Прислушиваюсь… Природа нежно и по‑доброму объясняет: «Я создаю гармонию в хаосе мира, творя свои законы Порядка. Но стихийные страсти могут разрушить мои Гармонию и Порядок, при этом, не разрушая моих законов. Стихии имеют законы, не мною установленные, и страсти мне не подчиняются – не обладаю разумом».

Природе надо верить и понимать ее. Вспоминаю себя в детстве – есть ощущение: природа была понятнее, чем поступки и действия людей – перед природой у меня не было вопросов, а перед людьми множество: зачем? Почему?

Сегодня мне исполнилось три года, и мама сказала загадочную фразу:

– Завтра мы пойдем в садик!

– Куда? – не понял я.

– Завтра узнаешь.

В моем воображении нарисовался этакий самостоятельный палисадник с невысоким забором и со всех четырех сторон – калитки. В палисаднике больше всего голубых и оранжевых цветочков…есть красные, белые и желтые вперемежку с зелеными листочками – радостное настроение…жду завтрашнего дня с нетерпением.

«Садиком» оказался большой дом за высоким забором, в который мама вошла, оставив меня сидеть на скамейке… Здесь было много интересного и непонятного: большой невысокий ящик с песком – фигня, норы для лягушек не пророешь… у пруда лягушки прыгают в вырытые норы, когда солнце начинает жарить, и в прохладе довольные квакают. Рядом со скамейкой была закопана лестница (Папа и мама дома не разрешали взбираться по лестнице). Я кинулся покорять ее…и осознал, что не умею перемещаться по перекладинам.

Взялся за перекладину выше головы двумя ручонками…на нижнюю перекладину выше земли подпрыгнул обеими ногами – приехали – дальше нет движения…и задница висит ненужным грузом…думаю…отпускаю правую руку, чтобы ухватиться за более высокую перекладину…задницу понесло в сторону…бьюсь ухом о деревянную стойку…боль!…ноги соскальзывают и коленки чиркают по перекладине…дикая боль!…что бы не зареветь, что есть мочи кричу на лестницу: «Сука!» Но в моем сознании мелькнуло «Я дурак!» Слышу за спиной чей‑то возглас:

– Ой!

И материнское:

– Как всегда, нельзя на минуту оставить одного…

– Ничего страшного…подмажем «зеленочкой»…накормим завтраком…и Коля вольётся в наш дружный коллектив, – сказала добрая тетя, которая была больше моей мамы.

– Я Валентина Петровна, буду твоим воспитателем.

– Мою маму тоже Валей зовут…зачем мне воспитатель?… у меня есть папа и мама. Пауза. Мама и «добрая тетя» переглянулись, и каждый о своем ухмыльнулся. Добрая тётя произнесла:

– Чтобы отвечать на твои вопросы…

– Хорошо, – сказал я утвердительно, – в душе надеясь на множество ответов. Мама рассмеялась, понимая мои надежды.

– Пойдем, Коленька, иначе пропустим завтрак.

«Зеленка» оказалась «жгучее» крапивы – слезы брызнули внезапно, но зареветь в полную силу не позволили руки Валентины Петровны, добрые и ласковые, как у моей мамы…стыдно плакать.

Помыв руки, ждал, что мне принесут поесть в маленькую комнатку. Но Валентина Петровна подвела меня к двери напротив, открыла ее: там оказалась большущая комната, в которой за маленькими столиками сидели девчонки и пацаны…аж испугался! То ли от количества детей, то ли от стука ложек, то ли внезапной тишины …и устремленными на меня глазами.

– Дети, у нас пополнение. Мальчика зовут Коля, – представила меня «добрая тетя». А я весь дрожал. Мне хотелось плакать.

– Коля, садись за столик к Лене, Пете и Тане…сейчас принесут твою порцию, и ты покажешь, как едят настоящие мужчины.

Эти слова меня подбодрили. Принесли манную кашу, которую я не любил, но уплетал ее, будто был голоден…оказалось – есть можно.

– Он похож на Буратино, – неожиданно сказал Петя…не знаю, что такое Буратино, но если все засмеялись, значит это обзывалка.

– А ты осёл.

– У тебя уши большие.

– А у тебя нос.

– Причем здесь нос?

После завтрака нас вывели во двор. Петя предложил поиграть в песочнице. Пришлось объяснить, что это не настоящий песок. Он строил из себя умника, а мне было противно, и я послал его на хутор бабочек ловить – одним трехбуквенным словом и объяснил, что не люблю играть, а люблю странствовать.

Пошел, не замечая, что обиженный Петя плачет, Валентина Петровна успокаивает его и что-то говорит мне вслед. По пути встречались незнакомые и непонятные вещи, но я теперь знал, кто мне о них расскажет.

Среди обычных девочек увидел очень красивую и понял, что мне очень приятно смотреть на нее. Жаль, что у меня родился брат, а не такая красивая сестренка. После обеда, оказывается, здесь спят – я и ночью не люблю спать. ( Спится само собой.) Пока Валентина Петровна укладывала других детей, я прошмыгнул во двор. Подойдя к забору, обнаружил, что одна штакетина оторвана, а вторая легко отодвигалась, и я запросто пролез в образовавшуюся дыру. Оказался в неизвестном мне месте: слева – колючий забор, справа – обрыв, впереди дорога. Куда она приведет?

