Глава 3

Адвокаты и отцы мажоров прибыли на удивление быстро. Причем не одни, а в сопровождении своих секьюрити. Трое горилл, держа оружие на изготовку, с топаньем и грохотом ворвались в кабинет. Вслед за ними вошли двое – раскормленный гражданин лет пятидесяти, с признаками начинающегося цирроза печени, и сухощаво-вертлявый тип с толстой кожаной папкой под мышкой. Лев сразу же вспомнил, что этих двоих он уже видел. Раскормленный лет двенадцать назад проходил по делу о хищении крупной партии золота с прииска Синяжский, которое расследовали они со Стасом. Этот тип работал замом главного инженера. Помнится, суд припаял ему семь лет. И вот он уже на свободе, да еще и в роли средней руки олигарха. Надо же, сколь благосклонна к нему судьба! Видать, далеко не все золотишко соответствующим службам удалось конфисковать у приискогового начальственного ворья.

Второй из прибывших, его звали Жоржем Разгилово, был бессменным адвокатом криминальных авторитетов регионального масштаба и по совместительству известным «правозащитником», то и дело на всевозможных «забугорных» форумах вещавшим о «грубом попрании прав человека в России». Правда, говоря о человеке с попранными правами, он почему-то имел в виду лишь представителей криминальной элиты.

Окинув Гурова неприязненным взглядом, раскормленный сипловато выдохнул:

– Ну и что тут происходит? На каком основании задержан мой сын? Кто тут такой крутой, что посмел устроить этот цирк? Этот, что ли? – бесцеремонно ткнул он пальцем в сторону Гурова.

– Да, это он, это он! – обрадованно закивал Мурашнов. – Он нам шьет мокрушную статью!

– Шьет? – кривовато ухмыльнулся раскормленный. – Ща разберемся с этим храбрым портняжкой…

Его последние слова заглушил громкий топот ног, и в кабинет с отрывистыми, лающими выкриками ворвалась еще одна команда из трех горилл, которые взяли на мушку всех, кто находился в кабинете. Вошедший следом за ними долговязый тип с лысиной в полголовы и тусклым взглядом вяленой воблы бесцветно, без предисловий, скрипуче спросил раскормленного:

– Что, и твоего ментяра загреб? Может, этого мусора в асфальт закатать?

Сопровождавший его адвокат чуть визгливо объявил:

– Я фиксирую факт произвола и беззакония!..

Но в этот момент в коридоре вновь раздался топот ног. Дверь резко распахнулась, и в кабинет уверенным шагом вошел квадратный крепыш в сером камуфляже с погонами капитана, с автоматом на изготовку и балаклавой на лице. Четко, по-военному, он обратился к Гурову:

– Товарищ полковник, группа спецназа Росгвардии прибыла в ваше распоряжение!

В кабинете повисла нехорошая, напряженная до звона в ушах тишина, которую нарушил невозмутимо-спокойный голос Льва:

– Вот и замечательно! Значит, капитан, этих шестерых орангутангов разоружить и вывести за пределы здания данного вуза. Эти, эти и эти, – указал он на мажоров, их папаш и адвокатов, – остаются здесь. Мы сейчас с ними предметно побеседуем.

Выглянув в коридор, капитан отдал короткую команду, после чего рослые суровые парни в сером камуфляже, профессионально сноровисто обыскав обескураженных «горилл», без церемоний вывели их из помещения. Все произошло настолько неожиданно и быстро, что оба папаши, впав в ступор, лишь хлопали глазами, наблюдая за происходящим. Одни лишь адвокаты кинулись кому-то звонить, какой-то своей правозащитной «крыше». До слуха Гурова доносились обрывки фраз о «правовом беспределе», «вопиющем попрании прав человека» и о «совковом терроре образца тридцать седьмого». Когда адвокаты, выговорившись, кончили звонить, он не спеша поинтересовался:

– Поплакались? Теперь к делу… Значит, я – полковник Гуров, Главное управление угрозыска. Кстати, господин Мурашнов, вы меня не помните? Ну как же! Когда-то мне довелось расследовать вашу «ударную стахановскую» работу на прииске Синяжском.

