Глава вторая

Гуров поднял голову от пухлой папки и посмотрел на часы. Обеденный перерыв давно закончился, а Станислав еще не вернулся.

«Основательно отобедывает, однако», – усмехнулся он про себя.

Встал, потянулся и сделал несколько упражнений для разминки, почувствовав, как затекла шея от сидения в одном положении. Некстати вспомнилось, что ему уже не двадцать лет, но Гуров досадливо отогнал эти невеселые мысли. Вроде прекрасно понимал, что ни одному человеку на земле не удается избежать старости – ну, разве что если не умрет в юном возрасте, – а вот, видимо, внутренне не мог смириться с мыслью, что это коснется и его самого.

Лев невольно позавидовал Станиславу: вот этот никогда не унывает! А если и ворчит, то больше для отвода глаз, чтобы лишний раз подчеркнуть, как много он делает. Гуров не знал, что несколько минут назад его лучший друг точно так же завидовал ему самому, его аккуратности и внутренней дисциплине. Зависть эта не была черной, Гуров и Крячко слишком давно дружили, слишком хорошо знали достоинства и недостатки друг друга, чтобы всерьез испытывать какую-либо неприязнь. Наверное, жара все-таки отражается на настроении не лучшим образом.

«А действительно жарко», – с удивлением подумал Лев, ощущая, как ослепительное солнце немилосердно палит в раскрытое окно. Подошел к нему, закрыл на шпингалет и задернул шторы.

«Вот так-то лучше. И для чего Станислав распахивает окно, прекрасно зная, что вся жара с улицы тут же пойдет в кабинет? Физику, что ли, в школе не учил?»

Он снова сел за стол. Дело, которое вернули на доследование, отложил, поняв полную его бесперспективность, и взялся за другое, даже успел заинтересоваться и отметить кое-какие детали, как дверь с треском распахнулась, и в кабинет ввалился Крячко, который первым делом уставился на затемненное окно, а потом решительно прошагал к нему и распахнул настежь.

– Потом опять будешь жаловаться, что тебе жарко? – подавив раздражение, посмотрел Гуров на приятеля.

– Не буду! – признался Станислав. – Я вообще не собираюсь жаловаться, потому что почти доволен жизнью! – Он похлопал себя по животу, плюхнулся на стул и потянулся с блаженной улыбкой.

– Вот и отлично, – заключил Гуров. – А окно все-таки закрой.

– Почти доволен! – подчеркнул Станислав. – А был бы полностью доволен, если бы… – Он прервал фразу, с шумом придвинул стул поближе к Гурову и заговорил убеждающе: – Послушай, Лева, сегодня пятница, середина дня… Никаких преступлений нет, половина отдела в отпусках, включая начальство…

– Это ты к чему? – покосился на него Лев.

– Это я к тому, что кому мы с тобой на фиг здесь нужны? Ну, что мы паримся в этом чертовом кабинете и листаем никому не нужные дела? Короче, давай бросим все и махнем на пляж! – Станислав решительно рубанул рукой воздух.

– Какой пляж, до конца рабочего дня еще три часа! – попытался возмутиться Лев, но Крячко уже уловил в его голосе сомнение и с жаром принялся убеждать дальше:

– Поехали, Лева! От этого сидения на стуле ничего не произойдет, разве что геморрой на твоей усидчивой заднице…

– Ну, хорошо, – чуть поколебавшись, согласился Гуров. – Давай только вот это дело дочитаю до конца, и поедем.

– Да чего его читать! – фыркнул Станислав. – Что за дело-то?

– Дело об убийстве одного офицера в подмосковной части… – начал было объяснять Лев, но тут же увидел, что Станислав совсем его не слушает.

– Де-ело об убийстве офице-ера! – дурашливо пропел Крячко, выдергивая у Гурова из рук папку и решительно отправляя ее обратно в сейф. Немного подумав, отправил туда, на всякий случай, вторую папку и, отряхивая руки, произнес: – Все, Лева! Хватит на сегодня дел об убийствах! Мы с тобой их столько раскрыли, что… Не мне тебе объяснять, с нашим-то опытом, что не стоит пытаться раскрыть все дела на свете.

– Наверное, ты прав, тем более что там тоже не за что ухватиться.

– Не за что, не за что, – кивал Станислав, подталкивая приятеля к двери и быстренько запирая кабинет, пока Гуров не передумал. – Все, Лева, поехали!

