Народ без песен – это не столько единый национальный организм, сколько всего лишь некое случайное сообщество «поедателей» хот-догов и сникерсов, оказавшееся волей случая объединённых общими языком, территорией и властью. Народ, поющий чужие песни – это потенциально готовый завтрашний предатель национальных интересов, подсознательно уже совершивший (сначала – эстетический, а вслед за ним и гражданский) выбор между категориями «своего» и «чужого» в пользу «чужого».
Духовная полноценность нации как раз и определяется не столько её умением копировать образцы чужого кино, чужой музыки, чужой литературы и прочего, сколько способностью создавать самоценные произведения искусства, опирающиеся на особенности собственного менталитета, использующие лучшие наработки национальной культуры и выражающие душу своего родного народа. Именно этим ценны для нас (и всего человечества!) А. Пушкин, А. Мицкевич, Г. Тукай, Т. Шевченко, Ш. Руставели и другие столь же яркие представители национальных литератур, в том числе и великий татарский поэт Муса Джалиль.
Наверное, берясь за анализ его поэтического творчества, можно разбить его на несколько хронологических этапов и исследовать, в какие периоды жизни наиболее заметное влияние на его стихи оказывала восточная классическая поэзия, а когда его больше тянуло к фольклорным мотивам или романтике – и, надо сказать, многие литературоведы примерно так и поступали (к примеру, Кашшаф Гази, Сайфи Кудаш, Г. Халит, Н. Юзеев и другие). Однако главная особенность поэтического «лица» Мусы Джалиля заключена, как мне представляется, совсем не в этом. Ибо сквозь все поэтические влияния и поиски литературных стилей, точно солнце сквозь ветви цветущего, плодоносящего или осыпающегося листвой сада, просвечивает всепоглощающая мысль о служении своему народу. И даже, я бы сказал, не мысль, а некое естественное для него, словно подаренная от рождения способность дышать, смотреть, ходить или слушать, чувство органичного слияния со своим народом, осознание себя его голосом, рупором, озвучивателем его коллективной души. Отсюда – и столь острое понимание того, что его личная жизнь неотрывна от судьбы и участи народа, и что она так же, как и всё творчество поэта, целиком принадлежит народу.
«Даже расставаясь с жизнью, ныне / клятв священных я не предаю: / как я песни посвящал Отчизне, / жизнь свою народу отдаю», – написал он в стихотворении «Песни мои», датированном 26 ноября 1943 года, фактически за месяц до своей гибели в Моабитской тюрьме. Однако было бы ошибкой воспринимать эти слова как понимание непосредственно одного только того шага, что поэт отдаёт свою жизнь народу, идя ради него на смерть – его жизнь была отдана народу задолго до самого факта начала войны и выпавших на долю Мусы Джалиля испытаний казематами немецкого плена, он посвятил её народу вместе со своими первыми поэтическими опытами, показав в стихотворении «Счастье» 1919 года, что умереть за свободу своих товарищей – это и есть высшее понимание революционного счастья: «Если б грудь обожгло мне горячим свинцом, / если пуля засела бы в сердце моём, / если б смерть, не давая подняться с земли, / придавила меня кулаком, – / я бы СЧАСТЬЕМ считал эту гибель в бою, / славу смерти геройской я в песне пою. / Друг-рабочий, винтовку возьми – и в поход! / Жизнь отдай, если надо, за волю свою».
Как бы ни претило кому-то сегодня говорить об идейных ценностях советской эпохи, а поэтическое наследие Мусы Джалиля и его этические и эстетические позиции невозможно рассматривать в отрыве от борьбы за социалистическое преобразование жизни советских республик, потому что ни о чём другом он, собственно говоря, в своих стихах и не писал. У него, безусловно, есть и стихи о любви, и вообще лирическая поэзия широкого плана – о природе, цветах, животных, силах стихии, молодости, о тьме и свете, правде и лжи, жизни и смерти, и тому подобных лирико-философских категориях, однако все они – в большей степени лишь красочный восточный ковёр, на фоне которого оказываются запечатлёнными эпоха борьбы за счастье трудового народа и место поэта в этой борьбе. Вот как Муса говорит о своём человеческом и творческом предназначении: «Я восстал и вперёд стал прокладывать путь, / верю в силу свою, дышит радостью грудь. / Пусть немало преград на пути у меня, / нет, не жалуюсь я, не хочу отдохнуть. / Лишь свобода и правда – мой главный оплот, / разве можно теперь не стремиться вперёд? / Разве можно народ не вести за собой, / если виден вдали мне надежды восход? / Всех рабочих людей я считаю роднёй, / лишь с сынами народа един я душой. / Это мой идеал, это высшая цель – / БЫТЬ С НАРОДОМ, вести его светлой тропой. / Жизнь моя ДЛЯ НАРОДА, все силы ему. / Я хочу, чтоб и песня служила ему. / За народ свой я голову, может, сложу – / собираюсь служить до могилы ему. / Славлю дело народное песней своей, / не пою небеса, жизнь земли мне милей…» Ещё только вступая на путь поэтического и гражданского служения стране и трудовому народу, Муса Джалиль прекрасно понимал, какие возможные опасности поджидают его на этой дороге, и был готов встретить их с высоко поднятой головой: «Не страшась кровопролитной битвы, / мы пойдём, как буря, напролом. / Пусть кому-то быть из нас убитым, / никому не быть из нас рабом!»
