– Здравствуй, Лев Иванович, – ответил следователь прокуратуры Гойда. – Не стоит благодарности, свои люди.

– Прокуратура и розыск – свои люди? – Гуров вздохнул. – Это нечто новое. Оставим, Игорь Федорович, ты в деле с первого дня?

– Производил осмотр места.

– Прекрасно. Когда встретимся?

– Сейчас. Вы подъедете в прокуратуру?

– Лучше ты к нам. У тебя будут мешать, заходить, звонить. Машина есть или за тобой заехать?

– Выделяли… – Гойда никогда не ругался матом, пробормотал нечленораздельное. – Сейчас выезжаю.

– Ждем. – Гуров положил трубку. – Со следователем нам повезло.

– Мы вообще счастливчики. – Крячко сложил документы и фотографии в папочку, перебросил ее на стол Гурова. – Лев Иванович, ты как полагаешь, мы с тобой вполне нормальные или все-таки того?.. – Он прокрутил пальцем у виска. – О чем угодно мы способны говорить несерьезно. Убили человека, мы подшучиваем друг над другом, пикируемся.

– Ты видел, как работает патологоанатом? Как он разговаривает, распиливая человеческий череп, слышал? Конечно, следует следить за собой, не превращаться в циников. Однако, извини, Станислав, за повторы, но что выросло, то выросло. Лучше мы уже не станем.

Старший следователь горпрокуратуры Игорь Федорович Гойда был невысок, округл, быстр в движениях и аккуратен в словах, умный, дотошный, в меру циничный. Они познакомились с Гуровым около двух лет назад, работая по убийству горничной на фазенде тогдашнего спикера парламента, особо не сдружились, но симпатизировали друг другу, что во взаимоотношениях сыщика и прокурорского чиновника случается не часто.

Когда Гойда вошел, Гуров взял у него плащ, уступил свое место, предвидя, что Станиславу придется писать, а сам Гуров, слушая, любил расхаживать по кабинету.

– Здрасьте, здрасьте, орлы-сыщики, – сказал Гойда, зябко потирая свои маленькие ладошки и усаживаясь на предложенный стул. – Значит, в такой обстановке вы и творите свои беззакония. – Ловко открыл портфель, выхватил из него канцелярскую папку с тесемочками.

– Творим, Игорь Федорович, кто без греха? Знакомься, мой напарник Станислав Крячко. – Гуров кивнул на друга. – А это, Станислав, наш новый начальник, следователь-важняк, зануда и буквоед, но дело знает.

– Знакомы. Ты, Лев Иванович, обеспамятовал. И то, скажу, почти два года минуло, а делов-то провернулось: парламент разогнали, расстреляли, Думу собрали, Чечню изничтожили. – Он встретился взглядом с Гуровым, замолчал и продолжал деловито: – Заместитель министра финансов Скоп Игорь Михайлович убит выстрелом из винтовки в 19 часов 12 минут 24 марта 1995 года на веранде дачи, принадлежащей на правах личной собственности вице-премьеру правительства России Барчуку Анатолию Трофимовичу. Пуля пробила лобную кость, застряла в черепе. Смерть наступила мгновенно. Выстрел произведен с расстояния сорока восьми метров, винтовка брошена на месте выстрела. После изъятия пули и проведения соответствующей экспертизы доказано, что найденная винтовка является орудием убийства.

Гойда собрался добавить, мол, картина, в принципе, знакомая, выполнена простенько и со вкусом, но, глянув в хмурые лица сыщиков, воздержался, пробормотал невнятно, что должно было означать матерную ругань.

– Продолжай, не стесняйся, – сказал Гуров, присаживаясь на край ничейного стола.

– В момент убийства на веранде находились хозяин, президент коммерческого банка, сопредседатель множества чего, миллионер Якушев, имя-отчество запамятовал, председатель одного из комитетов ЛДПР Олег Кузьмич Еркин.

– Где-то я похожую фамилию слышал, – пробормотал в задумчивости Крячко.

Еще бы! Разве забудешь фамилию родного министра! Гуров глянул на друга презрительно, сказал:

– Извини, Игорь Федорович.

– Свои люди, – кивнул Гойда и продолжал: – Помощник Президента Юрий Олегович Ждан и заместитель начальника охраны Президента Егор Владимирович Яшин. Жены отсутствовали, мальчишник собрали по случаю обмывания данной дачи. В доме находились еще двое из прислуги, четыре охранника сидели на кухне. Выстрела никто не слышал, винтовка была с глушителем. Никто ничего не видел, у всех стопроцентное алиби.

