Глава четвертая

Похороны зятя произвели на Таксакиса тяжелое впечатление. Одно дело, когда хоронят старика, пожившего на своем веку, и совсем другое молодого – кому жить да жить. Но боги часто поступают иначе, лишая человека жизни в рассвете сил, и с этим ничего не поделаешь, приходится смириться.

Однако, несмотря на волю богов, алхонскому алдару было как-то не по себе. Возможно, причиной тому являлась неопределенность, которую породила преждевременная смерть Патриса. Именно о ней он думал, стоя над могилой зятя и в последний раз всматриваясь в черты его лица, очищенного от воска, который все это время предохранял умершего от тления.

Слуги уложили в прямоугольную яму последние вещи, предназначавшиеся хозяину уже в той, другой жизни, и стали закрывать ее накатом из бревен. После чего к могиле подошел Уазыр, распоряжавшийся на похоронах, и первым бросил горсть земли, прощаясь с алдаром. За ним к последнему пристанищу вождя потянулись авхатские двары, а молодая вдова, дочь Таксакиса, опять разрыдалась. Отец поспешил увести ее от могилы. Вчера ему с большим трудом удалось отговорить Ахус от желания последовать за мужем. Сегодня она опять заговорила о смерти.

– У тебя маленький сын и ты не имеешь права так поступить! – напомнил он ей строго.

– Но я не хочу быть женой Кинтаса! – призналась та сквозь рыдания.

– А при чем тут Кинтас? – сильно удивился Таксакис.

– Я слышала, что он станет алдаром. А тогда как ближайшему родственнику ему придется на мне жениться.

– Кто тебе такое сказал?! – возмутился ее глупым предположением отец.

– Все об этом говорят… А разве это не так?

Только после того как Таксакис твердо пообещал, что не допустит ничего подобного, дочь успокоилась, а алхонский алдар, наоборот, встревожился. Слова Ахус заставили его обратиться за разъяснениями к Уазыру. Двоюродный брат подтвердил, что хамихаты не скрывают своего решения выдвинуть внука Уасби алдаром. Не стал этого отрицать и сам Кинтас, заявив, что не может запретить дварам поступать так, как они считают нужным.

– И как тебя понимать?! – с негодованием спросил у него Таксакис. – Мы ведь договорились, что ты станешь опекуном моего внука.

– А я и не отказываюсь, но ведь окончательное решение за дварами, – заметил упрямо архонский двар. – Если они захотят избрать кого-нибудь алдаром, я просто не понимаю, как мы сможем этому помешать?

Таксакиса очень удивило такое поведение внука Уасби. Строго посмотрев на хмурого и настороженного Кинтаса, старик потребовал, чтобы тот немедленно собрал хамихатских дваров и дал им понять, что алдаром он становиться не собирается.

– Тогда они изберут им кого-нибудь другого, – предположил внук Уасби раздраженно. – Разумно ли так поступать? Особенно после того, как от нас решили отделиться катиары.

– Все же ты не ответил на мой вопрос! Ты выполнишь мою просьбу?

– Я уже пытался их переубедить, но они не хотят меня слушать, – потупив глаза, признался Кинтас.

– Значит, плохо пытался. Попробуй еще раз, иначе я буду считать наш договор расторгнутым! – пригрозил алхонский алдар, что, похоже, не смутило внука Уасби.

– Теперь ты веришь, что с этим «козлом» у нас будут одни неприятности! – горячился Уазыр, когда Таксакис пересказал ему разговор с Кинтасом. – Я почти уверен, что именно он настроил хамихатских дваров выдвинуть себя алдаром. Не зря его свояк Батах тут больше всех суетится.

Доводы двоюродного брата подействовали на Таксакиса, после чего они весь оставшийся вечер и ночь подсчитывали голоса своих сторонников. По всему выходило, что Кинтас будет избран большинством дваров новым авхатским алдаром. Перспектива предстоящего поражения расстроила алхонского алдара, не знавшего, что делать.

– Нам остается только попытаться договориться с катиарами, – неожиданно предложил Уазыр. – Они располагают почти тридцатью голосами, которые могут в корне изменить исход голосования. Надежда невелика, но попробовать стоит. Тем более что на похороны приехал Усан, дядя Тотреша, которого алгеты³³, так они себя теперь называют, прочат в алдары.

– А какой им резон нам помогать? – усомнился павший духом Таксакис.

