Стараясь идти бесшумно, они пробирались через кустарники и заросли бурьяна. Гуров вслушивался в каждый звук, который мог бы доноситься со стороны вагончика. В воздухе царила полная тишина, нарушаемая лишь голосами птиц да доносящимися со стороны деревни какими-то хлопками, словно там кто-то с размаху бил палкой по чему-то мягкому. «Ковер, что ли, выколачивают?» – мысленно определил Гуров и в этот момент услышал… детский голос, доносящийся со стороны вагончика. Он тут же замер, напряженно вслушиваясь.

Снова послышался голос девочки лет восьми. Но звучал он спокойно. В какой-то мере даже требовательно, словно пленница (если только это была она) от кого-то требовала выполнить какие-то условия. Лев поспешил подойти вплотную к вагончику и, приложив ухо к двери, вслушался в доносящийся до него диалог.

– …Каха, ты давай не понтуй! – строго выговаривала девочка. – Продул? Продул! Карточный долг святой. Понял? Ухи свои подставляй!

– Давай, давай, Каха! – с ехидной подначкой хрипловато загоготал пропитой мужской голос. – Не мне же одному ходить с опухшими ушами! Ну, ты даешь, Лизка-мурлыска! Охренеть можно! Такая малявка, и так в карты режется… Гадом буду – сроду такого не видывал!

– Да ладно, ладно, – неохотно согласился низкий насморочный тенор. – Лупи! Блин, кто тебя только так мухлевать наблатыкал? Ой, бля!.. Ух ты! Ой!.. – в такт уверенным, громким шлепкам послышались его недовольные междометия.

Подкравшийся с другой стороны Стас тоже удивленно замер. Они с Гуровым молча переглянулись и языком жестов и мимики определились: Крячко резко открывает дверь, а Лев врывается в вагончик. Тут шлепки и ойканье закончились, и из-за двери снова донесся уверенный детский голос:

– Ну, как, я снова сдаю?

– Нет, теперь я буду! – недовольно пробурчал Каха. – Ты, в натуре, катала еще та!

– Пусть сдает! – послышался голос Гоблина. – Сам-то мухлюешь, чуть маза подвернется!

– Какого хера ты мне взялся указывать? Ты… – перешел почти на крик Каха, но его голос оборвался от того, что произошло в следующее мгновение.

Дверь вагончика неожиданно распахнулась настежь, и внутрь запрыгнул здоровенный тип в скромном сером спортивном костюме, зато с пистолетом в руке. Широко улыбаясь, незнакомец заговорил добродушным тоном:

– Это чего вы тут делаете-то? В картишки перекидываетесь? А меня примете? Чего-нибудь замутим на четверых… А?

Гоблин и Каха ошалело вытаращились на незнакомца, силясь понять, кто этот странный весельчак. А тот, не давая им опомниться, неожиданно шагнул к девочке и одним движением подхватил ее с пола. Та успела издать лишь испуганно-удивленное «Ой!» и тут же оказалась в руках еще одного дядьки, который следом за первым откуда-то снаружи запрыгнул в вагончик.

И только тут до незадачливых картежников дошло со всей очевидностью, сколь тупо они облажались с исполнением своих прямых обязанностей. Опомнившись, Гоблин и Каха попытались было схватиться за оружие, но упреждающий окрик незнакомца: «Не двигаться! Пристрелю – пикнуть не успеете!» – их словно парализовал.

Они поняли: это тоже проигрыш. Только куда более серьезный.

Тем временем девочка, не понимая, что происходит, с криком стала вырываться из рук Станислава Крячко. Ее тюремщики, применительно к их обязанностям и сложившейся ситуации, на это отреагировали несколько странно. Гоблин, зло оскалясь, возмущенно заорал:

– Вы кто такие? Отпусти малявку, беспредельщик! Вы знаете, на кого наехали?

– Тихо! – оборвал его «спич» Гуров. – Мы из полиции! Лиза, успокойся, ты сейчас поедешь домой, к своему папе. Домой хочешь?

– Да, хочу! – согласилась девочка, но тут же решительно добавила: – А Гобу и Каху не убивайте. Не надо!

– Их никто не убивает и не убьет, – серьезно, как взрослую, заверил ее Лев. – Они-то тебя не обижали?

– Не-а… – покрутила головой Лиза. – Не обижали.

– Их счастье… – свирепо усмехнулся Крячко.

– Слушай, начальник, да она нам, в натуре, была как корифанка! – возмущенно выдал Каха. – Чтоб я сдох! Такую западло было бы обижать.

