– Ты что, смеешься? Только за прошлый год сорок. И в начале этого он в Норвегию за сельдью ходил, пока не… Да, значит, так, хм, пятьдесят пять – по старой дружбе я не драл с него по три шкуры. Ровно пятьдесят пять марок этот старый пройдоха мне задолжал, – пальцы шведа барабанили по столу, что служило не самым добрым знаком. – Дядька исчез, но долги остались. Ты понимаешь, что это значит, дружище?

– Вполне. Ясно как белый день. Но и ты меня пойми, Магнус, – я же почти голый из темницы бежал, у меня ничего нету, – Пес оттянул края рубахи кончиками пальцев. – Отсиживаюсь у Бальтазара на его харчах. Дела делать открыто не могу, поймают – и тогда точно денежки твои плакали. Из Пруссии мне надо бежать, но повторяю – я пришел к тебе по делу.

– Я тебя, конечно, послушаю, Бронте, но имей в виду: если ты со мной не расплатишься, найду, из-под земли достану. – Уже второй раз за последние сутки Гектор слышал подобные угрозы. – А если убьют, воскрешу с помощью моих чудесных зелий, нарублю в полоски и скормлю свиньям. Потом зимой слеплю из их навоза твою фигуру, залью водой и разнесу ее из пушки. Говори.

– Только не вздумай нам лгать, глупый оборванец! – С крутым нравом попугая кто только не боролся, но поделать ничего не смог.

– У меня есть достоверные сведения, что здесь недалеко орудует новая банда. Обитают они в одной церкви, прикидываясь святошами. Наводят страх на всю округу; в подвале сундуки набиты золотом и серебром. Их пять человек, особо опасные разбойники.

– Хорошо, от меня ты чего хочешь? Людей, что ли? А если нет там ни брактеата^[20]? Как рассчитаешься? – С облегчением Пес заметил, что предложение зацепило шведа. – Хорошо. Будь ты неладен, последний раз иду навстречу вашему семейству. Что от дядюшки, что от тебя так и несет враньем за милю. Сейчас ты пойдешь на ярмарку, Бронте, найдешь мой лоток – там два парня стоят, Гуннар и Тронд. Скажешь им, что я их с тобой отпускаю. Берете лошадей и мешки, скачете туда. Если там есть золото, набираете, сколько войдет. Потом с телегой еще раз съездите. Но если там ничего нет…

– Все там есть! Спасибо, Магнус, еще до вечера обернемся, – Гектор был уже в дверях. – Как их зовут? По-человечески, что ли, не можете детей называть?

– Ты лучше пошевеливайся! Самого-то как зовут! К вечеру жду с обещанным.

Пробираясь между повозками с овощами и фруктами, клетками с курами и кроликами, лавками с оружием и доспехами, лотками с целебными снадобьями и мазями, Пес вспоминал, как они с дядькой каждый год занимали здесь свое, отведенное муниципалитетом место. Их обширный участок исправно снабжал горожан и заезжих купцов всевозможным скотом, лошадьми и домашней птицей. У них были свои постоянные покупатели, поскольку качество их продукции было известно далеко за пределами Самбии. Еще дед Пса добился возможности ставить знак качества клеймом в виде медвежьей лапы на бочках с провизией, за что приходилось доплачивать особый налог.

Работавшие на них торговцы круглый год колесили по соседним странам в поисках товаров, отпускаемых по низким ценам, и продавали их по всей Пруссии. В порту за ними была закреплена отдельная ластади^[21], где предприимчивая семья хранила бочки с рыбой и древесину, которую затем распределяли в соседние комтурства. Что и говорить, дела у Бронте тогда шли очень хорошо. Шли отлично, на зависть всем остальным прусским дворянским родам.

Гектору стало обидно до слез, которые он даже не старался скрывать, пока ходил по торговым рядам. Все эти запахи, лица и обстановка – все ему было знакомо, все это когда-то было неотъемлемой частью его жизни. Вот косоглазый торнский торгаш, что ломит непомерные цены за своих овец, вот скрюченная трагхаймская старуха-гадалка, а вон чуть поодаль стоят Дармитас, литовский здоровяк-кузнец, и все такой же маленький, как и пять лет назад, Арвидас, его сын-подмастерье. Сердце прусса защемило от нахлынувших воспоминаний, слезы потекли ручьем, только сильнее размазывая золу по его небритым щекам, а руки задрожали как у мальчишки.