В отделе, естественно, никто не стал задавать двум полковникам вопрос, куда это они направляются посреди дня. Гуров и Крячко могли себе позволить иногда воспользоваться своим положением оперов-важняков и, по совместительству, хороших друзей самого генерал-лейтенанта Орлова, однако, надо отдать им должное, старались этим не злоупотреблять. Разве что того требовало дело, или, наоборот, когда никаких дел не было, и можно было позволить себе такую невинность, как поездка в середине дня на пляж.

На пляже, несмотря на разгар рабочего дня, оказалось довольно людно. Многие купались, кто-то просто лежал на полотенце, некоторые играли в пляжный волейбол.

– Не понимаю, у нас народ вообще не работает, что ли? – пробираясь через расстеленные подстилки и стараясь не наступить на очередное разгоряченное тело, раздраженно бросил Крячко.

– Кто бы говорил, – усмехнулся Гуров.

У них не было с собой ни подстилок, ни полотенец, ни прочих атрибутов пляжного отдыха. Максимум, чем они владели, – это пара шорт, которые Станислав прихватил из дома и которые валялись в его машине. На замечание Гурова, что тот заранее продумал устроить себе купание в рабочее время, для того и взял шорты, Станислав ехидно заметил, что если Гуров такой умный, то может не облачаться в шорты, а купаться «прямо в своем пижонском костюмчике или в труселях в цветочек».

– Прикинь, кто-нибудь щелкнет тебя в этот момент, а потом в Интернете появится фотка с подписью: «Лучший опер Москвы отжигает!» – веселился Станислав.

Шутки шутками, но едва приятели успели, переодевшись-таки в машине, окунуться в прохладную воду Москвы-реки, едва успели проплыть метров пятьдесят вперед и обратно, едва выбрались на берег и с удовольствием растянулись прямо на песке, как у Гурова зазвонил сотовый телефон.

– Забей! – лениво посоветовал Крячко, зарываясь в песок, но пунктуальный Лев все-таки ответил на звонок.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он выслушивал чей-то торопливый доклад, но по едва уловимому и знакомому только близким людям выражению глаз Гурова Станислав понял, что искупаться им больше не придется. Не говоря ни слова, он поднялся, отряхнулся от песка и стал молча одеваться, в то время как Гуров продолжал слушать позвонившего.

– Сейчас будем, – под конец произнес он, молча убрал телефон и тоже начал одеваться.

– Перестрелка в кафе на улице Люблинской, – говорил Гуров, пока Станислав, внимательно слушая, вел машину по указанному маршруту. – Семь трупов плюс бармен, который вроде бы остался в живых. Стреляли из «калашникова». Больше пока ничего не знаю.

Крячко никак не комментировал услышанное, сосредоточившись на дороге. Он знал, что все подробности они сейчас увидят на месте, и подробности эти, увы, будут неживописными…

Сергей Николаевич Берестов встал из-за письменного стола, убрал бумаги и подошел к зеркалу. Взял с полочки расческу с частыми зубцами и несколько раз аккуратно провел по коротким прямым волосам. В костюме было очень жарко, и он подумал, не оставить ли пиджак в кабинете. Потом все же решил, что не стоит, не нужно допускать фривольностей. Все-таки у них с Кристианой деловая встреча, и именно от нее во многом зависит его дальнейшая судьба. И не только его… Кристиана при встрече показалась ему дамой очень строгой и даже немного ханжески настроенной. Словом, лучше не допускать ни малейшей провокации. Берестов невольно усмехнулся. Да уж, должность обязывает его следить даже за такими мелочами. Ну, казалось бы, какие тут вольности – всего лишь отсутствие пиджака! Рубашка с коротким рукавом и брюки – вполне приличное сочетание. Но нет… Даже в этом тысячу раз взвесишь, прежде чем принять решение.

«Тяжела ты, доля моя!» – подумал он и тут же оборвал неугодную мысль. Не хватало еще начать роптать! Он, взрослый человек, сам, по собственной воле выбрал свой путь.

«Не по собственной, – напомнил внутренний голос. – Ты забыл, что тебя повел этим путем Он».

Сергей Николаевич посмотрел на часы. До встречи с Кристианой оставалось около часа, но лучше приехать пораньше и подождать, чем заставлять ждать ее и потом слушать возможные упреки в том, какие русские непунктуальные люди. Берестов поймал себя на мысли, что заранее обвиняет Кристиану в предвзятом отношении, приписывает ей то, что ей, в общем-то, несвойственно.

«Какой же я стал мнительный! Неужели превращаюсь в зануду?» Он был очень недоволен собой.

