Они втроем спустились к Байкалу. Волнение на озере немного улеглось, а здесь, в заливе, оно было еще слабее. У самого обреза воды стоял банкир Саенко. Когда сыщики подошли, он ничего не сказал и демонстративно отошел в сторону. Настя встала на его место и указала на воду:
– Вон, смотрите! Видите?
Гуров вгляделся – и действительно, буквально в трех метрах от берега на каменистом дне лежал прямой железный стержень. Правда, увидеть его можно было, только если приглядеться.
– Мне кажется, здесь не очень глубоко, – сказала девушка. – Если хотите, я могу слазить. Только купальник надену.
Однако Гуров припомнил разговор, который состоялся у него в самый первый день с Костей Кувшиновым, и покачал головой:
– Нет, вы ошибаетесь. Мне Кувшинов говорил, что здесь прямо возле берега то ли пять, то ли шесть метров. Так что надо не просто в воду зайти, тут нырять придется. А потом подниматься на поверхность, неся довольно тяжелую вещь. Надо подумать, как туда добраться…
– И думать надо быстро, – заметил Кривобоков. – Того и гляди, снова начнется дождь, поднимется ветер, и лезть в воду будет совсем неприятно.
– Над чем размышляем? – раздался позади них голос Константина Кувшинова. – Или просто любуемся пейзажем?
– Да нет, не пейзажем, – ответил Гуров, – а железной палкой на дне озера.
– Палка? Какая палка? – встревоженно спросил Константин Геннадьевич. Он спустился к воде, взглянул вниз на воду, и лицо его заметно вытянулось. – Да, действительно, это монтировка… – пробормотал он. – Кажется, Борис такой пользовался… Так вам надо ее достать?
– Да, надо, – кивнул Лев.
– Тогда я пойду, надену гидрокостюм. У меня есть такой, я иногда с аквалангом спускаюсь. Тут акваланг не потребуется, а костюм пригодится – от холода защитит.
Он ушел, и его не было минут пятнадцать. Снова начал накрапывать дождь, усиливающийся с каждой минутой. Супруги Саенко тихо поговорили о чем-то и направились к дому. У самых дверей они встретились с Кувшиновым: в резиновом гидрокостюме, он спускался к берегу. Подойдя к воде, надвинул на лицо маску, шагнул вперед (причем сразу погрузился по колено), затем мягко перевернулся и нырнул.
Гуров видел, как хозяин усадьбы достиг дна, схватил железный стержень и вынырнул. Спустя минуту он уже вылез на берег и протянул Гурову предмет, который держал в руке.
Это действительно была шоферская монтировка – крепкая, длиной около полуметра, один конец слегка сплющен, чтобы удобно было снимать покрышки с дисков. Кривобоков взял ее из рук Гурова и сказал:
– Жаль, конечно, что у меня с собой нет анализатора, тогда бы я сразу смог определить, была на этой вещи кровь или нет. Но приложить ее к пролому на черепе я смогу, и к остальным ранам тоже. Тогда кое-что прояснится…
– Кое-что прояснится уже сейчас, – поправил его Гуров. – Причем это «кое-что» – очень важное. Теперь можно уверенно утверждать, что Бабченко именно убили. Потому что иначе нельзя объяснить, зачем кому-то потребовалось вставать среди ночи, выходить под дождь, чтобы забросить эту палку в Байкал.
– Да, ты прав, – согласился Кувшинов. – Зря я на тебя наговаривал. Мне только одно непонятно: почему убийца бросил улику так близко от берега? Забрось он ее метров на десять-двенадцать, и мы бы нипочем монтировку не разглядели.
– А ты поставь себя на его место, – ответил Лев. – Ночь. Темно, ни зги не видать. Зажечь фонарик он боится – если в доме кто-то не спит, его сразу увидят. Времени у него в обрез – опять-таки, а вдруг кто-то не спит? Забросить монтировку подальше, конечно, хочется, но для этого надо подойти вплотную к воде, а если шагнешь, не рассчитав, – сразу очутишься в воде сам, причем глубоко. Думаю, последние шаги перед обрезом воды он не шел, а крался, наклонившись… – Он вдруг наклонился и, не обращая внимания на припустивший дождь, стал разглядывать каменистый берег.
– Что ты ищешь? – хором спросили его Кувшинов и Кривобоков.
– Так, просто смотрю… Вдруг он что обронил? Ночью мог не заметить…
Лев развернулся, прошел еще немного, воскликнул неожиданно «Ага!», наклонился и что-то поднял с земли. Остальные шагнули к нему. Он держал в руке узенький черный тюбик. Это была тушь для ресниц.
– Это что же получается? – недоуменно спросил Кувшинов. – Что убийца – женщина?
– Может быть, – сказал Гуров. – Может, убийца, а может, его пособница. Она сама не убивала, но ей почему-то было удобнее выкинуть улику. Во всяком случае, без женщины тут не обошлось. – Он бережно завернул тюбик в полиэтиленовый пакет и положил в карман.
