– Что тут было? Настоящая сельская идиллия! Стояли нормальные деревенские дома, у того вон пруда паслось стадо коров, вон там, в низине, кто-то косил сено, а на том лугу пацаны гоняли мяч. А что сейчас? Пятиэтажки стоят, как казармы. Молодежь разбежалась… Теперь все берут из магазина – овощи, молоко, рыбу… А из чего они, с чем они?.. Молоко – из сои, овощи – с пестицидами, рыба – с антибиотиками и анаболиками… Ну, и к чему мы идем?

– К новым победам технологий! – рассмеявшись, с нарочитой торжественностью объявил Гуров. – Еда – полностью синтетическая, вода – синтетическая, и даже воздух – синтетический! Кстати! Радость моя, ты на «рассуждалки» Стаса внимания не обращай, не воспринимай это за что-то серьезное. Для нашего Гегеля Фейербаховича такие философствования дело обычное, стоит только выбраться за МКАД. Тут сразу же у него пробуждаются провинциальные гены и начинают одолевать мысли о вечном и нетленном…

– Да! – горделиво повел головой Станислав. – В отличие от некоторых «товарисчей», которым все это чуждо и безразлично, я хорошо помню, где мои корни…

– Ты, главное, не забывай, где твоя макушка, и следи за тем, чтобы в нее однажды не клюнул жареный петух! – назидательно воздел указательный палец Лев. – А то наш признанный ревнитель традиционного уклада без конца нарывается на приключения и сам ищет шишки на свою голову. Я не прав?

– Прав, прав, Лева! Ты всегда прав, даже когда вовсе не прав! – ернически парировал Крячко.

Пикируясь и подначивая друг друга, путники ехали еще часа два, пока не увидели впереди, за перелеском, настоящие деревенские крыши и столб с табличкой «Савиновка» у развилки дорог с ветховатым асфальтом.

– О! Кажется, мы приехали! – обрадовалась Мария, глядя на указатель.

– Гм… Я вот что думаю…. – Крячко сбавил скорость. – Проклово будет дальше, километрах в двадцати. Первым делом сюда заглянем?

– Да, давай сюда… Почему бы нет? Глянем на Савиновку. О! Стас, гляди-ка! Вон, в леске, стадо ходит… Настоящее! – Лев указал пальцем на нескольких коров, расхаживающих в зарослях ивняка.

– Ха! Тоже мне, стадо! – саркастично фыркнул Стас, сворачивая на развилке вправо. – Полторы коровы – это стадо? Уж хотя бы с полсотни… Впрочем… Здесь и в самом деле деревня – настоящая, деревенская, так сказать. А то, блин, понастряпали черт-те чего – и от земли людей оторвали, и настоящего городского быта не наладили. «Тяп-ляпинг» какой-то…

Въехав в Савиновку, Крячко спросил у первого встречного местного жителя – мужчины лет пятидесяти в камуфляже, – как им найти дом, в котором жил Виталий Лунный. Тот, окинув его удивленным взглядом, нахмурился и настороженно спросил:

– А-а-а… Вы его наследники?

– Нет, мы просто хотели увидеть дом, в котором жил этот художник.

– М-м-м!.. Я-а-а-сно! Дом Виталия Игнатьевича – вон, в конце этой улицы, с правой стороны. Правда, там сейчас живет вдова с четырьмя детьми. У них в позапрошлом году дом сгорел, и сельская администрация отдала его дом им. Он же сам распорядился в завещании, чтобы после его смерти дом передали нуждающимся.

– Скажите, а вот вы спросили, не наследники ли мы? Сюда что, приезжали люди, которые назвались наследниками Лунного? – выйдя из машины, спросил Гуров. – Видите ли… В Савиновку мы приехали просто как интересующиеся его творчеством люди. Но профессионально мы работаем в угрозыске, и нам не совсем понятны обстоятельства его кончины. Хотелось бы как-то с этим разобраться.

Он показал сельчанину свое удостоверение. Тот, взглянув на «корочку», произнес задумчивое «Хм-м-м…» и, потерев лоб, ответил, осторожно подбирая слова:

– Ну, насчет того, почему он умер, – вы правы. Тут многие до сих пор ломают над этим голову. Он ведь и в гробу-то лежал, как будто спал. И даже улыбался… Его все тут хоронили. Всем селом провожали, как будто своего, самого родного.