– «Следствие закончено – забудьте!» – сказал Крячко, положив подбородок на скрещенные ладони.

– Ты заткнешься? – тихо спросил Гуров.

– Младшего обижаете, я лишь напомнил название знаменитого итальянского фильма. Фамилию маэстро забыл. Ну, извини!

Гуров махнул на Крячко рукой, повернулся к Гойде, спросил:

– И что у тебя имеется?

– Труп и начальство, что же еще?

– Мои коллеги неделю копали и ничего?

– Какие-то машины проверяют, ничего конкретного. Когда поедешь смотреть?

– Завтра поутру. А чего ФСК вцепилась? Почему не вызвали сразу территориальных розыскников? Что-то казалось? Что-то блестело?

– Лев Иванович, у них поймешь? В чем дерьмо – тебе понятно. Высоких гостей надо работать, а они – «да», «нет», «не знаю», «занят». Ясно, стрелок пришел со стороны, но непричастность всех присутствующих я принять не могу, а работать не дают. Потому и контрразведчики отступили.

– Теперь нужен мент-говновоз, который бы всю эту ароматную кучу на себя взвалил и тащил до упаду. Чуть погодя все спустят в канализацию.

– Ты в горловину не пройдешь, у тебя плечи широкие. – Крячко поднялся из-за стола и неожиданно застучал костяшками пальцев по столу. – Этих людишек надо заставить исповедоваться. Нужен железный характер. А железнее тебя – только отбойный молоток, и то, как ты сам любишь повторять, «это вряд ли»!

– Знаешь, за что я тебя особенно люблю? – усмехнулся Гуров.

– Знаю! – Крячко вытер ладонью пот со лба, встряхнул мокрыми пальцами. – Признаю, ты гений. Но для них ты – никто. Про себя я не говорю. Ты же понял, они Петра хоронят – первого сыщика России. И вообще, дискуссия закончена. С самолета мы прыгнули, не хочешь открывать парашют – не открывай, я тебя на себе донесу. Ребята, хотите свежий анекдот?

Гойда смотрел на друзей изумленно, затем неуверенно сказал:

– Мне нравится ваш оптимизм, но сложность в том, что эти люди и в прокуратуру не являются, а уж в милицию не придут абсолютно точно.

Гуров задумчиво улыбался и молчал. Крячко в своем эмоциональном всплеске выдохся и уже жалел о сказанном, и не оттого, что испугался, а сочувствовал Гурову, который на самом деле отнюдь не железный и вообще – «на хрена козе баян?».

– Нормальные люди с возрастом умнеют, – пробормотал он. – Видно, я принадлежу к иной категории.

– Это вряд ли, – спокойно возразил Гуров. – Ты просто хитрый мужик, знаешь, чтобы меня запрячь, надо сначала разозлить. У нас есть сто причин заниматься этим делом. Во-первых, приказано, чего вполне достаточно. Исповедоваться, конечно, никого не заставишь. Не те люди. Игорь, говоришь, они в прокуратуру не являются?

– Все вежливо, Лев Иванович, звонит помощник, приносит извинения, мол, готовят срочный документ для Президента, или другое вранье, и просит встречу отложить.

– Я понимаю. – Гуров кивнул. – Мы люди не гордые – сами залетим на огонек.

– Не примут. – Гойда развел руками. – Десяток способов существует. Позавчера я в приемной вице-премьера Барчука попытался шуметь, так он сам, лично, из кабинета вышел, извинился, я чуть со стыда не сгорел.

– Ничего, у нас предохранители здоровые, выдержим, – заметил Крячко.

– Игорь, у высокопоставленных свидетелей просматривается очень слабое место. Когда они данный факт как следует усвоят, мы козырями сравняемся.

– Какое место? Чего ты задумал? Докладывай, следствие ведет прокуратура.

– Обязательно. Вот ты и дай мне поручение повторно произвести осмотр места преступления.

– Что ты там найдешь?

– Вдохновение.

– Об узком месте сейчас не скажешь?

– Без вдохновения не получится, – серьезно ответил Гуров. – Они тебя так сразу закрутили, что ты ослеп. Со мной такое случалось неоднократно. Завтра поутру мы со Станиславом выезжаем на фазенду господина Барчука. Ты, господин полковник, на своем ворованном «Мерседесе» заезжаешь за мной в восемь.

