«Значит, бить будет он, когда ему нальют и он начнет глотать, я могу выпрыгнуть. Но справа от шоссе тянулось ровное поле, спрятаться негде. Как ловко я ни упаду, пока поднимусь, они машину назад подадут, догонят и убьют. А нет, так пристрелят».

Все правильно просчитал Галей, а момент удара пропустил. Много позже он понял: амбал ударил, когда передавал товарищу стакан. Они и возню с коньяком устроили, чтобы создать максимально мирную обстановку.

Сознание вернулось, когда в машине уже никого не было, она летела по шоссе. Галею казалось, что он выныривает из-под воды, еще секунда, можно вздохнуть…

Только позже он понял, что «Жигули» врезались в опору столба, потому Галей из-под воды не вынырнул, ушел в глубину.

…Он вновь пришел в себя, услышав мужской голос:

– Повезло парню, ноги, руки вроде целы…

– Затылок видел? Наверняка шейные позвонки поехали, коли выживет, урод на всю жизнь.

Галей шевельнул пальцами ног – получилось. Он приоткрыл глаза, понял, что уже в «Скорой». Мелькнула дурацкая мысль, мол, здорово у нас «Скорая» работает.

В приемном покое он окончательно пришел в себя, двинул ногами, руками, сел, коснулся запекшегося в крови затылка. Здесь на Галея никто не обращал внимания. В операционную стояла, точнее, лежала, очередь, кругом стонали, кричали, матерились. Какой-то, невидимый Галею, осипший мужик выл и искал свою ногу.

Галей потихоньку слез с каталки и примостился на стул между двумя мужиками, такими же, как он, окровавленными, к тому же пьяными.

Две женщины – одна в халате, другая в пальто, не обращая ни на кого внимания, разговаривали между собой.

– Ну, счастливого тебе дежурства, – говорила в пальто.

– Ты скажешь, – отвечала в халате, – сейчас еще привезут, мало в крови, так еще и…

– Не греши, дуреха, – перебила в пальто. – Слушай, а ты мне тысчонок десять до получки…

– С ума сошла? Бывай! – Сестра в халате вильнула круглым задом и скрылась за углом.

Галей понял – вот его шанс; собрав всю силу воли, поднялся, взял женщину в пальто под руку и сказал:

– Выйдем.

Она хотела отстраниться, взглянула на его голову, сказала: «Да вам к хирургу требуется», – но к двери шагнула.

Они вышли на припорошенное снегом крыльцо. Галея замутило, он чуть было не осел, но ведь с детства бился за жизнь, устоял.

– У меня деньги есть, а тут загнусь в очереди. – Вынул из кармана пачку денег, сунул женщине. – Помоги, сестра.

– Меня зовут Настя, ты оскользнулся, упал, давно знакомы. – Она взяла его под руку жестко, по-мужски. – Спустимся, дай Бог, ног от земли не отрывай, волочи…

Счастье улыбнулось Галею, как в голливудской комедии. Настя оказалась в меру душевной, корыстной, по-русски пьющей. Жила она неподалеку в отдельной квартире одна.

– Странный вы какой-то, – сказала официантка, присаживаясь к его столу. – Вроде и одеты никак, не больно молоды и красивы, не фигуристы, а чувствуется в вас мужицкая сила.

Галей согласно кивнул, взял принесенный девушкой стакан водки, отпил ровно половину, доел салат и только после этого сказал:

– Хозяин прислал, интересуется, что за птица залетела? Передай, не из органов и не блатной, просто вольный человек.

– И пачка баксов в кармане.

– Так к вам другие не ходят.

– Не так одеты и держитесь не так, опасный вы человек.

Галей нахмурился, волк не должен выглядеть волком, могут пристрелить, спросил:

– Тебя как зовут?

– Душечка, милочка, лапочка, – ответила девушка, кокетливо улыбаясь.

– Разведенная, ребенку сколько?

– В школу ходит, пацан, у матери живет, а я абсолютно свободная.

