– Автор статьи – некто Batman, – заметил Гуров. – Хотя понятно, что это нам ничего не дает, поскольку всего лишь ник-нэйм. Меня волнует вот какой вопрос – это целенаправленная акция против Конышева и его фирмы, либо же просто клиенты увидели эту статью в Интернете и решили от греха подальше не связываться с ним?

– Не знаю, – хмыкнул Крячко. – Видно, этот вопрос нужно задать автору статьи.

– Или модераторам сайта, – заметил Гуров. – Беда только в том, что их непонятно, где искать.

– Вот чем плохи эти сайты – сроду концов не найдешь! – пожаловался Крячко. – Кто их создает, где эти люди – одному богу известно.

– Ну, докопаться все-таки можно, хотя занятие это нелегкое и кропотливое. Может быть, лучше зайти с другого конца? Кто такой Андрей Марычев? Ты искал его?

– Съездил я в эту конторку, «Твой дом», вчера вечером, – сообщил Крячко. – Но там закрыто, никого нет.

– Так что ты сидишь? Езжай сейчас. Как раз утро, кто-то должен быть на месте. Поговори.

– О чем?

– Ну, ты же у нас гений по части налаживания контакта с представителем любой социальной группы, – усмехнулся Гуров. – К рок-музыкантам вон сразу нужный подход нашел. Сориентируешься и там, на месте.

– М-да, – почесал голову Крячко, который догадывался, что наркотики в кармане директора риелторской конторы он вряд ли обнаружит и, вообще, поразмахивать там пистолетом не удастся.

А Гуров уже притормаживал на светофоре, выпуская своего друга из машины, так что Крячко ничего не оставалось, как направиться к ближайшей станции метро…

– Вот здесь остановите, – показала рукой Зинаида Васильевна, сидевшая сзади.

Гуров остановил машину возле девятиэтажного жилого дома, совершенно обычного, построенного где-то в восьмидесятых годах прошлого века. Выйдя из машины, он вслед за женщиной направился к подъезду номер три. Они поднялись на лифте в квартиру, и Зинаида Васильевна отперла дверь. На всякий случай держа наготове пистолет, Гуров прошел в помещение первым и сразу же понял, что там никого нет.

Однокомнатная квартирка была небольшой. Откровенной грязи и бардака в ней не наблюдалось, но Гурову она почему-то не показалась уютной. Он сделал Зинаиде Васильевне знак, что можно войти, и та, осмотревшись с порога, сразу же сказала, что Надя здесь так и не появлялась.

– Все как лежало в прошлый раз, как я была, так и лежит.

Гуров кивнул и, пройдя в комнату, приступил к осмотру. Он, конечно, и сам не знал, что полезного может здесь найти, тем не менее, осмотреть вещи исчезнувшей «Нади Кругловой» было необходимо.

Компьютера в комнате не было – соответственно, Надя им не пользовалась, и это несколько усложняло задачу по установлению ее истинной личности и нахождению. Сотового телефона Гуров тоже не обнаружил, но это его не насторожило – видимо, девушка взяла его с собой. Не было также никакой сумочки, значит Надя захватила ее, а из этого уже следовало, что она покидала квартиру по собственной воле. Лев практически не сомневался, что это она, мнимый агент по недвижимости, приложила руку к краже денег из сейфа Конышева, после чего благополучно исчезла. Но вот почему не взяла никаких вещей?

Он открыл шкаф-гардероб. Вещей в нем было совсем немного: парочка джинсов, свободного кроя пиджак и несколько джемперов. Постельное белье, по словам хозяйки, принадлежало ей самой.

В углу у стены стоял туалетный столик, а на нем – косметичка и флакончик духов. На флакончике была надпись «Christian Dior». Гуров взял его в руки и, приоткрыв, поднес к носу. Духов было использовано совсем немного. Он положил флакон в пакетик и убрал в карман, после чего просмотрел косметичку, но в ней ничего особо примечательного не обнаружилось. Не слишком хорошо разбираясь в женской косметике, он решил прихватить и ее с собой.

Мягкий диван был накрыт пушистым покрывалом. Из мебели в комнате находился еще шкафчик для посуды со стеклянными дверцами, осматривать который Гуров счел излишним – по словам Зинаиды Васильевны, и шкаф, и его содержимое принадлежало ей, и Надя им, кажется, даже не пользовалась – не требовались ей вазочки и тарелки из сервизов.

Осмотр кухни тоже не дал особых результатов. Гуров с особой тщательностью приступил к проверке содержимого мусорного ведра – именно на него он возлагал основные надежды и радовался, что Зинаида Васильевна не выбросила мусор. Расстелив газету, он вывалил содержимое на нее и, надев перчатки, стал копаться.

Надежда Круглова питалась преимущественно полуфабрикатами и бутербродами, о чем свидетельствовали упаковки от готовых котлет и обертки колбасы и сыра. Помимо этого, в ведре валялась выброшенная сим-карта от мобильного телефона, которую Лев аккуратно достал пинцетом.

