Генерал Павел Петрович Набережный выглядел типичным аскетом. Ничто в его лице не говорило о том, что он способен на простые человеческие чувства. Только долг, только служение истине, беззаветная преданность идеалам коммунизма. Чуть выше среднего роста, худой, стройный. Ему шла генеральская форма, которую он надевал раз в год, двадцатого декабря, в день годовщины образования ВЧК. Но ещё больше ему бы подошла чёрная ряса святого инквизитора. Тем более, что тонкие черты испещрённого многочисленными складками смуглого лица и чёрные волосы никак не указывали на славянские корни. Он походил скорее на итальянца или испанца. В народе таких называют «чернявый». Несомненно, часть женщин находила его привлекательным.
Павел Петрович, помимо Высших курсов контрразведки, получил заочное высшее образование. Он окончил исторический факультет какого-то университета и очень гордился этим. Своими знаниями он «блистал» на семинарах по общественным наукам, которые любил проводить с сотрудниками управления сам. Познания его были весьма сомнительны, но спорить с генералом не решался никто. Борис тоже предпочитал соглашаться с начальником. Только однажды он завёлся и потерял бдительность. Это произошло, когда он прослужил в управлении более года и коллеги стали относиться к нему как равному.
Зачастую на семинарах поднимались очень странные вопросы. На некоторые из них нельзя было найти ответа нигде, и особенно в рекомендованной к семинару литературе. У Бориса создавалось впечатление, что методички к семинарам готовят советские диссиденты, чтобы подорвать авторитет классиков марксизма. Он добросовестно читал предлагаемые главы из работ Маркса и Ленина, но не находил там ответов на поднимаемую тему. Особенно бесполезен был Ленин – ругань, сплетни, хамство, ненависть, неуважение к оппонентам.
На этот раз на семинаре говорили о советской культуре. Сосед Бориса по кабинету Данилов в своём выступлении сказал, что носителем самой передовой в мире советской культуры является интеллигенция. Павел Петрович вспылил:
– Данилов, вы не подготовились к семинару. Садитесь. Орлов, объясните Данилову, кто является носителем культуры в нашей стране?
Борис был полностью согласен с Даниловым. Других вариантов для него не существовало. Но и повторять слова Данилова, – значит, идти на конфликт с начальником управления. Тогда он решил свести всё к шутке и ляпнул:
– Несомненно, евреи.
«Семинаристы» сдержанно, а потом откровенно засмеялись. Над чем, или над кем они смеялись, было непонятно, но всё же они оценили юмор. Но Набережный подобные шутки считал неуместными. Он буквально стал пунцовым.
– Вы, Орлов, за год работы в управлении мало чему научились. Думаете, бога за бороду ухватили? Вы – цыплёнок ощипанный. Ваше мнение – это тема для партийного собрания.
Борис похолодел. Даже если партсобрание его не накажет, сам факт разбора его персонального дела – пятно на всю жизнь. Он посмотрел Набережному прямо в глаза и твёрдо заявил:
– Я не хотел ничего такого. Просто я неудачно пошутил, потому что не знаю ответа на вопрос.
Генерал смягчился:
– Ладно, поможем вам. Какой класс является передовым в социалистическом обществе?
– Рабочий.
– Правильно. Следовательно, он и есть носитель передовой культуры нашего общества. Это знает каждый нормальный школьник.
Можно было «умыться», промолчать и сесть, но в душе поднимался протест против глупости и бессмысленного фанатизма. Пусть эту сказку рассказывают пионерам, школьникам и рабочим. Контрразведчик не может мыслить штампами.
– Простите, Павел Петрович, но тогда получается, что рабочий интеллигентней интеллигента?
В помещении наступила тишина. О чём думал генерал, когда отвечал Борису? Едва ли он был искренним, скорее всего боялся потерять свой непререкаемый авторитет:
– Да, – произнёс он тихо.
В его голосе Борис уловил скрытую угрозу, но остановиться уже не мог.
– Получается, что культура присутствующих здесь сотрудников ниже культуры рабочих нашего районного мясокомбината?
Тут Борис понял, что он единственный в коллективе дурак.
Ему тут же это доходчиво объяснили и убедительно доказали. Впрочем, доказать можно всё. На следующем семинаре Павел Петрович не менее убедительно продемонстрировал, что роль партии и государства в современных условиях непрерывно возрастает. Борису он вопросов не задавал.
Вечер Орлов провёл в компании Грача, за бутылкой коньяка. Друзья вволю насмеялись над произошедшим на семинаре диспутом. Однако у Бориса смех был немного нервный.