– Так что же получается, выходит, преступник не один?! – воскликнул изумленный Кувшинов. – Их двое?
– Мне с самого начала так казалось, – ответил Гуров. – И знаешь почему? Потому что, только имея сообщника, можно обеспечить себе алиби. Но пока что это лишь домыслы, все может обстоять иначе. Преступление мог совершить и один человек, только очень хитрый. А тюбик он нам подбросил нарочно, чтобы сбить со следа.
– А могла женщина убить Бориса? – спросил Кувшинов, по очереди поглядывая то на Гурова, то на Кривобокова.
– Вряд ли, – задумчиво произнес криминалист, покачивая в руке монтировку. – Чтобы нанести этой штукой удар нужной силы, необходимо быть достаточно сильным человеком. И потом, мы знаем, что убийце не удалось застать Бабченко врасплох, он обернулся, пытался сопротивляться, возникла схватка. Нет, женщине, если только она не обладает специальной подготовкой, это не удалось бы.
– Я тоже так думаю, – согласился Гуров. – Ну, спасибо, Костя, что помог добыть улику. А теперь давайте все-таки вернемся в дом, в то я уже порядочно промок.
Они повернулись и направились к дому. В холле было пусто и тихо – видно, все сидели у себя по комнатам. Гуров заявил, что найденный тюбик он будет держать у себя.
– Кстати, про этот тюбик, – заметил криминалист. – Интересно, откуда у тебя в нужный момент взялся полиэтиленовый пакет? Ты что, заранее знал, что мы что-то найдем?
– Да нет, не знал, конечно, – ответил Лев. – Просто привычка. Я всегда, когда выхожу на поиски улик, беру с собой какую-то тару.
– Теперь, зная марку этой туши, мы легко сможем вычислить хозяйку, – сказал Кувшинов и тут же помрачнел.
Гуров понял, почему: почти все женщины в доме приходились ему родственницами.
– Нет, это может оказаться не так легко, – покачал он головой. – Если марка известная, раскрученная, то ею могут пользоваться несколько дам. И опять же, это лишь косвенная улика. Тюбик могли и подбросить, чтобы вызвать подозрение против какой-то женщины. Как уже вызвали подозрение против Сергея Саенко.
– Так ты считаешь, что Саенко тут ни при чем? – спросил Кувшинов.
– Ну, совсем уверенным в этом быть нельзя, но мне кажется, что так. Послушай, Костя, у меня к тебе просьба…
– Да, говори.
– Тебе было бы удобней, чем другим, выяснить, кто из женщин пользуется такой же тушью, что мы нашли, – сказал Гуров. – Повторю: само по себе это еще ни о чем не говорит. Просто мне бы хотелось иметь такую информацию.
Кувшинов вновь помрачнел, но твердо произнес:
– Хорошо, я посмотрю. А пока пойду переоденусь, замерз я в этом костюме.
– Ну, что, Паша, пойдем прикладывать нашу находку к трупу? – повернулся Лев к Кривобокову.
– Да, пошли, – согласился криминалист, и они отправились в подвал.
Там Кривобоков начал примерять найденную улику к телу погибшего механика: сначала к голове, затем к руке и плечу. Он долго этим занимался, что-то замерял, затем выпрямился и сделал свое заключение:
– Да, Борис Бабченко, несомненно, был убит этой монтировкой. Убийца держался вот за этот конец, а бил той стороной, которая загнута.
– Теперь скажи мне, хорошенько подумав: могла ли это сделать женщина? – спросил Гуров.
– Думаю, что нет, не могла. Если только не занималась специально тяжелой атлетикой или карате. И Сергей Саенко, кстати, тоже не мог.
– Почему? Разве он такой слабый? Мне так не показалось, – заметил Лев.
– О его силе ничего сказать не могу, а вот его рост я себе представляю. В нашем банкире не больше ста семидесяти сантиметров. А в убийце должно быть не меньше ста семидесяти семи-восьми. А лучше – сто восемьдесят.
– А, ты судишь по ранам! – догадался Гуров.
– В основном – по ране на плече, – уточнил криминалист. – Она, видимо, была нанесена в первую очередь, еще когда механик стоял на табурете. Именно этот удар и свалил его на пол. Так вот, человек, который произвел этот удар, был выше Бабченко, в этом у меня нет никаких сомнений. Потом, когда механик упал, его ударили второй раз – теперь уже по пальцам, и потом был нанесен третий удар, оказавшийся смертельным. Тут уже о росте убийцы судить трудно.
– Тогда у нас остается фактически всего двое подозреваемых: это отец и сын Кувшиновы, – заметил Гуров. – Если только не подозревать самих себя. Но сначала давай все же отработаем «женский» вариант. Все наши женщины производят впечатление достаточно хрупких и женственных. Но так ли это на самом деле? Ведь сила не всегда проявляется наглядно…
– Это верно, – произнес Кривобоков. – Вот хотя бы взять тебя. На вид ты не силач, но я знаю, каков ты в деле.