– Постойте! Но если он лежал, как будто спал, то, может быть, он и не мертвый был вовсе? Что, если у него была летаргия? Такого не могло случиться, что его похоронили живым? – переглянувшись с Гуровым, спросил Станислав.

Несколько даже отшатнувшись, их собеседник заметно переменился в лице, мелко перекрестился и пробормотал:

– Господи, помилуй и спаси! Нет, вы знаете, его возили в райцентр на вскрытие. Да! Возили! А после вскрытия он вряд ли в живых мог остаться. Нет, нет, нет! Думаю, он умер – сто процентов.

– А его тело, после того как привезли из райцентра, кто-нибудь осматривал? – продолжал дотошничать Стас.

– Вот этого я не знаю… Это лучше спросить у нашего фельдшера Юлии Васильевны Ризновой. Может, она осматривала? – развел руками сельчанин. – Вон, видите кирпичный домик с шиферной крышей? Это наш медпункт. А что касается наследников… Примерно через месяц после похорон приезжали двое на иномарке. Какие-то вертлявые, дерганые, по морде видно, что «мутные» хлопцы.

– И что они тут делали? – прищурился Гуров.

– Сначала по деревне колесили, вызнавали, где дом Лунного. Сказали, что они его близкие родственники. Ну, мужики наши – и я там тоже был – сразу взяли их в оборот, затребовали у них документы. Они и давай вертеться, как уж под вилами, вроде того: мы его племянники, а вы кто такие, чтобы документы проверять? Ну, мы по телефону вызвали участкового. Они просекли такое дело и сразу как дали деру, только их и видели! Больше никто не появлялся.

Поблагодарив сельчанина за очень важную информацию, Лев на прощание попросил его назвать свои имя и фамилию, а также номер телефона.

– …Это чистая формальность, так, на всякий случай. Вдруг вы нам еще понадобитесь?

– Да никаких проблем. Записывайте! Кирин Михаил Аркадьевич, телефон… – Мужчина сделал паузу. – Записывайте, записывайте!

– Михаил Аркадьевич, я запомню! – усмехнулся Лев.

Издав уважительное «О-о-о!», Кирин назвал номер своего телефона. Обменявшись с ним рукопожатием, Крячко сел в машину и озабоченно пробормотал:

– Блин горелый! Как говорил один тип в «Иване Васильевиче»: меня терзают смутные сомнения. Не хотелось бы и думать о том, что Лунного могли похоронить живым, даже не подозревая об этом… Твою дивизию!..

– О чем ты там, Стас? Кто кого мог похоронить живым?! – не на шутку встревожилась Мария. – О чем вообще речь?

Севший на свое место Гуров поспешил ее успокоить:

– Не надо напрягаться и волноваться! Это не более чем предположение Стаса, что у художника Лунного могла быть летаргия и его по ошибке похоронили живым. Но он, судя по всему, реально умер. Тем более что его возили на вскрытие в районную больницу. Ну а после вскрытия – сама подумай: есть ли хоть один шанс очнуться в гробу? То-то же!

Они доехали до медпункта, который оказался открыт. Правда, Юлия Васильевна – крупная, крепкая женщина с большими серыми глазами – уже собиралась идти по вызовам. Выслушав нежданных визитеров, она сокрушенно покачала головой:

– Да, я хорошо помню Виталия. Человек был замкнутый и скрытный, но в общем и целом положительный…

По словам Ризновой, пациентом докторов на ее памяти он не был ни разу. То ли никогда не болел, то ли переносил недомогания на ногах. Но как человек был очень отзывчивый, тем, кто нуждался в помощи, всегда старался помочь. Был случай, одной жительнице села срочно потребовались деньги на операцию. Причем достаточно много – более ста тысяч. Обойдя и родных, и соседей, она не смогла набрать и половины требуемой суммы. Но тем же вечером к ней домой пришел Виталий и молча положил на стол ровно двадцать пятитысячных купюр. На испуганный вопрос сельчанки, чем же ей отдавать такие деньжищи, он негромко обронил:

– Забудь! Деньги только тогда хоть чего-то стоят, когда они помогают жить. В остальных случаях это не более чем бумажный мусор. Про долг и не думай даже вспоминать.