– Подаренном, – огрызнулся Крячко.

– Известно, каждый жулик утверждает, мол, не украл, подарили.

Видимо, у Гурова созрел некий план, который с каждой минутой сыщику нравился все больше, и он весело продолжал:

– Игорь Федорович, тебе известно, что мы отсюда сбегали в частный сектор? Решили обогатиться за счет знаний, полученных на службе Отечеству. Но остатки совести пробудились, и мы возвернулись, но корысть уже заела. Я, как более скромный, прихватил у «капиталистов» «Жигули», новенькую седьмую модель, а господин Крячко, истинно русская душа, упер «Мерседес-190».

– А двухкомнатную квартиру с дырявыми полами, клопами и крысами кто на трехкомнатные апартаменты поменял? – Изображая судью, Крячко поднялся и вытянул в сторону Гурова указующий перст.

– Стас, закладываешь друга по-черному. Грешно.

– Я с детства в Павлика Морозова играл, потому и в ментовку служить пошел.

– Не богохульствуй, мы ментовку как угодно ругать можем, не без греха она, да и мать родная, но меру знай, – строго сказал Гуров. – Значит, договорились, завтра поутру выезжаем.

Супруга Крячко с дочкой уехала на лето к родне; он поднялся ни свет ни заря и явился к Гурову, когда тот, издеваясь над организмом, делал гимнастику.

– Завтрак готовь, не люблю, когда меня разглядывают, – сказал Гуров, впуская друга и проталкивая в кухню.

Крячко послушно загремел посудой, но время от времени подсматривал, как начальник «качается» на тренажере, затем, проделав серию кувырков в разные стороны, начал падать на пол. Эта часть гимнастики всегда потрясала Крячко: друг падал виртуозно, словно каучуковый, как профессионал, переворачивался, вставал в полный рост, вновь опрокидывался, тут же оказывался на ногах, проделывая все это почти бесшумно. И это при росте сто восемьдесят с лишним и весе свыше восьмидесяти килограммов, а о возрасте лучше не вспоминать, начинали лезть в голову нехорошие мысли о собственных годах. И хотя Станислав был моложе друга чуть ли не на пять лет, однако сороковник не за горами, на улице зовут «мужик», скоро «отцом» величать начнут.

Когда Гуров занимался в тренировочном костюме, то смотрелся мужиком ладно скроенным, крепким, не более того. Но после душа, в плавках, еще не окончательно вытеревшись, он вошел на кухню переливающимся тугими мышцами суперменом. Увидев в глазах друга иронию, Гуров принял позу культуриста и рекламно оскалился.

– Меняй коньки на санки, шлепай прямо в Голливуд. Обучишь меня массажу, я при тебе прокормлюсь.

Сам Крячко спортом почти не занимался, но от природы был ширококост и здоров на удивление, хотя тугой животик уже видимо круглился.

– Насчет Голливуда не уверен, но у меня отец, отставной генерал-лейтенант, пашет на земле. Как конь двужильный, и рядом борозда всегда найдется. Так что мы с тобой действительно не пропадем.

Крячко глянул на шрам на груди Гурова, знал, что под лопаткой у него рубец значительно толще, и спросил:

– А мне ты скажешь, что конкретно учуял в деле?

– Некогда! – Надев халат, Гуров принялся за яичницу. – Начни тебя с ложечки кормить, ты вообще мышей ловить перестанешь. Думай, шевели ушами, мы с тобой историю убийства одновременно слышали.

Дом, вилла, замок или, как сейчас модно называть загородные строения, фазенда вице-премьера Барчука находилась всего в нескольких километрах от Окружной и в двух километрах от шоссе, неподалеку от Клязьминского водохранилища. Здесь строилось одновременно десятка три кирпичных уродцев самой причудливой формы. Несколько крепостей уже готово, среди них и четырехэтажный замок Барчука стоял на небольшом возвышении и поглядывал на подрастающее поколение с кривой усмешкой.

Над стройплощадками мотались разноцветные журавлиные шеи кранов, под ними топали, месили весеннюю грязь мужики в телогрейках, одни – в касках, другие – в ушанках, третьи – вообще с босыми головами. Чувствовалось, работа идет споро, даже весело: здесь, хоть и не шахта и не дальний Север, платят достойно, да еще приплачивают.