Так, весь разбитый и опустошенный, он просидел у загона с козами добрых полчаса, пока наконец не взял себя в руки. Будучи в данный момент на самом дне, Гектор понимал, что судьба подарила ему шанс на спасение и он будет полным дураком, если его не использует. Да, все сейчас из рук вон плохо: долги, побег из-под стражи, из близких почти никого нет, но это не значит, что надо сдаваться и добровольно идти на эшафот. Не для этого его вытащили из казематов, не для этого он убил подлого монаха, не затем он собирался отправиться в змеиное логово, правда, пока так и не понимая зачем.

Только в эту секунду, в первый раз в своей жизни Гектор Бронте четко понял, что у него появилась цель. Пусть пока размытая и невнятная, но она, по крайней мере, появилась. А ведь раньше ничего подобного он не ощущал. Он просто жил, помогал дяде, изучал торговое дело, считал деньги и узнавал им цену.

Когда дядя умер, Пес начал стремительно падать вниз: без малого за четыре месяца промотал все накопления, пил, гулял, играл, дрался, предавал и обманывал друзей и, наконец, в трактире в пьяной драке нечаянно убил этого чертова брата. Каждый человек хозяин своей собственной судьбы, и его поступки напрямую влияют на ее превратности. Гектор осознал, что все те последствия, которые ему довелось прочувствовать на своей шкуре, были ничем иным, как закономерной чередой его падений. Так вот зачем появился этот странноватый невидимка Бэзил – он хочет помочь ему достичь заданной цели!

– Доброго вам дня, господа, – воспрянувший духом Пес подошел к указанному Магнусом лотку. – Я с посланием от великого и могучего шведского воина.

– Он не понимает по-немецки, со мной говори, – широкоплечий молодой скандинав, высокого роста, с глубоким шрамом поперек безбородого лица грозным голосом привлек к себе внимание прусса.

Прямой противоположностью ему казался стоявший рядом такой же молодой, но приземистый и улыбчивый датчанин, весело разглядывающий проходящих мимо дам. Оба викинга были одеты одинаково: в суконные рубахи с глубоким вырезом, по щиколотку башмаки из козьей кожи, шерстяные чулки, облегающие льняные штаны, подвязанные у колен, и полотняные плащи, украшенные замысловатым шитьем из металлических нитей.

– Ну, с тобой так с тобой. Ты Гуннар или Тронд?

Искусственная улыбка, натянутая на лицо Гектора, не вызвала у викинга ни малейшей эмоции.

– Тронд.

– Очень хорошо, Тронд! Я безумно рад нашему знакомству, а это, должно быть, Гуннар, – Пес аккуратно указал пальцем на все так же щерящегося молодца, только теперь в сторону самого прусса. – Я вижу, у тебя хорошее настроение, бравый Гуннар.

– Он не понимает по-немецки, со мной говори, – казалось, что у Тронда двигались лишь губы, остальные мускулы на лице даже не шевелились.

– Ах да, я забыл, прости, уважаемый Тронд. Значит, дело обстоит так – Магнус приказал вам поехать со мной в Шрефтлакен, чтобы там расправиться с шайкой опасных преступников и забрать их накопленные разбоями и грабежами богатства. Вкратце обстоятельства таковы. Но если у вас здесь есть незаконченные дела…

Не успел Пес договорить, как Тронд уже бойко шагал к месту, где были привязаны их лошади, а Гуннар молниеносными движениями разбирал лоток и складывал флаг конторы Магнуса. Через пять минут все трое галопом скакали по направлению к местечку, названному Михаэлем. Пути туда было от силы часа полтора: сначала сквозь ельник вдоль ручья, потом по просеке и по тихому зеленому лугу.

Все время, пока троица ехала в нужном направлении, Гектор не переставал удивляться быстроте и выдержке северных воинов. Тронд за всю дорогу не проронил ни слова, а Гуннар так и продолжал с улыбкой озираться по сторонам, дивясь окружающим их пейзажам. Наконец из-за холма показались тонкие струйки серого дыма, означавшие, что нужное им селение находится уже совсем близко.

Спешившись у небольшой церквушки, Гектор зашел внутрь, а воины Магнуса остались у входа верхом на лошадях. Пока Пес отсутствовал, пару викингов со всех сторон облепила босоногая детвора, кривляясь и изображая дуэль меченосцев на тонких деревянных прутиках. Родители шикали на своих чад, но те раззадоривались только больше и дошли до того, что стали палочками тыкать в конных воинов.