И таких случаев было несколько, когда Лунный был тем единственным, кто оказывал потерпевшим жизненную катастрофу реальную помощь.

– Он и нашей школе какие деньжищи по завещанию оставил! Хоть окна с дверями да полы обновили! Да столов со стульями сколько купили! – Юлия Васильевна вздохнула и поправила на голове цветастую косынку.

Подробностей жизненного пути Лунного она не знала, но посоветовала заехать к местному библиотекарю Таисии Максимчук. По некоторым негласным сведениям (точнее сказать, по слухам), последние несколько лет перед кончиной Виталия она тайком периодически с ним встречалась. И родившийся у нее вскоре после его смерти ребенок, по мнению сельских женщин, был копией Лунного.

– А кто же занял его дом? Там кто сейчас проживает? – поинтересовался Крячко.

– Дальняя родственница Таисии, – пояснила Ризнова. – Но это к отношениям Таисии и Виталия никакого касательства не имеет. Просто получилось так, что, когда Анька была на работе, отчего-то загорелся ее дом. Слава богу, соседи детей успели вытащить из огня. А их у нее четверо. Вот сельским сходом и решили отдать ей дом Лунного.

Уже собираясь уходить вместе со всеми, Стас неожиданно остановился и, хлопнув себя по лбу, спросил врача, осматривала ли она тело Лунного после того, как его возили на вскрытие. Несколько растерявшись, Юлия Васильевна пояснила:

– Понимаете, его привезли из морга, как это и полагается, уже в костюме, в гробу… Ну-у… Там же его должны были вскрыть – это же не шарашка какая-нибудь, а районная больница. Поэтому я никогда не проверяю, что и как вскрывали патологоанатомы. Да это и не принято вообще-то…

Уточнив, как найти Таисию Максимчук, компания отправилась в центр села, где в пристройке к конторе администрации была оборудована библиотека. Когда сразу трое взрослых людей, явно прибывших из столицы, появились на пороге этого тесноватого «очага культуры», библиотекарша – среднего роста молодая, миловидная женщина в темно-сером платье и очках – удивленно воззрилась в их сторону. Других посетителей в этот момент в библиотеке не было, поэтому, хоть и не очень охотно, Таисия ответила на вопросы гостей.

По ее словам, с Виталием Лунным, который в Савиновке появился лет десять назад, отношения у нее сложились очень близкие. Началось это с того, что он захотел написать небольшое сюжетное полотно «Сельская библиотека». По его мнению, внешние данные Таисии как нельзя лучше подходили под образ типичного сельского библиотекаря. И он написал эту картину. При этом продавать ее не стал, хотя выставлял на вернисаже в одном из подмосковных городов. Это полотно сразу же привлекло зрительское внимание, и даже нашелся покупатель. Однако Виталий привез его обратно в Савиновку и подарил своей натурщице. В ходе разговора Таисия нехотя призналась, что последние несколько лет их с Виталием отношения стали более чем близкими, и что второй ее ребенок – сын Лунного.

Первого она родила от парня, которого призвали в армию весной две тысячи восьмого года. Они были одноклассниками, встречались чуть ли не с пятого класса. После школы он поступил в техникум, они собирались пожениться. Но из-за драки с двумя пьяными сынками «больших людей» Алешку из техникума исключили и призвали в армию. Было это весной, а в августе того же года он погиб, убитый саакашистами выстрелом в спину. Таисия даже не успела сообщить ему, что он стал отцом. Когда Алешку привезли в солдатском гробу, ей подумалось, что вместе с ним хоронят все то, что она считала счастьем. И теперь в ее жизни счастья больше никогда не будет.

Но потом в селе появился Виталий… Когда разговор зашел о его прошлом, Таисия без особой охоты призналась, что Лунный – уроженец Карелии, но оттуда ему пришлось бежать, спасаясь от тамошнего криминала. Случилось так, что он стал свидетелем ДТП, в ходе которого владелец новенького «Гелендвагена» насмерть сбил переходивших перекресток на зеленый сигнал светофора молодую женщину и ее дочку. Выйдя из машины и увидев, что женщина с девочкой лежат недвижимо и, скорее всего, мертвы, лихач трусливо смылся с места происшествия. Обладая фотографической памятью, Виталий запомнил номер машины и лицо убийцы. Придя в полицию, он сообщил его данные, в том числе и номер лимузина. И только тут выяснилось, что виновник ДТП – главарь местной криминальной группировки, промышляющей браконьерской вырубкой леса.