– Гу-ров?!! – Мурашнов-старший растерянно захлопал глазами, челюсть у него отвисла, и он некоторое время ничего не мог сказать. – Я думал, тебя давно уже убили… Жив, значит!

– Конечно, жив! И, между прочим, как в былые времена то и дело отправляю на нары излишне наглых и самоуверенных. Ты хотел разобраться с храбрым портняжкой? А не опасаешься, что я сам захочу разобраться с «Буратино», который, отбыв срок за кражи золота, вдруг оказался богатеньким Карабасом-Барабасом? Вдруг мне захочется узнать, откуда дровишки, откуда богатишко? А?

На этот вопрос Мурашнов ответил угрюмым молчанием. Впрочем, заметно поджал хвост и воблоглазый. Выдержав паузу, Гуров продолжил:

– Так вот… Я занимаюсь расследованием убийства студентки данного вуза Лилии Кипрасовой. Как мне стало известно из информированных источников, эти двое молодых людей некоторое время назад заключали меж собой пари, согласно которому Борис Мурашнов намеревался каким-то образом склонить Кипрасову к интимной связи. Но это ему не удалось, и он отдал, по условиям пари, свой автомобиль «Гелендваген» Даниле Заливаеву…

– Чего-о-о-о?!! – возопил Мурашнов-старший. – Ты же сказал, что тачку у тебя угнали! Как это понимать? Сколько их тебе можно покупать?!! Ты что, не в курсах, что сейчас экономический кризис и у меня каждый миллион на счету?!

– Ну, так вышло… – поеживаясь, выдавил Мурашнов-младший, пряча взгляд от раскипятившегося папаши.

– Таким образом, – снова заговорил Гуров, – я имею все основания считать, что у Бориса Мурашнова налицо явный мотив совершить убийство Кипрасовой из чувства мести за то, что она отвергла его ухаживания и он из-за этого утратил свой автомобиль.

– Борис Борисович, – спешно затарахтел адвокат Разгилово, – на эти беспочвенные выпады мента можете не отвечать! У него нет зафиксированных в законном порядке показаний оговорившего вас лица, поэтому все, что он говорит, – не более чем попытка оказать на вас психологическое давление.

Изобразив ехидную улыбочку, приободрившийся Мурашнов-младший с вызовом взглянул на Льва, словно желая сказать: «Ну, как мы тебя?!» Но Гуров, даже не взглянув в сторону мажора, тут же внес свои резоны в сказанное адвокатом:

– Дело хозяйское… Но отвечать на мой вопрос вам все равно придется, не сегодня, так завтра. Не хотите говорить со мной в приватной обстановке? Хорошо! Будете отвечать на те же вопросы, но уже по повестке, в присутствии уймы народу, всяких СМИ… Вам это нужно?

Мурашнов-старший изобразил зверскую гримасу и, немного подумав, обернулся к сыну:

– Так, Борюнчик, если этот мен… гм!.. полковник требует от тебя это самое алиби и оно у тебя имеется, – давай, выкладывай, чего там кроить-то? Полковник, конкретно на какое время требуется алиби?

– С двадцати двух часов вчерашнего дня до двух часов ночи текущего.

Лев говорил все тем же ровным, как будто даже несколько скучающим голосом. Но, похоже, именно это спокойствие отчего-то очень напрягало всех его собеседников. Мурашнов-старший вновь заорал на своего сына, который отчего-то все никак не мог собраться с духом и подтвердить свою невиновность:

– Ну-у-у?! Чего молчишь?!!..

Только после этого тот все же решился ответить:

– С десяти вечера вчерашнего дня до… часов пяти утра сегодняшнего я был в нашем загородном доме, в Хлебожорове… – Последние слова он произнес почти шепотом.

– А подтвердить-то, подтвердить это кто может? – нетерпеливо зачастил Мурашнов-старший. – Прислуга тебя там видела?

