагу и вернул сыщику:

– Действительно, странно. Что там делают чуть не сто человек? Их прокормить-то проблема.

– А если я вам скажу, что они нашли золотые россыпи, моют их и охраняют от чужаков и от властей?