После того как Лунный на суде дал свидетельские показания, бандиты начали за ним охоту. Вот и пришлось ему срочно уехать в Подмосковье. Уже там он узнал, что главаря от ответственности «отмазали», и он уже вышел из СИЗО на свободу. Но желания мстить у этого подонка не убавилось. Скорее наоборот, окончательно уверовав в свою безнаказанность, он теперь жаждал разделаться с «доносчиком». И разделался бы (Лунному несколько раз на телефон приходили звонки кого-то из подручных главаря с угрозами и обещанием «снять шкуру»), если бы тот сам не нарвался на подмосковный криминал.

К Виталию как-то раз приехали двое граждан на дорогом внедорожнике и спросили, не может ли он написать портрет одного «весьма уважаемого человека»? Виталий согласился, и визитеры повезли его на какую-то очень богатую виллу. Как в дороге пояснили представители заказчика, их шеф – президент крупной консалтинговой фирмы. Вознаграждение Лунному было обещано приличное, поэтому он с ходу приступил к работе. Заказчик, представившийся как Юрий Андреевич, позировал, не отрываясь от своих текущих дел. Он то и дело отвечал на телефонные звонки, кому-то звонил сам, поэтому постоянно находился в движении. Худой и жилистый, он без конца вскакивал на ноги и, бегая по кабинету, который на обозримое время стал художественным салоном, обсуждал какие-то свои и чужие проблемы.

Причем, как не мог не заметить Виталий, многие вопросы, решаемые заказчиком, относились к самым разным сферам и сторонам жизни. С одним Юрий Андреевич толковал о каких-то откатах, с другим – о нежелании какого-то Феди Уральского платить свою долю в общак, с третьим обсуждал вопросы обеспечения братвы толковыми адвокатами. Иногда в кабинете появлялись какие-то ходоки со своими просьбами. Один из них более прочих обратил на себя внимание. Он плакал так, что едва мог говорить. С большим трудом удалось понять, что некие «чумари» потребовали с него дань, а чтобы он был сговорчивее, в заложники взяли его малолетнюю дочь.

«Президент компании» тут же отдал кому-то распоряжение по телефону:

– Коля, меры прими. Чумаря ко мне!

Полчаса спустя в кабинет на коленях вполз верзила с разбитым, распухшим лицом и, стукнув лбом в пол, слезливо заголосил:

– Юрий Андреич, прости! Бес попутал! Больше не повторится – клянусь! Дай шанс исправить! Все, все, что скажешь, сделаю!

– Сделай… – лаконично обронил хозяин кабинета. – Сколько будешь должен – понял?

– Да! Да! Да! – торопливо закивал тот. – Все погашу, все! Из шкуры вылезу вон, но – погашу!

– Это хорошо, что все так понимаешь, а то тебе могут помочь вылезти из шкуры… Свободен! – Хозяин кабинета указал пальцем на дверь.

Продолжая кланяться, верзила, пятясь, быстро ретировался. Молча подойдя к Виталию и некоторое время понаблюдав за его работой, заказчик издал одобрительное «Угу!», – и негромко произнес:

– Я надеюсь, вы понимаете, что не все здесь увиденное и услышанное для посторонних ушей?

– Я – работаю. Ничего не вижу и не слышу… – не отрываясь от мольберта, ответил Лунный.

– Это хорошо. Но, как мне кажется, вас что-то угнетает. Это не связано с моим заказом?

И тут у Лунного мелькнула шальная мысль: а что, если взять и рассказать?

– Нет, Юрий Андреевич, это связано с моими личными проблемами… – вздохнул он.

Виталий поведал о том, что с ним произошло в родных краях. Присочинил лишь, что погибшая якобы была его тайной «присухой» (хотя на самом деле он видел ее впервые, в момент ДТП). Молча выслушав его повествование, хозяин кабинета кому-то позвонил и приказал:

– Леха, с Козырем перетри насчет наездов на живописца. Эти умники пусть не вздумают беспределить на нашей территории!