– Всю прислугу с охраной я отпустил еще в десятом часу… – неохотно буркнул его отпрыск.

– И кто же тогда подтвердит, что ты был именно там, никуда не отлучаясь?

– Кто-кто… – Мурашнов-младший тягостно вздохнул. – Анечка, жена твоя. Она была там тоже…

– Че… чего-чего?!! – От услышанного отец опешил и некоторое время молчал, хлопая глазами. – Ты спишь с Анькой? Это правда?!! Твою мать! И давно это у вас? – свирепо прорычал он.

– Года полтора… – не очень охотно признался тот. – Ну, считай, с самой вашей свадьбы. И чего ты так злишься? Один хрен, больше двух лет ты ни с кем не живешь. У тебя ведь уже есть две новые кандидатки в жены? Ты же через полгода все равно собираешься жениться на другой? А Анька… Знаешь, зря ты собираешься ее бросать. Зря! Она вообще – супер, куда лучше манекенщицы Верки. Та – бревно бревном в постели. Только и того, что ноги от ушей…

Похоже, последнее откровение сына, можно сказать, подкосило его папашу. Мурашнов-старший покачнулся, тяжело опустился на стул и почти простонал:

– Ты что же, уже и с Верой успел переспать?

– Ну да! – охотно подтвердил его сын. – Должен же я был распробовать, что за мачеха у меня будет на этот раз?! Нет, нет, Анютка и смачнее, и азартнее. Огонь-баба!

Слушавшие диалог Мурашновых папа и сын Заливаевы, переглядываясь, беззвучно ухмылялись. Даже на лицах адвокатов, этих пожизненных сухарей, взращенных на статьях и пунктах законов, начало пробиваться некое подобие усмешки. Один лишь Гуров являл саму невозмутимость. Уловив паузу в диспуте Мурашновых, он деловито поинтересовался:

– Будьте добры, полную фамилию, имя, отчество, контактный телефон упомянутой вами Анны. Говорите, говорите, я запомню!

Поскольку папа-Мурашнов, погрузившись в безрадостные думы, ответил молчанием, за него паспортные данные мачехи-любовницы сообщил Борька:

– Сластухина Анна Васильевна, телефон… – достав из кармана свой гаджет, он назвал ее номер.

– Хорошо, на данный момент вы трое можете быть свободны, но персонально к Борису-младшему просьба из Москвы никуда не выезжать, пока факт алиби не будет оформлен документально, в установленном законом порядке, – строго уведомил Гуров. – Все, можете идти!

– Сейчас, сейчас… – Охая и вздыхая, Мурашнов-старший попытался встать на ноги, но это ему не удалось. – Ноги отказали, твою дивизию!.. Борька, помоги, что ли, встать!..

Сын кинулся на выручку отцу, но и с его помощью тому подняться не удалось. Лев тут же догадался, что эта «немощь» – не более чем уловка, чтобы остаться здесь и послушать, что и как будут рассказывать Заливаевы. Но папа-Заливаев решил опередить события и с некоторым апломбом поинтересовался:

– Послушайте, полковник, ну а в каком контексте мой Даня оказался в роли подозреваемого? У него-то какие могли быть причины покушаться на жизнь своей однокурсницы? С ней переспать он не собирался, пари он выиграл, с чего бы питать к ней что-то нехорошее?

– Я располагаю информацией, что еще до спора с Борисом Даниил предпринимал попытки вступить с Лилией Кипрасовой в интимную связь, но получил от ворот поворот, – пояснил Гуров. – Позже, в разговоре с одной из своих подруг, она сказала, что Даниил Заливаев – гомосексуалист или что-то наподобие. Я вполне допускаю, что это дошло до вашего сына и он решил наказать ее за такое суждение, поэтому считаю необходимым проверить и его алиби.

Слова полковника до крайности возмутили Заливаева-старшего.

– Это что за херовина?!! – чуть не проорал он. – Ты хочешь сказать, что мой сын – «петух»?!! Смотри, фильтруй базар! Если сам же сказал, что он хотел трахнуть ту деваху, то как он может быть гомиком?