Гуннар подыгрывал ребятишкам и делал вид, что его ногу или руку проткнули и оттуда хлещет кровь, и, как раненый, прижимался к шее лошади. Тронд же, напротив, не проявлял к детям ни малейшего интереса, а лишь смотрел куда-то вдаль, сделав над глазами козырек из ладони.

Вдруг один мальчишка отошел подальше и с размаху запустил в Тронда свою палку, как копье. Несмотря на то что датчанин не мог этого видеть, поскольку повернулся к шутнику спиной, он немного наклонил голову в сторону, и копье прошло в трех пальцах от его головы. Никто не успел заметить, как палка, едва успевшая пролететь вперед, распалась на две половинки, упавшие аккурат по обе стороны шеи его лошади. Удар можно было определить лишь по звуку меча, водворяемого обратно в ножны.

– Что здесь происходило, пока меня не было? – Гектор вышел как раз под изумленные возгласы толпы крестьян. – Служитель ничего не знает. Попробуем спросить у местных жителей.

– Что случилось, добрый господин? Потеряли что-то? – откуда-то из глубины толпы донесся слегка напуганный голос.

– Можно и так сказать. Слушайте, братцы, – ловко запрыгнув на коня, Пес стал неспешно разворачивать его по кругу, – до нас дошли слухи, что у вас стали пропадать люди. Мы прибыли из Кёнигсбергского комтурства^[22], чтобы провести должное расследование. Если кто-то что-нибудь знает, скажите.

По толпе прошел гулкий ропот, все пожимали плечами и смотрели друг на друга удивленными глазами. Казалось, что они впервые об этом слышат.

– Была здесь одна сумасшедшая, кричала, что у нее дочери пропали. Но ее сюда временно с епископства перевели, дочерей ейных мы в глаза никогда не видели. Так ее здесь нет уже с неделю, однажды ночью куда-то сама пропала. Как в воду канула.

– Стойте, я знаю, куда она ушла, – мужчина с залысинами и дружелюбной улыбкой смелым шагом вышел из толпы навстречу Гектору. – Она на голову слаба была, по ночам здесь бродила. На озеро ходила. Я ее там недавно видел, пойдемте покажу.

Лысый крестьянин оседлал своего тощего коняжку и, то и дело подхлестывая его тростинкой, повел Пса с сопровождающими к ольховому леску. Ребятишки еще некоторое время помельтешили под копытами коней северных всадников, но как только Гуннар бросил в их сторону какой-то черный блестящий камушек, тут же гурьбой ринулись на заморскую диковину.

Селяне махали троице вслед, желая всадникам счастливого пути и доброй погоды. И делали это совершенно не зря, ведь на горизонте сбивались в кучу огромные черные грозовые тучи, затягивая собой безбрежное синее небо. Крестьянин с блестящей потной лысиной вел их как раз по направлению к самому центру зарождающейся бури.

Однако Гектор совершенно не обращал на близкий шторм никакого внимания – он прикидывал, что их может ожидать в убежище Гзанды. Скорее всего, никакого золота там нет, откуда у монахов ему взяться, надо придумать, как извернуться перед викингами, а главное, их хозяином.

Наконец, четверо путников пересекли рощицу и выехали к небольшому песчаному кратеру, на дне которого скапливалась дождевая вода, образуя некое подобие искусственного озера. Тронд спешился первым, за ним спрыгнул Гуннар. Держа руки на клинках, скандинавы стали осторожно обходить кратер с двух сторон. Когда они исчезли из виду, Гектор почувствовал себя одиноко. Он уже привык к двум молчаливым бойцам и считал их полноправными членами своей команды, так что, когда они скрылись, ему стало слегка не по себе.

Деревенщина, зажав травинку в зубах, спокойно сидел на лошадке и исподлобья наблюдал за прыгающими по песку звонко щебетавшими птичками. Вдруг птичек разогнал свист одного из викингов. Прусс и провожатый немедленно бросились за возвышенность навстречу звавшим.

Стоило им только обогнуть кратер, как лысый проводник завалился назад, заставив коня подняться на дыбы, и, в конце концов, слетел с животины. Но тут же моментально вскочил и, издавая утробные звуки, согнулся в три погибели, после чего на песок вывалился весь скудный крестьянский завтрак. Гектору все же удалось сдержать подобные позывы, но кишки все равно завязались узлом.