А все эти деньги, будь они неладны! Берестов осознавал, что в последнее время думает в основном о них. Нет, конечно, о другом тоже думает, в частности, о главной цели визита Кристианы. А вот поди ж ты, деньги, оказывается, перевешивают все остальное.

«Нужно серьезно заняться собой! – решил Берестов. – Нельзя давать себе спуску и позволять забывать о важных вещах! Иначе можно распрощаться со своим местом». В таком состоянии просто нельзя заниматься тем, чем он занимается уже много лет.

Сергей Николаевич вышел из комнаты, именуемой у них дома кабинетом, и сразу же столкнулся с супругой.

– Уже уезжаешь? – спросила она.

– Да. У меня скоро встреча, – целуя ее в щеку, ответил Берестов.

– С Кристианой? – уточнила жена.

– Да.

– Как жалко, что я не могу присутствовать! – вздохнула супруга. – Очень хотелось бы с ней познакомиться!

– Еще успеешь это сделать.

– Расскажи хотя бы, какая она? Так интересно!

– Абсолютно ничего интересного, – холодно заметил Берестов.

– Ну, разве можно так говорить? – с робким укором произнесла жена. – Я уверена, что она замечательная девушка! Знаешь что? Пригласи-ка ее к нам в гости!

Берестов хотел было сказать, что это совершенно незачем, но внезапно вновь вспомнил о деньгах. Может быть, Ирина и права. Может, действительно стоит пригласить домой эту Кристиану. Кто знает, вдруг домашняя обстановка повлияет на нее положительно в этом смысле? Только это нужно хорошенько обдумать. Ничего не делать сгоряча. Сначала обдумать.

– Хорошо, – слегка улыбнулся он жене. – Возможно, и приглашу.

– Ты когда вернешься? – поинтересовалась она, идя за ним в прихожую.

– Скорее всего, не очень поздно. Сегодня у меня, кроме Кристианы, ничего не запланировано.

Ирина внимательно посмотрела мужу в глаза и тихо спросила:

– Думаешь об этих деньгах?

Он чуть вздрогнул. Ему всегда казалось невероятным, как жена умудряется читать его мысли. Хотя что тут удивительного, они прожили вместе более двадцати лет и практически не разлучались. Даже когда Берестову приходилось уезжать по делам, Ирина старалась быть рядом и не оставлять его надолго.

– Не переживай, – ласково сказала она. – Пусть все будет так, как решит Он.

– Что ж, ты совершенно права, дорогая! – Берестов крепко поцеловал супругу и вышел из квартиры, направляясь в гостиницу за Кристианой, а оттуда – в кафе «Бумеранг».

Валера Костырев вновь наполнил рюмки из пузатой коньячной бутылки, посмотрел в глаза своей собеседнице и торжественно произнес:

– Ну, за встречу!

Затем быстро опрокинул рюмку в рот и принялся закусывать сервелатом, нарезанным аккуратными, ровными ломтиками, лежавшими на полиэтиленовой упаковке. Женщина едва пригубила коньяк. Она смотрела на Костырева и улыбалась. Тот поймал ее взгляд, улыбнулся в ответ и довольно произнес, чувствуя, как спиртное распространяется по организму, приятно горячит тело:

– Эх, Маришка! Сколько же мы с тобой не виделись, а?

– Два года, Валера. Два года и один месяц, – с легкой грустинкой в голосе ответила Марина.

– Да… – с каким-то не то удивлением, не то сожалением констатировал Костырев, покачав головой, и снова потянулся к бутылке.

– А помнишь, – с ностальгическими нотками продолжала Марина, – как мы с тобой ездили в Серебряный Бор купаться?

– А то! Все помню, Маришка, все.

– Эх, ты! – с обидой проговорила та. – А сам не позвонил ни разу за все это время! А говоришь, что помнишь… Что у тебя, телефона нет?

– Есть, конечно, просто…

– Просто ты меня совсем забыл! И вспоминать не хотел!

– Что ты, что ты, Мариш! – засуетился Валерий, вскакивая со стула. – Я же только тебя и вспоминал. Мне, кроме тебя, и вспомнить-то нечего.

– Правда? – печально посмотрела на него Марина.

Валерий согласно кивнул и наполнил свою рюмку. Отрезал острым ножом тонкий кусок от янтарно-желтого сыра и не спеша стал пережевывать. Он о чем-то думал, о чем-то своем, словно вспоминал что-то, и Марина не мешала ему, сидела молча. Вдруг Костырев рывком снова потянулся к бутылке. Она уже почти опустела, и Марина, заметив это, достала из сумки еще одну.