Поэзия Мусы Джалиля – это не просто образец служения Родине своим поэтическим словом, но поистине пример жизни великого ОДНОЛЮБА, беззаветно любившего свою страну и её народ и считавшего, что настоящий человек силён «не автоматом» и «не конём», а исключительно «клятвою своей народу».
Он своей клятвы не переступил и не нарушил, оставшись верным народу до самого своего смертного часа. Более того, читая такие его стихи, как «Прости, Родина!», нельзя не содрогнуться от мысли, что он ещё и допускает возможность того, что кто-то посчитает его в чём-то перед ней виноватым: «Прости меня, твоего рядового, / самую малую часть твою… / Кто посмеет сказать, что я тебя предал? / Кто хоть в чём-нибудь бросит упрёк?.. / Последняя капля крови капнет – / на клятве моей не будет пятна».
Думаю, что поэт напрасно боялся каких бы то ни было обвинений – его жизнь прожита так, что никто не посмеет укорить его даже и в мысленной слабости, ибо каждый его шаг и каждый помысел до самого последнего мгновения жизни задокументирован в его «Моабитской тетради». Скорее уж, это он имеет право упрекнуть нас в предательстве той Родины, которую он называл своей, так как это мы предали и порушили всё то, за что он боролся своим словом и делом, и за что, в конце концов, сложил голову во вражеском застенке. Так что это нам сегодня надо говорить: «Прости нас, Муса», – и учиться у него верности однажды принятым в свою душу идеалам.
«Я креп в борьбе с бесправием и мглою, / мечтал до высей солнечных дойти. / Но вдруг, сражённый вражеской стрелою, / упал в пути. // Вошла стрела под сердце… Нараспашку / открыта мне неведомая новь. / Течёт на белоснежную рубашку / моя ещё бунтующая кровь. // Пусть я умру… Но вы, кто по соседству / окажетесь в иные времена, / взгляните на рубашку – кровью сердца / в тревожный цвет окрашена она. // И, хоть друзьям смотреть на это тяжко, / на тал её повесьте… В тишине – / пусть видит мир её. Пусть та рубашка / всегда напоминает обо мне», – писал он в 1922 году, ещё не подозревая (или же – зная свою судьбу уже ТОГДА?) об уготованной ему в грядущем трагической участи. Сегодня, когда исполняется ровно 100 лет со дня рождения поэта, в очередной раз возвращающиеся к читателю стихи из «Моабитской тетради», точно залитая кровью рубашка, напоминают нам его о короткой и пламенной жизни, отданной за свободу и счастье простого народа.
К сожалению, мы не сберегли тех завоеваний, за которые поэт без колебаний отдал свою молодую жизнь, мы позволили нашим идейным противникам развернуть корабль советского государства и повести его совершенно другим путём, снова дав разделить наше общество на богачей и бедняков, батраков и баев (думаю, об этом нельзя умолчать, говоря о насквозь революционной и пронизанной идеями социализма поэзии Мусы Джалиля!) – и сегодня мы опять возвратились на те же исторические позиции, где зарождалась когда-то муза свободолюбивого татарского поэта. Но, может быть, в этом и есть великий круговорот истории, которая снова и снова проводит нас по одним и тем же кругам, чтобы мы, в конце концов, поняли, для чего же Творец посылает нас на эту землю? По крайней мере, сегодня мы оказались в уже пройденной однажды нашими прадедами точке не с пустыми руками. У нас есть поэзия Мусы Джалиля и, благодаря ей, мы знаем, что нам нужно делать, чтобы принести в этот мир хотя бы немного социальной справедливости: «Друг-рабочий, винтовку возьми – и в поход! /Жизнь отдай, если надо, за волю свою».