Взору прибывших открылась ужасная и отталкивающая картина. На земле лежало тело, судя по платью, принадлежавшее женщине, и все бы ничего, но у бедолаги напрочь отсутствовала голова. Лоскуты почерневшей кожи обрамляли зияющую рану, как лепестки дьявольского тюльпана, на которых то тут то там копошились мелкие кучки опарышей. Из шеи торчало несколько окровавленных позвонков, прилегающих к гортанной трубке.

– Трупу пять дней, может неделя, – Тронд без тени брезгливости оглядывал окоченевшее тело.

– Когда ты ее видел? – недоверчивый взгляд Гектора уперся лысому прямо между кустистых бровей. – Она была жива?

– Конечно, иначе я бы в фогство^[23] сообщил, – лысый низом рубахи утирал себе рот. – Когда? Как раз около недели назад. Я сюда за водой хожу, себе и Трудяге. Она тут вкуснее. Пришел один раз, когда она уже исчезла, смотрю – эта несчастная здесь сидит. Ну, пусть, думаю, сидит, раз нравится. Не стал ее трогать.

– Кому-нибудь в деревне говорил?

– А зачем? Ее слабоумной считали, она все время в слезах ходила, что-то про дочерей бормотала. Когда она пропала, все только вздохнули с облегчением, чего уж греха таить.

– Надо бы ее обыскать, может, найдем чего, – Пес неловко покосился на Тронда.

Викинг с нескрываемым презрением оглядел прусса и, что-то буркнув на своем языке, кивнул Гуннару. Тот со своей непревзойденной улыбкой лишь пожал плечами, опустился на колени и начал проворно шарить по карманам убитой. Спустя пару секунд на свет были извлечены несколько серебряных монет, грязный вонючий кусок какой-то тряпки и крохотный нательный крестик.

Очевидно, недовольный своим уловом, Гуннар перевернул труп и запустил руку покойнице под платье. Пока он, единственный знаток причин своего довольства, обшаривал труп со спины, улыбка так и не сползала с его лица. Вдруг на секунду улыбка сменилась недоуменным выражением, но как только он достал предмет из-под одежды женщины, она снова вернулась на свое постоянное место. В руках у Гуннара находилась небольшая деревянная трещотка, какие обычно носили прокаженные, на грубо отесанной, в занозах ручке.

– Что-то не похожа она на прокаженную, – смутные сомнения начали постепенно закрадываться в душу Гектора. – Здесь где-то рядом есть лепрозорий?

– Есть. При церкви Святого Георга. В Повундене, отсюда рукой подать. Идете на восток, пока не увидите в роще старый дуб, и от него на север всего ничего, – лысый проводник на песке палочкой рисовал простую карту, как пройти к очередному небольшому селению. – А я вам, наверное, больше не нужен. Так что удачи в пути, добрые господа. С Божьей помощью желаю вам изобличить и наказать преступников, да возьмет их Сатана!

– Стой, пойдешь с нами, – безапелляционный тон Тронда заставил съежившегося проводника развернуть Трудягу в их сторону. – Не нравишься ты мне, лысый черт. Положить бы тебя с ней рядом, нечестивца. Ладно, пошли, показывай дорогу.

Гектор хлопнул себя по лбу – конечно, как же он не догадался раньше. Папа прислал инквизиторов, якобы, как братьев ордена Святого Лазаря для госпитализации и лечения прокаженных. Туда ни за что никто не сунется; днем они исправно несут службу в церкви, а ночью в помещении госпиталя чинят свои ужасные расправы.

Воистину лучше прикрытия не найти. Значит, дочерей этой женщины упекли в лепрозорий, а они как-то сумели ее об этом известить. Но монахи опередили мать, прежде чем та успела сообщить куда следует, и ее убрали в укромном месте. Но почему тогда она ничего не сказала лысому? Может, дожидалась вестника из деревни или у нее не было доказательств? А этот тип действительно вызывает подозрение, а возможно, он просто боится – не каждый же день видишь обезглавленные тела. Пес решил отпустить деревенщину, когда он их доведет до места. А пока за ним нужен глаз да глаз.