– Ты мне нравишься, лапочка, только я девкам деньги не плачу. Умная меня так полюбит, а дурочка мне ни к чему.

Официантка фыркнула и отошла. Галей проводил ее взглядом. Девица смотрелась, лет двадцати семи, тело в норме, где требуется – выпуклости, но не раскормленная, косметика на месте, но лишнего нет, губки пухлые, глазки хитрые, значит, не дура. Женщина была Галею нужна не для постельных дел, хотя мужик он был нормальный, а после выпивки и темпераментный, требовалась женщина с квартирой, где можно появляться, при необходимости отлежаться.

Медсестра Настя, с которой Галею поначалу так повезло и у которой он прожил несколько месяцев, почуяв у мужика деньги, начала тянуть на себя. Дело было не в деньгах, спрятал, не дал, при необходимости дал по шее. Настя начала пить и много болтать. Явился участковый, к тому времени Галей уже получил у Сашки свой паспорт, разговор с ментом кончился мирно, выпили по рюмашке. Но жить с болтливой пьющей бабой было совсем ни к чему. Однажды, когда Настя дежурила, Галей шагнул за порог и захлопнул за собой дверь.

Странное дело, с одной стороны, Галей определенным женщинам нравился, с другой – совершенно не умел с ними знакомиться. Он стеснялся. Смешно? Возможно. Только Галею от такого смеха было не легче. Ладно скроенный, хорошего роста, спокойный и уверенный, он не умел подойти к женщине и сказать слова, которые с легкостью произносили миллионы мужчин, не обладающие его внешностью и умом, не говоря уже о деньгах. У Галея существовал некоторый недостаток: он был киллером, наемным убийцей. Но, во-первых, мужчины при знакомстве о своих недостатках говорят необязательно, во-вторых, кто без греха?

Когда женщина обращала на него внимание первой, Галей чувствовал себя уверенно. Официантка явно клюнула, слова об его уверенности и прочее можно пропустить, девица увидела деньги. Она не стояла на улице, не торговала собой в открытую, но явно была «платная девочка». Не то чтобы Галей был таким девственником, что никогда женщинам не платил, случалось, но, в принципе, они есть у каждого, он хотел от женщины ласки естественной, деньги не за любовь, а как бы в придачу, в виде подарка.

Официантка проводила шумных гостей. Галей остался в ресторанчике практически один, если не считать скромную парочку, сидевшую в противоположном углу. Галей приподнял руку, когда девушка подошла, сказал:

– Счет, пожалуйста.

– Все о'кей, вы уже заплатили.

– Черкни мне свой телефончик, лапочка, и не вздумай дурочку валять. Я парнишка не ленивый, зайду… В общем, поняла.

– Грубиянов не люблю. – Девушка вырвала из блокнота листок, записала свой номер.

– Спасибо и до скорого! – Галей сунул листок в карман, в гардеробе позволил надеть на себя плащ, дал десять долларов и вышел под моросящий дождь.

Михаил Захарченко, которому Гуров назначил встречу у кинотеатра «Варшава», жил на Масловке, рядом с домом, где обитали братья Галеи.

Малолеткой Мишка отсидел около двух лет за карманную кражу, следовательно, прошел лагерную «школу» и имел определенный авторитет среди местной шпаны и разномастных уголовников мелкого розлива. Парень он был смелый, физически крепкий, не амбал, не качок, но в уличной драке совсем не последний человек, промышлял в районе по мелочи, был смел и дерзок. Местные авторитеты взяли Мишку Захарченко на заметку и однажды пригласили его для «разговору».

Ссылаясь на «просьбу» людей очень серьезных, Михаилу предложили за солидные деньги и пропуск в круг избранных под видом ограбления замочить одного мужичка. При этом авторитеты забыли упомянуть, что мужичок тот известный мент, всегда вооружен и в уличной схватке крайне опасен. Короче, бросили Мишку с его друзьями-малолетками прямо в пасть сыщику Гурову.

Поздним вечером «банда» из четырех сопляков подстерегла Гурова в переулке у двора его дома, схватки, естественно, не получилось, один из нападавших был оглушен паралитическим газом, двое бежали, а Мишку сыщик захватил, приволок к себе домой, где беседовал с ним до утра.