Прошло около часа. Заказчик продолжал принимать посетителей, чьи-то звонки, по каким-то вопросам кому-то звонил сам… После одного из поступивших звонков он, как о чем-то обыденном, небрежно известил Лунного:

– Все, тема закрыта…

И в самом деле, Виталию больше никто не звонил. После того заказа он писал портреты еще нескольких «тузов» (то ли бизнеса, то ли замаскированного под бизнес криминала), за что получал неплохие деньги.

– А что же он не купил себе нормальной машины, а продолжал ездить на дряхленьком «Москвичке»? – недоуменно поинтересовался Крячко.

Вздохнув, Таисия пояснила, что Виталий все заработанные деньги тратил на детские дома и помощь обездоленным семьям с детьми. По ее словам, Лунный и сам был детдомовским. Поэтому деньги у него не залеживались, сразу уходили по каким-то конкретным адресам. Жил он очень скромно – по-спартански, питался большей частью тем, что выращивал на своем огороде. Когда заболел ребенок у одной небогатой семьи, потребовалось почти полмиллиона на лечение. Узнав об этом, Виталий в срочном порядке написал две картины, продал их за большие деньги и оплатил лечение ребенка…

Он и с первой-то женой отчасти разошелся именно из-за этого. Вернее, она сама от него ушла. Как однажды Таисии рассказал Лунный (он лишь ей рассказывал о себе и своей прошлой жизни), супругу в нем раздражало постоянное «растранжиривание» заработанного. Она считала его помощь детдомам и отдельным людям пустой, никчемной тратой денег, поскольку ей хотелось иметь новую мебель, машину, хорошую шубу… Раздражала ее и постоянная тяга Виталия к одиночеству. Детей у них не было, поэтому они и расстались легко, без скандалов и дележа имущества – он оставил ей все, что было, и ушел с одним чемоданом.

– Так у него что же, вообще-вообще никого нет? – стиснув руки, сочувственно спросила Мария.

– Он даже не знает, кто его мать, как ее фамилия, – с печалью в голосе ответила Таисия. – Его нашли на крыльце районной больницы в тоненьком стареньком одеяльце. А уже была поздняя осень. Крыльцо ледяное… Если бы не бродячие собаки, он бы умер от переохлаждения.

– Собаки?! – разом спросили Лев и Станислав.

Таисия чуть развела руками, подтвердив, что жизнь Виталию и в самом деле спасли бродячие псы. Ребенку, подброшенному на крыльцо больницы, было от роду день-два – считай, только что на свет появился. Но он все равно лежал молча, не хныкал – уже тогда давал себя знать его характер. И тут вдруг откуда-то появилось несколько здоровенных бесхозных барбосов. Видимо, когда они пробегали мимо, их что-то остановило. Остановившись перед крыльцом, псы подняли громкий лай. Дежурная медсестра решила узнать, что там такое, и вышла проверить. Глянула и обомлела: перед ней на ледяных досках крыльца лежал ребенок. Ночь была лунная, поэтому врачи и дали ему фамилию – Лунный. А Виталием назвали потому, что Виталис по латыни – «жизненный».

– Его никто не усыновлял? – поинтересовался Гуров.

– Нет, он очень часто болел. Видимо, все же крепко застудился, пока лежал на ледяном больничном крыльце.

По мнению Таисии, именно болезни малыша помешали ему найти себе семью – многие ли из усыновителей рискнут взять болезненного ребенка? И не потому, что это доставляет много хлопот. Нет! Просто люди опасались, что если он, не дай бог, умрет, то усыновителям потом будет очень трудно доказать, что никакой их вины в этом нет. А другого ребенка им тогда могут не дать вовсе. Но он выжил, несмотря ни на что. Постепенно, когда уже ходил в школу, подрос, окреп. Но к той поре он уже и сам не желал быть усыновленным. Он уже тогда по своему характеру был волк-одиночка. Нравы в детдоме далеко не тепличные, Виталию часто приходилось драться и со сверстниками, и с теми, кто постарше. Но даже если противник оказывался сильнее и Лунный был бит, он никогда не плакал и не бегал жаловаться. Снова шел в бой и, невзирая на синяки и ссадины, заставлял своего недруга позорно бежать.