– Я не собираюсь устраивать дебаты по этому поводу, поскольку гомик он или не гомик – мне глубоко безразлично, – поморщился Лев. – Мне нужно знать, где и с кем был ваш сын с десяти вечера до двух часов ночи и кто бы это мог подтвердить. Итак, я слушаю!

В кабинете повисло молчание. Папа-Заливаев недоуменно воззрился на своего сына, который отчего-то вдруг покрылся пунцовыми пятнами. Глаза Даниила забегали, как переполошенные мыши, и он с мученической гримасой выдавил:

– Всю эту ночь, с начала одиннадцатого вечера, я провел в ночном клубе «Голубая роза».

– Ага-а-а!.. – протянул Лев, окидывая взглядом крайне смущенного сынка и его опешившего папашу. – Поня-а-а-тно… И кто может подтвердить, что ты там находился в названное мною время?

На этот раз тягостное молчание длилось больше минуты.

– Это может подтвердить… – побагровев и тяжело дыша, сипло выдавил Заливаев-младший, – Газанга Такаруту, бармен гостиницы «Джомолунгма».

Теперь уже у его папы при этих словах отвисла нижняя челюсть, а глаза приобрели вертикально-овальную форму. Трясущейся рукой Заливаев-старший смахнул выступившие на лбу крупные капли пота и, чуть заикаясь, прохрипел:

– Ты… педик?!! У тебя любовник-негр?!! Японский городовой!!! Вот как, значит?! Выходит, только он, этот сын Африки, может подтвердить, что ты не совершал убийства, поскольку он трахал тебя всю ночь? Да?!!

Как видно, решив реабилитироваться, его чадо яро возразило:

– Почему только он меня?.. И-и-и я… его… гм-гм-гм… И вообще, мне больше нравятся девки. Я полкурса наших девок отымел! Даже больше, чем Борька!..

Ответом ему было счастливое «Гы-гы-гы!..» папы и сына Мурашновых. У Мурашнова-старшего в момент прошло недомогание, и он со своим отпрыском, чуть ли не приплясывая на ходу, наконец-то отбыл восвояси. В самом деле! В сравнении с гомосеком, который спит с негром-барменом, сын, который спит со своей мачехой, не такой уж и позорный вариант.

Когда Гуров вернулся в главк, Стас уже сидел за своим компьютером и что-то внимательно изучал. Увидев Льва, он вопросительно мотнул головой:

– Ну и как там, в заповеднике миллиардерят? Чего-то удалось накопать?

– Да, кое-что накопалось… – Лев сел за свой стол и покрутил головой из стороны в сторону. – Но-о-о! Осталось такое ощущение, будто пришлось пару часов поработать проктологом-любителем…

Он в общем и целом рассказал о результатах своей поездки в МУЭП, более подробно изложив наиболее характерные моменты. В частности, в деталях упомянул о своем «случайном» знакомстве с мажорами Мурашновым и Заливаевым, об их алиби.

– Во дают! Во дают!.. – схватившись за голову, рассмеялся Стас, слушая про откровения представителей золотой молодежи. – Да-а-а… И такая, с позволения сказать, «элита» завтра придет к рулю фирм, компаний, банков, пролезет в министерства и ведомства… Ведь нормальных, толковых, совестливых ребят, без вывихов в мозгах, но не имеющих папиных миллиардов, до власти и на пушечный выстрел не допустят. А таким вот дегенератам, таким выкидышам эволюции – везде зеленый свет. Е-п-р-с-т!.. Что ждет Россию?!

О своей поездке к Кипрасовым он поведал, вздыхая и морщась время от времени. По его словам, проживает семья Кипрасовых на Рублевке, в той ее части, где селится не самая-самая крутая богема. Дом у них достаточно большой, двухэтажный. Однако уюта в нем не ощущается. И главным «холодильником», остужающим любой душевный позитив этого места, по мнению Крячко, была излишне чопорная «половина» Виталия Кипрасова.