И, может быть, в этом и заключается непрекращающийся круговорот стихов в народе…
В связи с выходом книги Рената Хариса «Испивший молнию»: Стихи и поэмы / Перевод с татарского (Казань: Татарское книжное издательство, 2007. – 191 с.)
Каждый настоящий поэт – это Вестник, посланный на Землю Всевышним для того, чтобы донести до людей некую жизненно важную информацию, своего рода Откровение, способное изменить жизнь землян и расширить горизонты понимания ими как непосредственно окружающего их природного мира, так и смысла их собственного бытия на этой планете. Весть, доставленная свыше Ренатом Харисом, на первый взгляд, кажется довольно простой и давным-давно известной человечеству. «Знайте: мир этот – грешен, – сообщает нам поэт, констатируя очевидную практически для всех истину, и, чтобы мы не впали от неё в отчаянье, тут же добавляет: – но счастье в нём всё-таки – есть!»
Это, кажущееся довольно рядовым, известие о реальности и доступности земного счастья на самом деле несёт в себе взрывную энергию невиданной мощи, потому что именно неверие в торжество доброй стороны жизни как раз и является тем основным чувством, которое обессмысливает существование сегодняшнего человека. Глядя на всё более ужесточающуюся и становящуюся в высшей степени сволочной жизнь с воцаряющимися повсюду законами цинизма (которые уж менее всего направлены на то, чтобы сделать нас счастливыми), люди погружаются в беспросветные пессимизм и уныние, которые своей мрачной пеленой заслоняют от них радость нашего обитания на лучшей из планет Вселенной.
Наряду с миссией по доставке человечеству некоторой вести первостепенной важности, в задачу всякого поэта входит также возвращение людям утраченной ими способности видеть вокруг себя Красоту и Добро, умения различать в тягучем повседневном быте – черты Вечности. Независимо от того, какую религию мы исповедуем и что она говорит о такой вещи, как реинкарнация душ, каждый из нас проживает на этой земле не одну, а несколько жизней, которые сменяют друг друга по мере нашего физиологического, духовного, умственного и чувственного роста. Так что каждый из нас в каком-то смысле является тёзкой Ренату Харису, каждый из нас частично Renatus, уже однажды живший на этой земле в каком-то совершенно ином веке и обличье.
Потому что фантастика фантастикой, а, погружаясь в чтение умной книги или исторического документа, разве мы не переносимся в какое-то иное время и измерение? Или, встречая свою новую любовь, разве мы не претерпеваем в себе кардинально меняющих наши души и даже наш облик перерождений? Мы, как утверждает в своих стихах Ренат Харис, изначально носим в себе две противоборствующих между собой стихии, которые, словно белое войско и чёрное войско, ведут друг с другом непримиримую и нескончаемую войну, и по мере того, какая из стихий становится в нас в тот или иной отрезок жизни доминирующей, мы приобретаем то светлые, то тёмные черты.
Мир невероятно многообразен и сложен, не каждому дано разобраться в его тайнах и хитросплетениях, и для того-то в мир и посылаются поэты, чтобы своим словом сделать этот мир понятнее и ближе каждому человеку. Потому что, как говорит на своём духовном опыте Ренат Харис, как бы ни был этот мир запутан и сложен, а «только поэт всё в себе умещает, / ибо – всем миром себя ощущает». Да и как может быть иначе, если жизнеобразующим материалом этого мира является Слово, а поэты как раз и являются его мастерами, творцами и реформаторами?
Слово – несёт в себе не много и не мало, а именно программу бытия каждого народа в Вечности, код его исторического предназначения на Земле, не случайно так много стихотворений Рената Хариса посвящено попытке проникновения в сущность слов, в их потаённые образные смыслы и в заключённые в них загадки (или, как он сам о них говорит, секреты). «– Какие слова тяжелы, точно гири? – задаётся он тревожащим его вопросом, и сам же находит на него в высшей степени красноречивый ответ (необходимый, скорее, не столько для него самого, сколько для его читателей): – Лишь те, что слезами на лицах горят. – Какие слова всех храбрей в этом мире? – продолжает он своё поэтико-философское исследование. – Такие, что правду о лжи говорят…»
Вот это удивительное соединение в себе сразу нескольких стихий как раз и является, на мой взгляд, максимально отличительной чертой поэзии Рената Хариса, умеющего в одном стихотворении говорить одновременно как об осязаемо-бытовых, грубо материальных вещах и реально имевших место исторических фактах, так и о проблемах, так сказать, стопроцентно метафизического характера – к примеру, таких, как влияние слова на жизнь, как связь сердца и неба, или как преображающее воздействие любовной энергии на человека.
О проекте
О подписке