Гуров никогда не упускал возможности подвербовать человека «из среды». Полковник не заводил дел, не отбирал подписок о сотрудничестве, устанавливал человеческий контакт и, если за парнем не было серьезного криминала, отпускал на все четыре стороны, давал советы, в действенность которых Гуров, конечно, не верил. Так сыщик поступил и с Михаилом Захарченко. Да, он с дружками напал на человека, могли ограбить, а то и убить, но ведь в конкретной ситуации отвести парня в отделение милиции равносильно тому, что выпустить на волю. Состав преступления не доказывался. Но, пройдя через отделение, тумаки районных оперов, бессмысленные допросы дознавателя, в Москве появился бы еще более озлобленный, чувствующий себя победителем – ведь не доказали – грабитель, возможно, убийца. Гуров же выпустил парня, увидевшего окружающий мир в несколько ином свете, уверовавшего, что среди ментов есть мужики стоящие, на которых в трудный момент можно положиться.

Конечно, тот факт, что Михаил жил в соседнем доме с разрабатываемым Гуровым убийцей, был чистой случайностью. И помочь Гурову в разработке Бориса Галея он вряд ли чем мог, так как дружил с младшим братом киллера, увечным Сашкой, который о делах брата особо не знал. Однако как в песне поется: «Раз ступенька, два ступенька – будет лесенка».

Вот и в субботу, раздумывая, кого бы послать на поиски крепления, удерживающего карабин, из которого убили Скопа, полковник вспомнил приблатненного Михаила Захарченко. А «крестник» и преподнес сыщику новость, что воскрес давно забытый киллер Галей.

Оставив «семерку» в стороне от кинотеатра, Гуров протиснулся среди торгующих москвичей, которые продолжали осваивать «рыночные отношения» и то ли не знали о постановлении мэра об упорядочении уличной торговли, то ли уже «отстегнули» кому положено, потому что продавали пачки «Явы», бюстгальтеры и кожаные куртки неизвестного производства.

Преодолев все преграды, Гуров не успел дойти до «Варшавы», когда его толкнули под локоть и негромко спросили:

– Господин, вас что конкретно интересует?

Гуров голос Мишки узнал, не повернулся, продолжая смотреть под ноги, чтобы не оступиться в лужу, ответил:

– Меня интересует, когда ты поумнеешь, но, видно, не дожить. Ходи за мной, в машину сразу не лезь.

Сыщик сделал небольшой круг и вернулся к своим «Жигулям».

Он сел за руль, включил мотор, выждал, пока не усядется Мишка, и поехал прочь от опасной толкотни, где не поймешь, кто тебя видит. Гуров свернул в переулок, затем в другой, въехал во двор, где стояли две машины, остановился рядом, повернулся к Михаилу.

– Здравствуй, парень, рад видеть.

Мишка молча кивнул, глядя в серьезные глаза, в глубине которых мелькали то ли чертики, то ли смешинки, наконец ответил:

– Здравствуйте, Лев Иванович. – И вздохнул: – Не пойму я вас.

– Чего меня понимать? – Гуров положил локти на спинку сиденья. – Я мужик приличный, остальное не суть важно. Как живешь? Рассказывай.

– Вот, Борис Галей объявился, долго отсутствовал…

– О Галее потом, ты сам-то как? В криминале не увяз? После схватки с полковником Гуровым ты должен был подняться. Работаешь, нет? На что живешь, чем промышляешь? Куда тебя Батя определил?

– Боитесь, не увяз ли ваш агент в мокрухе?

– Миша, не присваивай себе званий. – Гуров усмехнулся. – Ты на меня напал, мог замочить? Факт. Я тебя должен был в острог упрятать, а выпустил. Во мне совесть шебуршит, может, я в тебе ошибся и людям плохое сделал?

