Солнышко искоса светит…
А я всё шагаю в дожди,
В сумрак, в осенний ветер…
Что
у меня
впереди?
И кто я сам? Неужели
Вестник и спутник мглы,
Любящий свои подземелья,
Закоулки, глухие углы?
И почему так упорно
Рвусь я всегда во тьму
С солнечной тропы – торной?..
Спрашивается – почему?
Потому что лабиринты и глуби
И то, что на самом дне, –
Любит, любит, любит
Жизнь, что с солнцем в родне!
Другим она – незнакомка,
А меня непременно вдогонку
Подбодрит – не очень громко,
Но звонко, звонко!
– «Постой, подожди!
Пройдут дожди…
Всё
еще
впереди!»
Солнце! Я, может быть, болен,
И ты – мой давнишний враг?..
Спрашивается: чем я доволен,
Падая, как в омут, во мрак?..
Может быть, я – проклятый
Трус или маловер?
Может быть, я – глашатай
Смерти? Ее курьер?..
Неправда! Родное, земное,
Глубинное я люблю…
Следуй же, солнце, за мною
В мутную мглу мою,
В лабиринты и глуби,
Где не бывает дня!..
И чувствую: жизнь любит,
Безмерно любит меня, –
А она ведь солнцу родня!..
Другим она – незнакомка,
А мне обычно вдогонку
Летит ее голос (негромко,
Но звонко, звонко):
– «Постой, подожди…
Пройдут дожди.
Всё
еще
впереди!»
1933
Я вхож в прекрасный мир, мир комнаты твоей.
Он осветляет мир сомнений и страстей,
В котором я порой стучусь в ворота ада,
Кощунственно крича: «мне ничего не надо!»
Все нужные слова цветут в твоей груди,
Ты мне не говоришь: «побудь, не уходи!» –
Но держишь у себя необъяснимой силой
Без ветхих слов любви, без восклицанья: «милый!»
И этой тишины, и радостей простых –
Не передашь и ты, александрийский стих!
<1934>
Дни, сотканные из тумана,
Вновь начинают возникать…
Недавно больно, нынче странно
Мне отрочество вспоминать.
Прекрасная пора… Готовность
Растаять в солнечных лучах,
Застенчивость во всем, неровность,
Непостоянство в мелочах,
Нетронутая свежесть, детскость
Высказываний в дневнике,
Кокетство девочки соседской,
Колечко на ее руке,
Ее очки – «очкастый ангел!» –
Размолвка, мой приход домой,
Гимнастика, поднятье штанги
Над беспокойной головой…
А нынче – призрак олимпийства,
Приобретенного в тиши…
Незримое самоубийство
Незрелой маленькой души!
<1934>
Я сегодня от скуки далек,
Как далек от безумья и страсти,
Потому что мне брезжит намек
На какое-то близкое счастье.
Как на елочной ветке звезда,
Жизнь сегодня сияет, трепещет,
Будто ты мне ответила: «да»! –
И по-новому зажили вещи,
И как будто я ровно дышу,
Улыбаюсь светло, непритворно,
Всё люблю и в дневник заношу
Золотые страницы средь черных.
<1934>
Что я? – Калика перехожий, –
Смирился внешне и притих…
Жизнь смотрит искривленной рожей
На гордость замыслов моих,
И с горечью я понимаю,
Что я не всё осуществлю, –
Но так безумно я мечтаю,
С такою верностью люблю,
Что даже и в часы лихие,
В болезни, в гнете и тоске,
Всё мнится мне, что я в России,
А не в маньчжурском городке…
И в самом деле, в самом деле, –
Иль не со мной моя тоска,
И покаянные недели,
И трепет сердца у виска, –
Вся русская моя природа,
Полузадушенная мной?..
И как я рад, когда порой
Веду себя как иноземец, –
Холодный бритт, упрямый немец, –
Как горд!..
Кровь моего народа
Во мне сияет новизной!
<1934>
1 Милая, такая понятная
И таинственная вместе с тем, –
Ужасно! – но самое вероятное,
Что мы разойдемся совсем…
Вспыхнем, друг на друга обидимся,
И друг друга никогда не простим,
И больше никогда не увидимся,
И в сонную ночь отлетим,
И глазами мертвыми, мутными
Станем на мир смотреть
И плестись ногами беспутными…
Хоть бы скорей умереть!
2 Надо мною летают вороны,
Голубеет стареющий день,
И несутся с вокзальных перронов
Вопли поезда, всхлипы людей;
Расстаются – по-волчьи сурово,
В отдаленьи друг друга любить…
О, проклятье! Всё это не ново, –
Я об этом устал говорить.
3 Ночь с пеньем птиц, с собачьим лаем,
Вокзал, пронзительность свистка,
Разлуку, – всё мы принимаем, –
Два разлетевшихся листка,
Как будто вечно наготове
По разным разойтись углам…
Иль клейковины нашей крови
Так глупо не хватает нам?
Неправда: на себя клевещем, –
Прочна связующая нить!
Но это жизнь, смеясь зловеще,
Всё хочет нас разъединить.
<1934>
Жизнь… Сиянье бальной залы,
Стуки каблуками,
Беловатые провалы
Между облаками,
Холодеющее сердце
Под крахмальной тканью,
Золотеющего солнца
Поступь великанья,
Взор развратника несытый,
Гири, дымы ночи…
Небо – дождевое сито –
Разрыдаться хочет,
Хочет выть бессильно ветер,
И ребенок плачет
Всё о том, что всё на свете
Ничего не значит.
<1934>
Снова – эти книжки в серых корках
О войне и мире давних лет…
Но от строк веселых привкус горький,
В солнечных страницах света нет.