Повунден оказался совсем не селом, а небольшим городком, обнесенным стеной. Часовой из горожан на въезде поинтересовался касательно цели их приезда, на что Гектор потребовал немедленно пропустить их, так как они расследуют убийство женщины, совершенное неподалеку отсюда, и все следы ведут в их город. Это обеспечило им беспрепятственный проезд. Стражник, очевидно, опешил от такого известия и напрочь забыл спросить у посетителей доверительное письмо с комтурской печатью.

Отсутствие какой-либо цивилизации бросалось в глаза сразу же при въезде в город: невыносимая вонь от навоза, человеческих испражнений и мусора прошибла носы всей четверке. Помои валялись прямо под окнами жилищ, густые потоки нечистот текли по улицам. В некоторых местах положили корявые доски или огромные булыжники, служившие мостиками с одной стороны на другую. В тех местах, где, не утопая в дерьме, пройти было невозможно, люди ловко перебирались через вонючие ручьи на ходулях.

В отличие от Кёнигсберга домашний скот, весь облепленный огромными зелеными мухами, находился не за городом, а прямо под боком у хозяев. Сами же люди источали едкое зловоние, их одежда больше походила на грязные лохмотья, а кожа покрылась толстым слоем грязи. Волосы женщин и бороды мужчин слиплись колтунами, напоминая больше куски распущенной мокрой веревки, вывалянной в глине. Пес с содроганием представил, как живут бедняги в лепрозории, если обычные горожане выглядят словно дикари давно прошедших времен.

– Эй, варвар, а где тут у вас церковь? – Гектор, поморщившись, тронул носком сапога проходящего мимо косматого горожанина.

– Так это вам к кургану надо. – Единственный гнилой зуб в обветренном рту прохожего опять чуть не вызвал рвоту у лысого провожатого. – Старая церковь сгорела. Святые отцы построили новую за городом. Там же и госпиталь, чтоб нас не заразить!

– Тебе это не страшно, пугало. Какой курган? Как добраться?

– Прямо по жиже до других ворот, там вверх по горке, и тропинка выведет.

– Хотел еще спросить, – нос приходилось зажимать, чтобы не последовать примеру лысого, – у вас тут люди не пропадали? Сестры, например?

– Да мне почем знать, – поковырявшись в ноздре, прохожий вытер палец об лохмотину, очевидно, некогда служившей ему рубахой. – Я не пропадал, мои соседи тоже. Хотите, у отцов спросите.

Кривой, в грязных коростах палец с обломанным ногтем указал на небольшой, с закопченными стенами замок, принадлежащий Самбийской епархии, на противоположной стороне рыночной площади. Вокруг него вдогонку за тощими стрижеными овцами неуклюже бегали с задранными выше колен рясами толстоногие монахи. Откуда-то со двора доносился протяжный собачий вой, и, когда из коровы, стоявшей к нему задом, шлепнулась увесистая лепешка, всякое желание разговаривать со смотрителями полузаброшенной крепости у Пса пропало напрочь.

Лысого решили отпустить со строгим наказом – никому ни о чем не рассказывать, пока проводится расследование. Тот, откланявшись, так резко погнал захудалую лошаденку по кличке Трудяга прочь из города, что брызги нечистот полетели из-под копыт во все стороны выше его роста. Единственным утешением для оставшейся троицы стал начавший накрапывать дождь, слегка сбивший вонищу. Тучи сгущались, и Тронд предложил переждать непогоду в церкви, представившись усталыми путниками, а заодно разведать там обстановку.

Сопоставив в уме факты, Гектор пришел к заключению, что старую церковь, скорее всего, сожгли сами инквизиторы, дабы иметь повод творить свои темные дела вдали от людских глаз. К тому же держать лепрозорий внутри города было невозможно. Все время, пока путешественники поднимались по узкой тропинке на курган, Пес испытывал неприятные ощущения внизу живота. Он очень волновался, поскольку развязка неотвратимо приближалась. Его подмывало рассказать правду викингам, но он понятия не имел, какова будет их реакция и как в их краях относятся к обманщикам.

Желание пришлось подавить и оставить признание на потом, если того все-таки потребуют обстоятельства. Вдруг все обойдется, как знать. Навстречу всадникам с вечерней службы по домам спешили чумазые горожане. Поскольку дождь усиливался, всем хотелось быстрее запастись водой и, наконец, помыться и постирать свои лохмотья. Когда встречный поток жителей стал мало-помалу иссякать, Пес обратил внимание на тяжелую поступь лошадей – становилось ясно, что они устали и им необходим отдых. Слава богу, уже почти доехали.