– Только один – наша помощь против траспиев.

Алхонский алдар решил, что ничего не потеряет, если переговорит с Усаном. Встретился он с ним на следующий день во время тризны. Вначале разговор не заладился, чему виной был сам Таксакис, начавший его с обвинений катиаров в неблагодарности.

– …Сколько раз мой зять и его отец спасали вас от набегов соседей, и так вы им отплатили, – напомнил он алгетскому двару. – Может, вы помирились с траспиями?

– Тогда бы меня здесь не было, – явно обидевшись, заметил дядя Тотреша, и его худощавое лицо побледнело. – Выборы алгетского алдара вынужденная мера. В последние годы помощь авхатов постоянно запаздывала. Поэтому мы решили, что только свой алдар сможет быстро организовать оборону наших земель. Не собираемся мы отказываться и от союза с авхатами. Именно договориться о взаимопомощи я сюда и приехал.

– Хотя твои последние слова меня порадовали, но, то всего лишь слова. Мне бы хотелось, чтобы они были подтверждены реальными делами… Из-за вашего отступничества избрание моего внука оказалось под вопросом. Так вот если вы поможете добиться его утверждения авхатским алдаром, я поверю в искренность ваших намерений.

– А я слышал, что алдаром собираются избрать Кинтаса, – удивился озадаченный Усан.

– Позавчера мы договорились, что он станет опекуном сына Патриса. Но, похоже, Кинтас передумал и жаждет неограниченной власти. Меня его алдарство не устраивает по двум причинам: во-первых, потому, что он лишает моего внука его законного права, во-вторых, царица Томирис хотела бы иметь гарантии надежности в отношениях с авхатами.

– Я все-таки не понимаю, чем мы можем помочь? – спросил алгетский двар, пытаясь уяснить для себя, что от него хочет алхонский алдар.

– Вы располагаете голосами, которые могут решить исход выборов.

– А для этого мы должны присутствовать на вашем собрании?

– Разумеется! – подтвердил Таксакис.

Только сейчас Усан понял, что задумал хитрый старик. Но алгетские двары и племянник Тотреш, которого они намеревались избрать алдаром, могли заупрямиться ехать в Артан. Несмотря на свои сомнения, он все же согласился на выдвинутое тестем Патриса условие. Слову алхонского алдара можно было доверять.

Обговорив детали заключенного соглашения, Усан заторопился домой. В его распоряжении было не так много времени, чтобы убедить дваров помочь Таксакису и успеть вернуться с ними к началу собрания. Обычно тризна по усопшему длилась не больше трех дней.

Простившись с дядей Тотреша, старик отправился к Уазыру, чтобы порадовать того достигнутыми договоренностями. Алхонский алдар посчитал, что угроза со стороны траспиев является надежным залогом сговорчивости и заинтересованности катиаров.

Тем временем курган над могилой Патриса вырос за день почти на десять локтей. На сегодня работы по его возведению закончились, и принимавшие в них участие люди отдыхали, расположившись рядом с могилой. Слуги угощали всех едой и вином, так что многие были уже изрядно пьяны.

Услышав об успехе переговоров, Уазыр предложил продолжать встречаться с дварами. Зная лучше Таксакиса катиаров, он сомневался, что Усану удастся их так быстро уговорить.

– …Чем больше у нас будет сторонников, тем лучше, – резонно заметил двоюродный брат.

В последний день тризны, когда могильный холм был уже насыпан, начались состязания и игры, где каждый мог проявить себя. Чтобы боги видели, что после смерти Патриса земля не оскудела сильными и ловкими молодцами. Причем каждый победитель состязаний получал что-нибудь из вещей умершего алдара, не только в награду, но и как память о нем. А главным призом являлся золотой кубок стоимостью в целый табун лошадей. Достаться он должен был победителю скачек, которыми обычно заканчивалась тризна.

Желающих получить такой дорогой подарок оказалось много, поэтому пришлось проводить предварительные заезды. Победители приняли участие в основных скачках, в которых неожиданно для всех первым пришел сын Кинтаса Азам. Уазыру ничего не оставалось, как вручить сопляку обещанный золотой кубок.

Видя, как сильно расстроился двоюродный брат, Таксакис поспешил его успокоить.

– Больше всего меня бесит, что победа сына может принести Кинтасу еще несколько голосов… – выругался тот в сердцах.