Она привела меня к неизвестной улице. Улица начиналась от кручи, внизу глубоко – глубоко блестела вода, дальше – луг с коровами, и далеко‑далеко виднелась гора. Даль и простор поразили. Я не мог оторвать взгляда, как от красивой девочки. Хотелось взлететь!

Ко мне подбежала маленькая собачонка, захотел погладить, но она, заскулив, убежала, нырнув под калитку. Пошел вслед за ней и увидел около дома палисадник, расцвеченный яркими цветами… радостно… и… чья – то рука опустилась на плечо.

– Миклухо‑Маклай, с ума сведешь, – услышал я Валентину Петровну, запыхавшуюся от бега.

– Красивые цветы, – успел пролепетать я . И меня потащили, выкрикивая угрозы.

Я не сопротивлялся, мне хотелось знать, кто такая «миклуха‑маклаха», и задал вопрос «доброй тете»…Она сняла тяжелую руку с моего плеча…

Это был первый и последний день моего пребывания в детском саду. Мама отправила на все лето к тетке в Гулькевичи.

В три года научился из букв складывать слова. Позже с этажерки сестры взял случайную книгу. Открыл так, как она открылась, увидел портрет, похожий на моего отца. Читаю: Н‑и‑к‑о‑л‑а‑й. Неужели ошибся? Читаю дальше: М‑и‑к‑л‑у‑х‑о‑М‑а‑к‑л‑а‑й. Опупеть! Значит, меня обзывали именем хорошего человека. Кто он? Позже выяснил, что этот человек был знаменитым путешественником.

В шесть лет поросился в школу. Очень хотелось знать больше!

Прошли годы… Удалось не только что‑то узнать о Миклухо‑Маклае, но и прочитать его известные ми глазами. Не пришлось… Зато в своей стране я встретил много различных «папуасов», удивительно хорощих и … плохих.

С трепетом и восторгом открывал для себя русских путешественников, мореплавателей и землепроходцев, для которых познание далекого и неведомого было потребностью ума, жаждой души и сердца. Познание неизведанного, стремление вдаль – черты характера русского человека, которые способствовали образованию великого пространства – России.

А что Буратино? Наш пацан, сующий нос во все щели, чтобы узнать, что там такоеинтересное и познавательное.

Об одном дне «Миклухи‑Маклая» во взрослом возрасте мне рассказала мама…Валентина Петровна слёзно умоляла не оставлять меня в садике: «Он не признает никаких правил и границ, матерится, как сапожник, донимает меня вопросами, на которые не всегда даю ответ. А на некоторые отвечать стыдно». С того дня и в дальнейшем за мои «странствия» и поведение в детском саду мама напоминала о «Миклухо‑Маклае» отцовским ремнем.

* * *

На крутом берегу извилистой Кубани расположился хутор Султановский, которому дали имя хозяина земли. В конце XIX века на территории Султана Гирея протянули железнодорожную ветку из Ростова во Владикавказ и построили станцию, назвав её «Гирей».

Предприимчивые люди построили поблизости винокуренный заводик и построили жильё для работников. Так родился наш посёлок Гирей. С дальнейшим развитием железнодорожного узла возник жилой район для их работников. Благодаря наличию на данной территории железной дороги были построены новые предприятия, осваивались богатейшие гравийно-песочные карьеры и сельскохозяйственные предприятия. Так рос и развивался посёлок.

Граф Воронцов‑Дашков, будущий владелец сахарного завода, на самом высоком холме посёлка построилдворец в кавказском стиле, здание которого после революции отдали средней школе №2.

Что характерно, я прошёл путь формирования посёлка городского типа Гирей: начальную школу закончил в хуторе Султановском, восьмилетнюю – в посёлке при спиртзаводе, среднюю школу – в посёлке при сахзаводе.

Гирейцы считали, что весь Советский Союз знает о существовании нашего посёлка: их сыновья и дочери жили в разных уголках страны… Вживаясь в культуру нового места жительства, которая становилась для них родиной, они невидимыми нитям были связаны с Гирем.

Житейская занятость и суета могут вытравить из души способность удивляться.

Но если ты вдруг увидишь звёздное небо и почувствуешь свою принадлежность ко Вселенной… И захочется умчаться в горы, очароваться бесконечностью хаоса… или к морю – захлебнуться восторгом от борьбы с неутомимыми волнами… или в лес – покориться бесчисленным оттенкам зелёного и волноваться природной выразительностью, то твоя душа жива.

Жизнь теряет смысл, будь она ровной и гладкой… где бы это ни было: в Гирее, в Ярославле, в Чите или в Ленинграде.

Но только в Гирее летнее утреннее солнце веселит зелёный покров земли и радует душу гирейца… И осеннее ласковое солнце, покрывая позолотой деревья, хаты и дома, навевает восторженную грусть.

В зимний кубанский день, когда выпадает долгожданный снег, который пытается сохранить себя, забившись в укромные местечки, ощущаешь в себе силу к сопротивлению.

В весеннюю ночь белоснежное цветение алычи, вишни, яблонь, освещенных светом из окон, наполняют душу восторгом.

Какие чувства ни рождались бы, неожиданные или в первый миг непонятные, они всегда из детства… из гирейского детства.