– Сколько я ментов повидал, а такого…

– Ну, сколько ты ментов повидал, парень? – перебил Гуров. – Ты из себя шибко бывалого не строй. А менты, как все люди, разные. Черные, белые, серо-буро-малиновые. Ты философию брось, расскажи, как живешь.

– Живу, лавка у меня, торгую, в общем, как все. Ну еще по указу Бати за соседними лавками приглядываю, гляжу, чтобы чужие не лезли, не обижали. Ну, когда я в «законе» укрепился, Батя решил меня к какому-то серьезному делу пристроить. Я, честно сказать, перетрухнул, так как мне сразу пушку дали. Я к Галеям пошел, младшему говорю, мол, так и так, пушку показываю. Ну, Сашка на костылях, вы знаете, так мне своим костылем по горбу как въедет, аж белый стал: «Брось немедля!» Я ему, мол, как бросишь, когда пистоль сам Батя передал. Сашка желваки под скулами двинул и говорит, мол, отдай пушку тому, кто ее тебе дал, скажи, Борис Галей иметь не велел, а я с братаном потолкую… Знаете, Лев Иванович, – продолжал Михаил вспоминать дела прошлогодние, – я имел понятие, что старшой Галей в авторитете, но чтобы в таком огромадном – не подозревал. С того дня и по сегодня со мной вся округа низко раскланивается, сам Батя к моей лавке подошел, пачку сигарет купил; я от денег отказываюсь, он скривился и говорит: «Бери, парень, иначе проторгуешься». Сигаретку зажег, пыхнул разок и продолжает: «Торгуй беспошлинно, палатки, что по энтой стороне улицы, – под твоим приглядом. Если толковище начнется, на меня сошлись. А у Галеев будешь, Борису Сергеевичу поклон передай». Я понимаю, Борис меня неспроста прикрыл, он Сашку любит, а я дружок, опять же в магазин сгонять, пьянчугу с квартиры выкинуть. Но за такую мелочь стальную крышу получить – великий фарт. На мне теперь ни кражонки, ни кровинки, авторитет в округе огромадный, хоть в церковь на исповедь.

– Молодец, рад за тебя. – Гуров оглядел ладную фигуру парня, кожаное пальто, водолазку под горло. – Из сопливого гоп-стопника в коммерсанта превратился. А когда Галей исчез, тебя не тронули?

– Он и раньше отъезжал. – Михаил замялся, увидев смешинку в глазах полковника, продолжал: – Сперва дня три его не было, ночью объявился на иномарке в мужской компании. Тетка Авдотья, форточница, она водкой ночью алкашей поддерживает, видела. Приехал, мол, Бориска, как фон-барон, два мужика спереду идут, два в сопровождении. Пробыл он дома всего ничего, так же фасонисто вышел и укатил.

«Это гэбэшники Галея за «горячим» «вальтером» привозили», – понял Гуров, спросил:

– Но потом Галей надолго исчез, болтали, что разбился на своих «Жигулях»?

– Было дело, у нас тоже шептали разное, к Сашке и участковый заглядывал, интересовался, звонит брат или как? Сашка и так худой, а в ту пору почернел, только глаза живые, сам будто мертвяк. Вскоре, дней через несколько, я ему продукты приволок. Сашка прыгает по квартире, насвистывает, бросил на стол конверт, говорит, что старшой звонил, занят сильно, просит паспорт подвезти. Ну, мне не трудно, я паспорт отвез, Борис братану тысячу зеленых передал, велел все брату покупать и мне два стольника баксов сунул.

– Это когда было? – спросил Гуров.

– В конце ноября вроде.

– Чего же ты мне не звякнул?

Михаил глаза прикрыл, затем оскалился и злым шепотом, словно слышит кто, ответил:

– А вы, Лев Иванович, меня за стукача держите? Я от Галеев, кроме доброго, ничего не видел, закладывать их не буду! Чего хотите делайте, желаете – старое подымайте! Там, если пошарить, кое-чего найти можно!