Измызгавшись по дороге, «Мерседес» Крячко смотрелся среди других чумазых иномарок нормально, внимания не привлекал.

– Хозяева заезжают взглянуть на строительство родового имения, – сказал Крячко.

– Для имения земли маловато, соток по тридцать-сорок, не более, – задумчиво ответил Гуров. – Я, конечно, не большой знаток Руси, но и спьяну в старину таких уродов не громоздили. Ведь для себя строили, детям, внукам, а из таких башен удобно лишь круговую оборону держать.

– А чего такие махины громоздят? Семья-то наверняка раз-два и обчелся. – Крячко обломил тоненькую веточку с набухшими почками. – Капитал зарывают, торопятся, пока у кормушки стоят, а шуганут, так на зарплату нынче и шалаш Ильича не построишь.

– Недобрый ты, Станислав. – Гуров повернулся к бледному, но уже пригревающему солнцу.

– Нормальный российский мужик, к воровству давно пообвыкший. А ведь просто как! Проверка яйца выеденного не стоит. Спросить декларацию о доходах, положить рядом строительную смету и поинтересоваться, мол, откуда дровишки?

– Любопытный, переобувайся, а то в твоих штиблетах с шоссейки не сойдешь. – Гуров забрался в машину, скинул туфли, натянул резиновые сапоги, прихватил заготовленный рюкзак, где, аккуратно завернутые, лежали две бутылки водки, шмат ветчины, огурцы, стаканы, иное необходимое.

Уже законченный дом, принадлежавший «на правах личной собственности» господину Барчуку, чуть ли не единственный был обнесен двухметровым железным забором, только красной звезды не хватало и КП с часовым – форменная воинская часть. Но одна стена у забора отсутствовала, на смежном участке громоздился длиннющий кран.

Оперативники торопливо обошли участок, пока не оказались с незащищенной стороны.

– Мужики, чего потеряли? – окликнул их ладный мужчина в телогрейке, с распаренным и обветренным лицом. – Тут не музей, может по голове так шлепнуть, что она враз с тапочками сравняется.

В говорившем не чувствовалось злобы или загнанной усталости. И Крячко ответил в тон:

– Мы верткие, в нас сразу не попадешь. Приехали глянуть, что у вас получается.

– Нормально. А вы кто такие, если не секрет? – Мужчина подошел вплотную, достал пачку «Явы», закурил. – Не угощаю, вы наши не курите. – Он взглянул на Гурова, угадывая в нем старшего.

– Прохожие мы, – усмехнулся Крячко. – Хотели домишко себе приобрести или построить. Да больно у вас тут все размашисто, нам бы поскромнее.

– Как быстро строите? – отодвигая Крячко в сторону, спросил деловито Гуров. – Вон тот домишко, к примеру, за сколько поставили? – И указал на четырехэтажный замок Барчука.

– Как понимать – «поставили», господин хороший? – Рабочий сильно затянулся, выщелкнул недокуренную сигарету. – Если фундамент, коробку под крышу и накрыть голый кирпич – это одно…

– Работаете в две смены, в три? – перебил Гуров.

– Как платят, так и работаем. – Строитель смачно сплюнул, собрался уходить. – Небось секретарем обкома служили? Так то время кончилось, надо денежки на бочку…

– Не плюйся, еще попить попросишь. – Гуров взял его за рукав, дернул на себя. – Сколько дней от нулевого цикла до последнего плафона? Вопрос понял?

Русский мужик всегда уважал силу, взглянул на Гурова с пониманием.

– Строитель?

– Вроде того.

– Сейчас все сменилось, не поймешь, я вроде сменного мастера. Семеном звать.

– Гуров. – Полковник пожал протянутую руку, затем перевернул пустой ящик из-под цемента, вынул из кармана газету, застелил, сел, указал Семену на место рядом. – Станислав, плесни мне чуток, зябко стало.

Крячко распорядился быстро, аккуратно.

– Тебе не предлагаю, Семен, у тебя служба. – Гуров ловко выпил, хрустнул огурцом. – Бригады постоянные, комплектуетесь в фирме?

– Так. – Семен кивнул и взглянул на бутылку в руках Крячко с сожалением.

– Налей человеку, только не светись, – сухо сказал Гуров, выждал, пока Семен выпил, и продолжал: – Так за сколько эту уродину поставили?

– Мы там не работали; когда мы фундамент клали, они отделочные работы начали.