– В толк не возьму, какого хрена он на ней женился, на этой замороженной вобле?!! По своему снобизму она сто очков вперед даст любой англичанке. Ох и зануда! Когда я с ней разговаривал, только что про себя не матерился.

Прибыл Стас на Рублевку, предварительно созвонившись с Кипрасовым. Тот обещал приехать домой к оговоренному с ним сроку, но немного опоздал – нужно было улаживать кое-какие вопросы, связанные с предстоящими похоронами Лилии. Поэтому Стасу пришлось около четверти часа вести пустые светские разговоры с Тамарой Кипрасовой, которая, как он сразу же почувствовал, едва ли испытывала искреннюю горечь и скорбь в связи со случившимся. Скорее наоборот. Крячко почти физически ощутил внутреннюю удовлетворенность хозяйки дома тем, что произошло с падчерицей. Поэтому одним из итогов его поездки на Рублевку стало хотя и смутное, но весьма серьезное подозрение в том, что мачеха убитой каким-то образом может быть к этому причастна.

Когда же, наконец-то, домой прибыл глава семьи, Стас смог вполне предметно побеседовать с ним по интересовавшим его вопросам. В частности, они обсудили потенциальных подозреваемых. Но как в ходе беседы заверил его Виталий Кипрасов, который, несмотря на подавленное состояние, старался выглядеть не сломленным, он исключает причастность к убийству и латифундистов, и недовольных работой его охранной фирмы. По его словам, хотя агрофирмы-монополисты и не в восторге от его законодательных инициатив и его выступлений в Думе, их недовольство никогда не переходило определенных границ и не выливалось в нечто экстремальное, тем более криминального пошиба. Все дело в том, что сам он в критике своих оппонентов никогда не переступал этической грани, никогда не использовал недостойных методов давления на кого-либо, никогда не действовал вопреки закону. Поэтому, при всей нелюбви к нему тех или иных оппонентов, они также придерживались неписаного кодекса политико-экономических дуэлей.

Отверг он и вероятность мести со стороны кавказских исламистов. По словам Кипрасова, он и во время боевых действий всячески старался соблюдать все писаные и неписаные законы войны, поэтому у него всегда были нормальные отношения с тамошним мирным населением. Пусть и не на уровне дружеских, но стабильно нейтральные и взаимно уважительные.

– Нет, нет, – категорично заверил Валерий, – такой вариант я даже не рассматриваю.

– Но если к случившемуся непричастны те, с кем вы постоянно и очень остро дискутируете, с кем у вас достаточно напряженные отношения, то кто же тогда мог захотеть причинить вам такое горе? – отчасти согласившись со своим собеседником, спросил Крячко.

– Есть такое понятие – слепое зло… – начал философствовать Кипрасов. – Им могут быть и примитивные гопники, и какие-то сектанты из изуверских сект, и террористы, и полоумные маньяки, и тому подобные существа. Смысл их существования – причинять людям боль, и не всегда ради каких-то целей. Что хочу сказать? Я уверен, что моя Лиля стала жертвой этого зла, можно сказать, случайно. На ее месте мог оказаться любой другой человек… «Человека системы» – злодея, входящего в какую-то группировку, которая имеет какие-то цели, пусть даже и аморальные, – найти легче. А вот творца слепого зла найти гораздо труднее. Поэтому, если вам удастся найти всех причастных к убийству Лили, – моя вам глубочайшая благодарность. Если не удастся – мое понимание. Вот, примерно, так…

Выслушав Стаса, Гуров кивнул, отметив при этом:

– Толково сказано… Насчет слепого зла Кипрасов прав. Чую, мы, скорее всего, столкнемся с мразью, которая творит зло ради зла. Так, хорошо! Кончаем с теориями, переходим к повседневной практике. Сейчас надо вызвать кого-то из стажеров – пусть проверит и запротоколирует алиби Заливаева и Мурашнова. Кого пошлем?

– Давай Володьку Ерошенко, – предложил Крячко. – Парень толковый, расторопный, обернется в момент.