– Не плюйся, Миша! – улыбнулся было Гуров, но улыбка тут же с лица сползла. – Стучать на других – грех, только стук – он разный бывает и стучать в разные двери можно, в мою, так всегда дело доброе. Ты погоди пылить. Я над этим вопросом думал, сегодня думаю, сколько тебе лет, столько и бьюсь над этим вопросом. Только ответа однозначного у меня никак не получается.

Михаил съежился, сник. Гуров закурил, опустил стекло, молчал долго, затем тяжело, нехотя, начал:

– Вот раньше, в книжках, в кино, коли наш человек чего творит, документы секретные крадет, так «Подвиг разведчика» получается. А если ихний у нас заводскую трубу сфотографирует, так подлый шпион и наймит. А разведчик или агент, он что американский, что русский, эфиопский, он свою работу выполняет и каждый не за просто так, не за одну идею, деньги за работу берет. Возьми меня, вроде я людей от зла оберегаю, такой правильный, памятник при жизни ставь и флаг мне в руки. А если приглядеться? Сколько душ я повыкручивал? Думаешь, я тебя прошлым летом за просто так отпустил?

– Не дурак, знаю, что должник, – буркнул Михаил. – А на Галеев доносить не заставите. Я о возвращении Бориса сказал, потому как он сам в дом вернулся, люди видели.

– Цель оправдывает средства? – продолжал Гуров. – Умные, интеллигентные люди утверждают, что слова эти фашисты придумали, чтобы свои нечеловеческие поступки оправдать. Я, к примеру, не дурак и не зверь, в университетах обучался, но ответа на вопрос не знаю. Оправдывает или не оправдывает? Я так полагаю, что данную фразочку не фашист придумал, а некий философ, чаек попивая, от нечего делать, ради большого умствования сочинил. Потому как слова одни и содержания не имеют. Какая цель? Какие средства? Кабы этому философу за спиной его жену с детишками поставить, а в руки топорик вручить, а супротив старуху с косой выставить и потом спросить: милок, ответь – цель оправдывает средства? Рассуждать просто. А вот в конкретном случае конкретные действенные решения принимать, так не дай Бог! Врагу не пожелаю!

Лицо Гурова затвердело, лишь на виске билась вена. Мишка смотрел на полковника со страхом, лизнул сухие губы, сказал:

– Лев Иванович, тебе стакан принять требуется.

– Мне, Михаил, много чего требуется. – Гуров вынул из бардачка бутылку «Тоника», отвинтил крышку, сделал несколько крупных глотков, протянул бутылку агенту. – Да, парень, в каждом конкретном случае решать приходится. Верно решил, значит, ты человек и мужик настоящий, неверно – ты стукач, мусор и говно. Я тебя стучать на Галеев не подталкиваю, учти только, что братья они родные, а люди совершенно разные. Сашка хоть и увечный, а, видно, душевный. А когда ты с Борисом стоишь, учти, что для него жизнь твоя плевка не стоит. Думал, говорить тебе, не говорить, смалодушничал и предупредил. Видишь, как жизнь хитро карты кладет: вроде предупредил, доброе дело сделал, а загляни в меня поглубже, увидишь – старый опер не от доброты предупредил, покой свой оберегал. Если теперь тебя Борис убьет, я не в ответе. Ты, Михаил Захарченко, предупрежден был, а дурака свалял и не уберегся.

– Кончай рубашку рвать, Лев Иванович, я и раньше в глазах Бориса смерть видел, – усмехнулся Михаил. – Улица знает, Борис в ЧК ликвидатором работал.

– Знает улица и знает, ЧК так ЧК, к тебе просьба не велика. Если увидишь, что у Галеев с деньгами напряженка спала, позвони. Договорились?

– Это запросто!

– Теперь слушай задание. – И Гуров объяснил агенту, куда надо подъехать, где и какую железку поискать, и дал чертеж предполагаемого крепления.

– Плевое дело, – улыбнулся, облегченно вздохнув, Михаил. – У меня теперь тачка имеется. Борис братану подарил, мне дает на рынок сгонять, другие дела. Оденусь поплоше, прохари отыщу, все облазаю, ежели ваша железка там имеется, доставлю в лучшем виде.