– Скажите, а фотографии вашей квартирантки у вас случайно нет? – спросил он, снимая перчатки.

– Нет, – ответила Зинаида Васильевна. – Да кому же в голову придет квартирантку фотографировать? А праздников мы с ней вместе не справляли – у нее своя жизнь, у меня своя. Да и разница в возрасте у нас большая. Правда, я ее жалела, с пониманием относилась – все-таки одна-одинешенька в большом городе. Помню, как сама приехала сюда сорок лет назад, ничего не знала, такая глупая была! Слава богу, быстро с хорошим парнем познакомилась, замуж вышла, тут и осталась. Муж-то умер два года как, я вот одна теперь. Сын взрослый, своей семьей живет, а я…

– Зинаида Васильевна, – оторвал Гуров женщину от ненужных ему сейчас воспоминаний. – А в паспорте у Надежды не значилась московская регистрация?

– Да, значилась, – кивнула та. – Но она сказала, что это ей за деньги сделали – ну, сами знаете, сейчас это запросто! А вот я, когда молодая была, пока меня в общежитие не прописали, то…

– Что она рассказывала о себе?

Зинаида Васильевна задумалась и рассказала, что девушка, назвавшаяся Надеждой Кругловой, по ее словам, приехала в Москву из Волгограда. По образованию она юрист, но работу по специальности не смогла найти, потому что опыта маловато и ее никуда не брали. Тогда она устроилась в риелторскую контору и сняла квартиру. Говорила, что родители у нее уже пожилые, волгоградского адреса не называла. Вообще о себе рассказывала мало, к тому же, они с Зинаидой Васильевной проводили вместе не так много времени.

Выслушав все это и взяв кое-что из вещей Надежды, показавшихся ему достойными внимания, Гуров вышел вместе с Зинаидой Васильевной, попросив ее пока ничего не трогать в квартире.

– А вам спасибо за бдительность, мы позвоним, когда будут новости, – сказал он на прощание и направился к своей машине.

Сев за руль, Лев набрал номер Крячко, надеясь, что тот уже управился в риелторской конторе «Твой дом». Крячко ответил, что картина там прежняя: дверь закрыта, внутри никого нет. Искать Андрея Марычева через адресный стол – дохлый номер.

– Понятно. Можешь возвращаться в управление, – сказал Гуров и тут же подумал, что по поводу таинственной риелторской конторы, занимающейся перебивкой клиентов, логичнее всего поговорить с человеком, который, что называется, ближе всех к теме – то бишь с Виктором Конышевым. По крайней мере, узнать, говорит ли ему что-нибудь название «Твой дом». Да и вообще, прояснить ситуацию со статьей – сколько процентов в ней соответствует истине? Что, если автор статьи не врет и что-то околокриминальное в прошлой риелторской деятельности Конышева все-таки было? А теперь объявились люди, обиженные им в те времена, и просто мстят успешному директору фирмы?

Так или иначе, а прояснить этот вопрос следовало, и он набрал номер Конышева, попросив о встрече. Вчера, за суетой, связанной с кражей и убийством, Лев не стал говорить на эту тему, к тому же, тогда он не обладал сведениями в полной мере – их ему сообщил Крячко только сегодня утром, да и то не досконально.

Виктор Станиславович от встречи не отказался – наоборот, был обрадован звонку и сказал, что готов видеть полковника хоть сейчас.

– Вы у себя в конторе? – уточнил Гуров, поскольку находился поблизости и за короткое время мог подъехать к Конышеву.

– Нет, я еду домой, – сообщил Виктор Станиславович. – Совершенно не могу работать! Понимаете, все валится из рук, голова не соображает – все мысли вертятся вокруг этих чудовищных событий вчерашнего дня. Поэтому я решил, что толку от меня в конторе все равно нет, и поехал домой. К тому же, Лев Абрамович был настолько любезен, что взял на себя переговоры по двум сделкам. Там, слава богу, мое присутствие необязательно. Так что, если хотите, подъезжайте ко мне.

– Вы будете один?

– Ну, дома, скорее всего, только моя дочь. Она нам не помешает. Пишите адрес…

Через двадцать минут Гуров подъехал к двенадцатиэтажному дому из числа новостроек в Сокольниках. Практически сразу он заметил автомобиль Конышева. Виктор Станиславович только что припарковал свой «Лексус» у одного из подъездов и теперь выходил из машины. Он пожал руку Гурову, и тот увидел в глазах Конышева немой вопрос. Но не стал ничего говорить, так как пока не имел какой-либо определенной информации.

Они поднялись на лифте на шестой этаж, и Конышев уже протянул руку с ключами к замку, чтобы отпереть его, как вдруг удивленно замер со словами:

– Странно, дверь не заперта…

Он толкнул дверь и прошел в квартиру, крикнув:

– Рита! Ты дома?