– Валера, как думаешь, я попал в чёрный список?
– Несомненно. Вопрос, в каком качестве. Впрочем, Паша – человек сентиментальный. И может быть, ты ещё и выйдешь сухим из воды. Да, да, не удивляйся. Он сентиментален. Просто ты ещё пока мало работаешь у нас, и, вообще, зелёный.
Знаешь, как он любит свою дочь?
– У него есть дочь? У таких дочерей не бывает.
– Есть, и вполне симпатичная. Брюнетка, на евреечку похожа. Недавно замуж вышла. Но, судя по всему, неудачно. Ходит слух, что она мужу изменяет. Во всяком случае, тот так считает. Зять – парень независимый, Пашки не боится. У него самого отец «бугор». В общем, у дочки всё плохо. Нервные срывы, истерики. Внуков нет. Паша очень переживает. Появись ты у нас чуть пораньше, он бы тебя на дочери женил. Что смеёшься? Куда бы ты делся.
– Слава богу, я опоздал. Давай лучше вернёмся к семинару. Валера, скажи, кто в твоём понимании настоящий интеллигент? Только не говори, что это симбиоз интеллекта, культуры, системного образования, способности к сопереживанию, деликатности, ну и тому подобного. И возможно ли описать м-м… скажем так, абсолютного, безупречного интеллигента, и назвать все его основные качества. Конечно, таких людей в реальной жизни не бывает, потому что я говорю о философской категории, больше того, о математической. Вот ты это сможешь сделать?
– Описать? Смогу. Это идеальный человек.
– Вот, вот. Тогда скажи, может ли быть идеальный человек патриотом?
– Разумеется.
– Возникает парадокс, идеальный человек считает одного хорошего человека лучше другого столь же хорошего человека по той лишь причине, что первый живёт к нему ближе, чем второй. Или потому, что язык первого ему понятней, чем язык второго. Ну и так далее. А во время войны он убьёт другого такого же правильного, честного и гуманного лишь потому, что на нём другая форма? Ты меня понимаешь?
– В принципе, да. Но коньяк закончился. Без второй бутылки мы не разберёмся.
– Валера, не увиливай. Отвечай, кто настоящий интеллигент – патриот или космополит?
– Знаю одно, мы с тобой не идеальны, потому что пьём и ругаемся матом. Следовательно, мы – не интеллигенты.
– Врёшь, дружище. Мы не безупречны, но мы способны к рефлексии, а, следовательно, мы – интеллигенты. Я пошёл в магазин.
Заканчивалась вторая бутылка, но друзья так и не пришли к единой позиции по русской интеллигенции.
– Ну, ты, Боря, насмешил всех сегодня. Евреи – носители советской культуры! Однако что-то в этом есть.
– Конечно. Тебе не приходило в голову, что русским интеллигентом может быть исключительно еврей? Смотри. Образ интеллигента в наших головах создан книгами, кино, театром, телевидением. А ты прекрасно знаешь, что ни одного чисто русского среди творческих людей нет. Следовательно, тот русский интеллигент, которого мы знаем, или, вернее, себе представляем – еврей.
– Молодец, Боря. Великолепное логическое построение. Но скажи, а как быть с нами, с тобой, со мной, с Сашкой Безбожным, в конце концов? В нас нет ни капли еврейской крови.
– Дружище! Все диссиденты – евреи. Следовательно, они русские интеллигенты. Ты можешь поверить, что диссиденты признают нас с тобой равными себе? То-то. Впрочем, ты и сам недавно говорил, что мы пьём и ругаемся матом. Значит, мы – плебеи. Ну, а плебеи у нас являются самым передовым классом. Круг замкнулся…
Орлов и Грач любили такое непринуждённое общение, когда можно было расслабиться и говорить на абсолютно любую тему. Оппоненты стремились не переспорить друг друга, а спровоцировать на более оригинальное и глубокое суждение. Ни с кем, даже с Безбожным, Борис не испытывал желания говорить так часами. Это был редкий вариант духовного родства.