– Да у многих людей так. Тяжелую атлетику или, скажем, рестлинг оставим в стороне. А вот если женщина регулярно занимается в зале, причем не только делает растяжку, но и работает на тренажерах, силы у нее вполне достаточно, а внешне это не слишком заметно.
– Согласен, – кивнул Павел. – Тогда… Тогда можно исключить, пожалуй, только Ирину Валерьевну. Все-таки возраст…
– Нет, я не стал бы ее исключать, – задумчиво проговорил Гуров. – Не забывай, что она в прошлом балерина. То есть человек, привыкший к постоянному тренингу. И я слышал, что она занимается фитнесом.
– Значит, что же получается? – подвел итог Кривобоков. – Убийство могли совершить отец и сын Кувшиновы, а также Лена, Настя, Ксения и Ирина Валерьевна.
– Ты еще забыл добавить Татьяну, кухарку, – напомнил Лев.
– Но ведь погибший был ей близким человеком! – возразил криминалист. – Помнишь, как она о нем говорила?
– Помню, конечно. Но ведь мы, Паша, с тобой оперативники. А значит, знаем, что люди склонны скрывать свои подлинные чувства и изображать несуществующие. Каких только душераздирающих историй о «великой любви» и «ужасной скорби по убитому» мне не пришлось слышать! Причем охотнее всего такие истории рассказывали как раз убийцы… Так что Татьяну из числа подозреваемых исключать никак нельзя.
– Таким образом, у нас семеро подозреваемых, из них пять женщин.
– Совершенно верно. И обрати внимание на то упорство, с каким они переводят наше внимание на Сергея Саенко.
– То есть кто-то из них врет?
– Несомненно. Кто-то его сознательно топит. Именно это упорство, совпадение свидетельств, когда все стали говорить, что слышали шаги со стороны комнаты Саенко. Я тогда уже решил, что что-то тут не так.
– То есть врут или Лена, или Ксения, или Ирина Валерьевна?
– А может, все вместе. Может, все Кувшиновы находятся в сговоре, – пожал плечами Гуров.
– Ну, это ты загнул! – покачал головой криминалист. – Зачем тогда Косте нам помогать, лезть в ледяную воду?
– А что ему оставалось делать? Сказать, что он тут ни при чем? Тогда бы он увеличил наши подозрения. А сейчас, как видно, перетянул тебя на свою сторону.
– Но зачем, скажи на милость, Кувшиновым убивать своего механика? – недоумевал Кривобоков. – Как ты это объяснишь?
– Очень просто. Есть такое слово «шантаж». Думаю, оно тебе известно. Ты уверен, что Костя ведет свой бизнес, не нарушая никаких законов? Я вот не уверен. Или, скажем, не Костя, а его сын. Или дело не в бизнесе, а в амурных связях. Допустим, у одного из мужчин есть интрижка на стороне, и Бабченко стало об этом известно, и он взял своих хозяев за горло. Могло такое быть?
– Все могло быть, – ответил Кривобоков. – Только такая вещь, как шантаж, не очень вяжется с характером Бабченко, насколько я его успел узнать. Не согласен?
– Да, не вяжется, – был вынужден согласиться Гуров. – Но мало ли что бывает… Или, допустим, не было шантажа. Просто механику случайно стала известна какая-то семейная тайна, которую Кувшиновы очень хотели бы скрыть. Вот они и решили скрыть самым простым и надежным способом…
– Да, такое возможно… – подумав, кивнул криминалист.
– Хорошо, давай примем это как рабочую гипотезу, – предложил Лев, – и давай теперь серьезно, не спеша поразмышляем, кто же мог убить Бабченко.
– Давай. Версию о неизвестном, который непонятно как проник в дом, убил механика, а потом испарился, словно облако, мы отвергаем?
– Отвергаем, – подтвердил Гуров.
– Сергея Саенко из число подозреваемых исключаем? Во-первых, потому что ростом не вышел, а во‑вторых, из-за того, что остальные его так усердно топят?
– Боюсь, как бы не вышло ошибки… Возможно, мы…
Тут Лев замолчал, прислушался и сделал Кривобокову знак, чтобы тот начал что-нибудь говорить – все равно что. Криминалист сразу понял и сказал погромче:
– Да, тут есть возможность ошибки, но надо принять эту версию, чтобы…
Пользуясь его речью, как шумовым прикрытием, Гуров на цыпочках двинулся к двери – войдя в ледник, он оставил ее приоткрытой. За ним последовал Павел. Им оставалось пройти около метра, когда дверь вдруг захлопнулась, словно сама собой, и послышался звук задвигаемого засова. Гуров кинулся к двери и забарабанил в нее. Ответом ему была тишина. А вслед за этим в подвале погас свет.
О проекте
О подписке