– Ничего! Если Усан сдержит обещание, то подлецу уже ничего не поможет. К тому же мы с тобой неплохо поработали – почти десяток дваров будут теперь поддерживать нас, а не этого мерзавца.

Однако оба прекрасно сознавали, что только приезд катиаров мог окончательно снять все вопросы. Но Усан мог задержаться, убеждая алгетских дваров, и данное обстоятельство сильно тревожило Уазыра и Таксакиса. Тем более что затягивать с проведением выборов алдара больше чем на день они не осмелились.

Провести собрание решили во дворе галуана Патриса, где расставили все имевшиеся скамейки, на которых должны были разместиться наиболее уважаемые двары. Слуг на это время пришлось выставить за ворота, чтобы не мешались. Без них в крепости было тесно даже в отсутствие катиаров, которые пришли уже после вступительного слова Таксакиса.

Их неожиданное появление большинство дваров встретило неодобрительным гулом. А Кинтас даже вскочил со своего места и вбежал на невысокий помост, с которого Уазыр вел собрание.

– Я требую объяснить, на каком основании здесь находятся эти люди? – спросил он, возбужденно жестикулируя. – Все мы знаем, что алгеты хотят отделиться, поэтому их присутствие среди нас я считаю неуместным!

– Даже решение отделиться и избрать своего алдара не лишает их сейчас права присутствовать на нашем собрании, – пояснил спокойно Уазыр. – Еще при Уасби дварам катиаров были даны одинаковые с нами права!

– И все же я требую, чтобы они покинули собрание! – упрямо настаивал Кинтас, догадываясь, что их приезд не простая случайность.

Его требование вызвало яростные споры среди дваров, мнения которых разделились. Испугавшись, что противостояние может перерасти в драку, на помост взобрался Таксакис и поспешил успокоить собравшихся дваров.

– Я никому не позволю сеять среди нас смуту и рознь! – пригрозил он гневно, когда выкрики с мест поутихли. – Катиары ваши братья, или вы об этом забыли? А решение избрать своего алдара еще не значит, что они собираются предать вас, иначе бы их здесь не было. Но все это мы обсудим после того, как изберем алдара.

– Нет. Давайте этот вопрос решим сейчас! – настойчиво потребовал раскрасневшийся Кинтас.

На сей раз большинство дваров его явно не поддержало. Все отчетливо понимали, что, изгнав сейчас катиаров, они только увеличат число своих недругов. Отважиться на такой шаг многие из них были просто не готовы.

Несмотря на замешательство среди своих сторонников, Кинтас продолжал настаивать на изгнании катиаров, все больше распаляясь и теряя над собой контроль. Пригрозив под конец даже покинуть собрание. На что Таксакис еще раз предупредил, что ни перед чем не остановится, чтобы предотвратить распри. После чего Кинтасу ничего не оставалось, как заявить о своем уходе, надеясь, что большинство дваров последуют его примеру.

Оказавшись за воротами, Кинтас тотчас пожалел о своей горячности. Ведь даже с появлением катиаров у него еще оставалась надежда быть избранным алдаром, хотя и сомнительная. Особенно если учесть, что Таксакис и Уазыр, очевидно, не просто так настояли на присутствии катиаров.

Перед галуаном Патриса толпился народ в ожидании избрания алдара. Чтобы избежать ненужных расспросов, угрюмый Кинтас быстро прошел через расступившихся перед ним людей и только после этого оглянулся. Каково же было его изумление, когда обнаружилось, что его уход никто не поддержал, даже свояк Батах предпочел остаться на собрании.

– Трусы! Мерзавцы! Подонки!.. – ругался архонский двар, пылая гневом. – Ну, я вам это припомню!..

Дорогой к своему лагерю Кинтас даже пару раз порывался вернуться, но так и не решился. С одной стороны не позволяла гордость, с другой – стыд за проявленную несдержанность. К тому же он сознавал, что с появлением катиаров его победа маловероятна, а опозориться еще раз ему не хотелось.

– Разве собрание закончилось? – удивленно спросил Азам, увидев так быстро вернувшегося отца.

– Для меня – да. Собирайся, мы уезжаем! – велел Кинтас, не желая сейчас говорить с сыном о своем унизительном положении. – Нам здесь больше делать нечего!

А через два дня, уже находясь дома, архонский двар узнал, что собрание большинством голосов избрало малолетнего сына Патриса алдаром, а его опекуном до совершеннолетия стал Уазыр.