Вскоре после знакомства со Светой Орлова вызвали в Москву. Цели вызова не сказали. Неизвестность сразу разогрела его фантазию. Воображение рисовало различные заманчивые ситуации. То он был уверен, что его пригласят работать в Центральный аппарат КГБ, то допускал, что его хотят привлечь к очень важной операции. В общем, он был почти счастлив. Развалившись в самолетном кресле, Борис в ожидании скорого исполнения своей мечты грезил наяву. Вот он учится в Институте внешней разведки КГБ, вот его направляют со сверхсекретным заданием за границу, вот он соблазняет секретаршу президента Франции и с её помощью похищает план диверсии на АЭС в СССР. Во время награждения орденом он просит Председателя КГБ разрешить ему жениться на красавице-секретарше. Ему разрешают и вручают документы на пятикомнатную квартиру в высотке на Калининском проспекте (видимо, чтобы советскому Джеймсу Бонду не было стыдно перед иностранкой). Потом он стал вспоминать детство и свои детские мечты. Школьником он ночью часто загадывал желания в момент падения звёзд. И желание было одно – работать в разведке. И не просто кем-нибудь, а выполнять самые тайные и опасные поручения Родины. Никак не меньше. И вот появилась надежда.
В Москве Бориса поселили в спецблоке гостиницы «Пекин». Утром он отстоял очередь в бюро пропусков КГБ, вошёл в дом два на Лубянской площади и разыскал отдел кадров.
Кадровик не посчитал нужным сообщить Борису причины его вызова в Центральный аппарат КГБ, а просто показал ему место для ожидания аудиенции. Это была курилка, где не было даже стула. Борис не курил и не переносил сигаретный дым. Через шесть часов, когда у него кончилось терпение, он решил спросить пробегающего мимо кадровика, не забыли ли о нём.
– Что за изнеженные лейтенанты пошли! Тут генералы неделями ждут. Придётся поговорить с тем, кто тебя рекомендовал.
Пришлось терпеть. Отлучался только в туалет. На обед уходить боялся. У Бориса болела спина и ноги. Но самое главное – гудела отравленная пассивным курением голова.
На пятый день утомительного ожидания его вызвали к начальнику отдела кадров. Это был почему-то контр-адмирал в соответствующей морской форме. Орлов не успел представиться, как зазвенел телефон. Контр-адмирал разговаривал долго. Потом звонили ещё несколько раз. Так прошло не менее часа. Звонили разные люди. Но цель у них была одна. Они просили перевести на тёплое место или повысить в должности какого-то родственника или знакомого, что-то обещали за это. Личные и профессиональные качества пристраиваемых мало интересовали контр-адмирала. Зато он подробно расспрашивал о возможностях и связях звонившего.
Наконец контр-адмирал заметил Бориса. Его некрасивое лицо украсила гримаса брезгливости.
– Расскажите мне о себе, только коротко.
Через минуту:
– Так вы не женаты!?
Если бы контр-адмирал услышал, что Борис еврей или гомосексуалист, его реакция едва ли была бы более негативной. Оказывается, он искренне считал, что сотрудник-холостяк – это бомба замедленного действия в органах КГБ. Моряк выкрикивал что-то невразумительное. Ядовитые капли слюны попадали в лицо Борису, вызывая зуд, нестерпимое желание умыться с мылом и ударить кулаком этого чванливого дурака.
Внезапно великий и могучий успокоился.
– Назовите мне секретарей ЦК КПСС.
Борис ждал вопросов об успехах в работе, проверки его профессиональных качеств и знаний. Удар был ниже пояса. Его просто опустили до уровня колхозника, желающего стать кандидатом в члены КПСС.
«Членов Политбюро я, кажется, помню, – подумал Орлов, – а секретарей ЦК?»
Но времени на обдумывание не было.
– Машеров, – ляпнул он.
Следом подумал: «Надо было начинать с Генерального секретаря, – он уж точно секретарь ЦК».
И тут он вспомнил слухи о том, что Машеров – Первый секретарь КП Белоруссии, недавно погиб в автокатастрофе, организованной якобы по приказу то ли Брежнева, то ли Андропова, а, может, Романова. Убийство произошло накануне избрания его членом Политбюро, и было связано с борьбой за власть.
«Дурак, идиот, болван. Это конец!»
И это действительно был конец. Через минуту Борис сдавал пропуск, а утром вылетел в Сибирь. Мечты развеялись. Он отчётливо понял, что его служба в маленьком, никому не нужном городе – событие не временное, не ступенька лестницы, которая ведёт в жизнь, полную удивительных приключений, а его судьба, и он будет служить здесь до конца жизни. В полноценную жизнь после сорока лет он ещё не верил.
Познакомиться с Ольгой Борису помог Валера Грач. Валера, конечно, был в курсе всех сердечных дел Бориса и искренне хотел помочь ему. Однажды он позвонил глубокой ночью:
– Только что встречался с «Вероникой». Ты же её знаешь?
О проекте
О подписке