Из-за шума этих строк веселых,
Строк большой победы, – как во сне,
Слышен горький, властный, страстный голос,
Голос самого Толстого мне:
– Делай что велят судьба и случай
Твоему слепому кораблю.
Я не приношу пустых созвучий,
Хоть и счастья мало я сулю.
<1934>
Я думал, что только влюблен,
Что надо с тобою бороться.
Мой ангел! Я страшно умен
Умом чудака и уродца.
Виски набухали от дум,
Мне чудился звон панихидный.
И – вправду – скончался мой ум,
Морщинистый карлик ехидный.
Он трясся, пощады моля,
Топорщился злобно, упорно,
Но тяжко прижала земля,
Прикрыла пробившимся дерном.
Я вздрогнул: «как быть без него?»
И смутные страхи возникли,
Но в свете лица твоего
Глаза к этой жизни привыкли,
И видят, и видят они
За днями унынья и тленья
Тягчайшие, трудные дни,
Прекрасные дни обновленья…
Дождь сеется: небо мертво,
И солнце на нем не смеется…
Мой ангел, я новый, я твой, –
А даром ничто не дается.
<1934>
Отряхни свою внешнюю скуку, –
Пусть заблещут глаза новизной.
Протяни свою теплую руку
Без смущенья при встрече со мной.
Год назад неживое, как камень,
Сердце жжется, и чудом труда,
Чудом творчества сотканный пламень
Не угаснет теперь никогда.
Наши общие крылья во вьюгу
Никогда не повиснут, как плеть,
Наши души навстречу друг другу
Никогда не устанут лететь.
И, смеясь над боязнью былою,
Синим воздухом страстно дыша,
Знай, что пыльной маньчжурской весною
Иногда воскресает душа.
<1934>
Солнце светит, мелькают года,
Что-то вечно, и что-то проходит…
Я люблю помечтать иногда,
Что ко мне вдруг богатство приходит.
Я женюсь, успокоюсь; жена
Даст мне мягкость; душа усмирится…
Ах, как нынче страдает она,
И как часто ей счастие снится!
Но – мне страшно подумать! – придет
Всё, – уверенность, счастье, богатство,
Но не будет ли это как гнет
Над душою моей колыхаться?
И не будут ли дни сожжены
И печальны, как дни листопада?..
Нет, не надо покорной жены,
Тишины и богатства не надо!
Пусть я каменнолицый и злой,
Холостой, преждевременный старец…
Неподвижность, застылость, застой, –
Я на счастье такое не зарюсь!
<1934>
Как мало светлых снов сбывалось!
А ты светла, и ты сбылась…
Где ты была? Где ты скрывалась?
С какой зарей ты занялась?
Где б я ни находился, где бы
Теперь ни пресмыкался я, –
И это выцветшее небо,
И эта стылая земля,
И эти заспанные звезды,
И ветер, стонущий в ветвях,
И мерзлые вороньи гнезда
На облетевших тополях,
Все знаки смерти и напасти,
Всё, что так ненавистно мне, –
Всё хочет обернуться счастьем,
Недавно виденным во сне…
Твое лицо я вижу рядом, –
Свет от него, свет от него! –
Обманываюсь близким взглядом
И стуком сердца твоего…
И – что ж! – пусть тот обман минутен,
Пусть он исчезнет без следа, –
Прекрасен мир, прекрасны люди,
Не меркнущие никогда.
1934
Да, я бесчувственен, негибок.
Я всё рассудком стерегу
И руку – холоднее рыбы –
Даю и другу и врагу.
И только для тебя – углами
Сегодня чуть смягченных глаз
Я тихо источаю пламя,
Оставленное про запас…
А завтра… Завтра всё мертво.
По-прежнему тебя не знаю…
Не понимаю ничего
И ничего не принимаю!
1934
Ничего не пропадает даром…
Даже еле тлеющий огонь
Может стать со временем пожаром,
Выжигающим тоску и сонь…
Пусть любовь сегодня оскудела,
Пусть сегодня день полупомерк, –
Продолжай свое ты делать дело,
Волею одной, упрямым телом
Подготавливая фейерверк,
Подсыпая порох там, где надо,
В тайники оружие кладя,
Пряча за таинственной оградой
Будущую бурю, канонады
Огненного хлесткого дождя…
Ничего не пропадает даром!
1934
Ничего у тебя не прошу.
Ты – далёко. Я чист пред тобою.
Я читаю и что-то пишу
И всё время гляжусь в голубое
Озаренное небо. Дымок
Восстает над соседнею крышей.
Мне не скучно. Но, если б я мог
Твой приветливый голос услышать, –
Разлился бы в груди моей хмель,
На глаза навернулись бы слезы…
Я б за тридевять прыгнул земель,
Я бы грянул бегом по морозу.
<1935>
Есть что-то сладкое в небытии,
Есть что-то притягательное в смерти,
Но эти узкие глаза твои
Такие светлые зигзаги чертят,
Что, кажется, не только умирать,
Но даже, даже вспоминать об этом
Грешно. Пусть клонит в сон – не надо спать!
Будь человеком твердым, будь поэтом
Не холода, а теплоты, не сна,
А бодрствованья; отвори объятья
Навстречу музе – светлая она…
Давно ли ей ты посылал проклятья
За девичий восторг, за чистоту?
Ах, мы меняемся, не знаем сами,
Когда же ангел нам укажет ту
Живую музу с узкими глазами!
И странными становятся тогда
И слышными как будто издалека
Мучительные вдохновенья Блока,
Несущие свой яд через года.
<1935>
О проекте
О подписке