В квартире послышался какой-то шорох, доносившийся из гостиной. Конышев направился туда, вошел и стал озираться по сторонам. Вдруг из угла комнаты в прихожую метнулась какая-то тень, чуть не сбившая его с ног.

Тень, оказавшаяся высокой, долговязой фигурой, мчалась прямо на Гурова и стремилась выскочить в незапертую дверь. Лев среагировал мгновенно: выставив вперед ногу, преградил путь бежавшему, и фигура рухнула в прихожей, длинными ногами задев тумбочку, с которой с грохотом повалились вещи.

Гуров быстро наклонился и нанес удар по шее лежавшего, чуть ниже затылка. Затем схватил его руку – в ней было что-то зажато, и сильно дернул ее. Лежавший взвыл, а Лев, увидев в его руке пачки денежных купюр, крикнул:

– Виктор Станиславович!

Конышев уже спешил в прихожую, оправившись от первоначальной растерянности.

– Ничего себе! – воскликнул он. – Меня и дома пытались ограбить?! – И подскочил к человеку, руку которого Гуров продолжал держать вывернутой.

Тот голосил во весь голос, не стесняясь в выражениях. Конышев заглянул ему в лицо, вдруг побледнел и, заикаясь, проговорил:

– Т-ты?.. Ты посмел заявиться в мой дом? Я же тебе русским языком сказал, чтобы ты сюда не приближался!

– Вы его знаете? – спросил Гуров.

– Знаю… – тяжело дыша, чуть ли не с ненавистью ответил Конышев. – Только лучше бы не знать. Это знакомый моей… – Он вдруг осекся и побледнел еще больше: – А где Рита?

На этот вопрос ответа не было, и Конышев побежал к двери, располагавшейся справа, – туда, где, видимо, находилась комната его дочери.

Гуров, тем временем достал наручники и пытался надеть их на пойманного парня. Из комнаты, в которой скрылся Конышев, донесся отчаянный крик, и Гуров, поняв, что там его поджидает еще один неприятный сюрприз, быстро приковал парня за руку к ручке входной двери, а сам бросился в комнату.

Конышев стоял на коленях перед широким диваном. На нем плашмя, глядя вытаращенными глазами в потолок, лежала девушка, прямые каштановые волосы которой разметались по подушке. Едва Гуров бросил на нее взгляд, как сразу понял, что девушка мертва, рука его автоматически потянулась к телефону…

– «Скорую», «Скорую» быстро! – вопил Конышев, легонько хлопая девушку по щекам, а Гуров уже щелкал кнопками, хотя понимал, что это бесполезно.

Тем не менее повинуясь выработанному правилу, он шагнул вперед и взял ее за руку. Пульса не было. Глаза у девушки словно грозились вылезти из орбит, язык высунулся наружу и завалился на сторону. Слипшаяся прядь волос попала в рот. На шее виднелись багровые кровоподтеки. Судя по всему, ее задушили…

Он внимательно осмотрелся. Ничего похожего на удавку не заметил и решил предоставить опергруппе заниматься поисками улик. Сейчас же на его попечении был Конышев, который, кажется, чуть не тронулся умом, а также неизвестный парень в прихожей. Судя по звукам, которые оттуда доносились, он отчаянно пытался освободиться, но это было просто нереально.

Гуров выпрямился, положил руку на плечо Конышева и тихо произнес:

– Сейчас приедет группа. Это ваша дочь?

Конышев поднял на него лицо, и Лев был изумлен тем, как оно изменилось. Цвет стал каким-то тускло-серым, нос словно заострился, а глаза стали больше. Виктор Станиславович, что называется, на глазах спал с лица.

– Да, это моя, моя дочь, – скороговоркой выговорил он, продолжая трясти девушку за плечи. – Рита… Рита! Господи, ну где же ваша «Скорая», почему она так долго едет? Они же могут не успеть!

Гуров попробовал взять его за руку и увести от тела дочери, но Конышев был словно невменяем. Он чуть ли не вцепился в спинку дивана, словно это была единственная нить, еще хоть как-то связывавшая его с дочерью, которую он боялся отпустить… Он так и простоял возле дивана, не слушая ничего и лишь повторяя: «Ну скорее же, скорее!»

Только когда послышались шаги из прихожей, когда в комнату вошел врач с чемоданчиком в руке и прошествовал к дивану, когда он оттянул веко девушки и коротко произнес «конец», Виктор Станиславович, кажется, понял, что сопротивляться неизбежному бесполезно.

Он как-то сразу поник, плечи его опустились, и он заковылял к двери, ухватившись по пути за косяк, чтобы не упасть. Гуров подошел к нему и поддержал за плечо. Конышев слабо кивнул.

– Лев Иванович, а это что у вас тут за кадр? – раздался из прихожей голос одного из оперативников.

Эта реплика словно напомнила о чем-то Конышеву, он вдруг переменился в лице, в нем появилась злоба и ненависть, и он бросился в прихожую, вцепившись обеими руками в горло прикованного к двери «кадра».