– Две привезла? – сразу повеселел Валерий. – Умница ты моя! Вот за что я тебя всегда любил, Мариша, так это за твою догадливость!

Хмурое настроение, в которое он погрузился на некоторое время, как рукой сняло, и Костырев, быстренько допив первую бутылку, недолго думая откупорил вторую. Марина тоже повеселела, сидела напротив, вся такая хорошенькая, благоухающая свежей туалетной водой, покачивала ножкой в остроносой туфельке…

– Как там наши? – спросил Валера, поставив пустую рюмку на стол.

– Не знаю, я почти не вижу никого. А ты? Никого не встречал?

– Нет, – коротко ответил Костырев. – Это уже пройденный этап. Забыть и выбросить. У меня теперь другая жизнь.

– Я вижу. – Марина с грустью обвела глазами кухню, остановила взгляд на пустых бутылках.

– Только не надо ничего говорить! – предостерегающе поднял руки Костырев. – Сам все знаю!

– А я и не буду, – улыбнулась Марина, накручивая на палец золотистый завиток волос. – Я вообще сегодня не хочу говорить ни о чем плохом. Только о хорошем!

– Умница моя! – снова похвалил ее Костырев и пододвинул стул ближе.

Марина не отстранилась, когда он провел рукой по ее коленке, а затем и по всей ноге вверх, до бедра.

Некоторое время Валера продолжал гладить женщину, потом пыл его как-то поостыл, он вновь покосился на стол и, налив очередную рюмку, выпил. После чего с извиняющимся выражением лица повернулся к Марине:

– Сейчас, давай посидим еще! Не виделись давно, поговорить хочется.

– Давай, давай посидим, – ласково произнесла та.

…Часа через полтора-два Костырева развезло уже основательно. Марина откровенно скучала, видя, как заплетается у него язык, но старалась не подавать вида, держаться бодро и шутить.

– Ты закусывай, Валера, закусывай. Помнишь, как мы с тобой один раз красной икры объелись? У меня на другой день тошнота была страшная, из туалета не вылезала…

– Да? – удивился Костырев. – А у меня просто изжога, и всё.

– Ну, ты же мужчина! Да еще такой сильный.

При этих словах Костырев расправил плечи, неловко поднялся и направился к дверям.

Проходя мимо зеркала, он невольно бросил в него взгляд. Увиденное ему совершенно не понравилось: какое-то опухшее, небритое лицо, измятая рубашка… Блин, что же он сделал с собой? А там, в комнате, сидит такая женщина, что любой другой от зависти лопнет! А он идет еле-еле, аж покачивается уже… Нет, пить надо завязывать. И немедленно! Маринка вон помнит его, приехала ведь, сама приехала, он даже не звал. Значит, все еще может быть хорошо. И у него все может наладиться. Бросить пить, послать к ядреной матери эту квартиру, уехать вместе с Маринкой и зажить по-человечески. А остальное… остальное тоже пусть катится к чертям! Его это не касается!

Костырев прошел в ванную и взялся за бритву. Провел по щетинистой щеке, ощущая, как затупилось старое лезвие, – брился он теперь нечасто и кое-как. Не спеша, тщательно скреб щеки, пока они не стали более-менее гладкими. Потом открыл кран с холодной водой и сунул под него голову. Постоял так пару минут, отряхнулся и вытер волосы полотенцем. Подумал, взял тюбик с зубной пастой и почистил зубы. Проходя обратно в комнату, он снова взглянул на зеркало. Вид стал получше. Но все равно, нужно взяться за себя всерьез, а то перед Маринкой неудобно.

Марина стояла у стола, держа в руках свою сумочку.

– Ну, Валера, мне пора, – как-то обреченно сказала она.

Костырев подошел, ласково обнял ее и тихо проговорил:

– Мариш, ты прости меня, дурака.

Марина подняла на него удивленные глаза.

– Если пить брошу – замуж за меня пойдешь? – после некоторой заминки спросил Костырев.

Она чуть вздрогнула, словно не веря своим ушам, пристально посмотрела на него и молча кивнула. Так они и стояли, молча глядя друг другу в глаза. Марина первая прервала затянувшуюся паузу.

– Ты только брось, – попросила она. – А сейчас мне и в самом деле пора. Прости.

– Я тебя провожу! – решительно произнес Валерий.