Прибывшие через минуту спецназовцы, заковав обоих бандитов в наручники, повели их к спецмашине. Те шли понуро, угрюмо уставившись в землю. Как рассказала девочка, пока ехала с операми к себе домой, сначала бандиты и в самом деле замышляли в отношении ее нечто крайне гнусное. Минувшим днем они привели ее из подвала в свой вагончик и решили сыграть в карты на то, кому она достанется. Предложение Лизы сдать карты и ей вызвало у ее тюремщиков дикий хохот.

Но карты они все-таки сдали. И тогда девочка, явив, по сути, взрослое самообладание и не по-детски развитую смекалку, предложила сыграть на интерес: если выигрывает она, то они ее не смеют обижать. Если они, то она не будет жаловаться никому, что бы с ней ни произошло. Бандиты согласились и… Проиграли! Игра была продолжена. Теперь уже на щелбаны, битье картами по носу и ушам. К концу дня стало ясно, что это юное создание – настоящий талант по части игры в очко, в покер и даже в буру. Проиграв ей право ночевать в вагончике, в подвал с бегающими там крысами тюремщики свою победительницу препроводить не посмели – карточные законы святы.

– А кто ж тебя научил так играть в карты? – слушая повествование Лизы, поинтересовался Крячко.

– Моя няня Нина… – горделиво улыбнулась юная шулерша.

Как оказалось, Нину, прибывшую в Москву откуда-то из глубинки, наняла няней мама Аня, некоторое время назад погибшая в автомобильной катастрофе. Тогда Лизе было пять и ее родителям, постоянно занятым на работе, нужно было с кем-то оставлять не в меру непоседливую дочку.

Нина в семью Полянцевых попала случайно. Она здорово выручила Анну в тот момент, когда молодую женщину попытались обокрасть борсеточники. Увидев, что владелицу дорогой «Мазды» отвлекает разговором некий тип южной наружности, тогда как другой в этот момент, открыв заднюю дверцу, собирается что-то оттуда вытащить, Нина, не раздумывая, грохнула его по голове своей сумкой, в которой лежали только что купленные продукты. Вор с испуганным воплем тут же ринулся наутек. Его напарник, поняв, что «скок» сорвался, тоже поспешил исчезнуть в толпе, а мама Аня, узнав, что выручившая ее провинциалка ищет работу, предложила ей стать няней.

Нина для их семьи оказалась сущей находкой. Няня Нина стала для Лизы вторым человеком после мамы, а когда та погибла, помогла девочке пережить это горе. Только после смерти мамы Ани Лиза узнала грустную тайну няни Нины. Оказалось, что та три года отсидела в самой настоящей тюрьме. Причем за убийство. Спасая своего малолетнего сына от озверелого соседа-алкоголика, который невесть за что начал душить шестилетнего малыша, она запустила в его голову мерзлым поленом, которое угодило отморозку прямо в висок.

«Самый гуманный и справедливый», опираясь на постулат «неотвратимости наказания», который в отношении законченных отморозков почему-то всегда действует смягчительно, а в отношении невиновных ужесточительно, принял во внимание точку зрения «ока государева», требовавшего пять лет тюрьмы, и снизошел до трех. И напрасно во все инстанции три года подряд шли коллективные письма из деревни Перепелка, где люди кровью готовы были подписаться под заверениями в добропорядочности мокрушницы Нины. Как выяснилось позже, сбрендившй алкаш доводился дядей одному из судейских, и поэтому Нина, несмотря ни на какие ходатайства, отбыла тюремный срок «от звонка до звонка». Вернувшись домой, она поняла, что на местные нищенские заработки сына ей не поднять, и поэтому отправилась в Москву…

О том, что Нина отбывала срок, Лиза узнала случайно. Застав ее как-то за переодеванием, она увидела вытатуированную у нее на плече розу, опутанную колючей проволокой. Попросив девочку ничего не говорить отцу, Нина рассказала, откуда у нее такое странное «тату». Как всякий ребенок, Лиза проявила настырное любопытство и уговорила няню Нину не только рассказать ей о своей жизни в заключении, но и научить карточным играм. Пройдя за три года настоящие тюремные университеты, Нина в совершенстве овладела самыми разными способами мухлежа, которые и передала не в меру способной ученице. Кто бы знал, что однажды это тюремное искусство поможет той избежать боли, унижения и смерти?

– А твой папа к Нине как относится? – взглянув через зеркало на девочку, сидевшую на заднем сиденье машины, поинтересовался Гуров.

Та, помолчав некоторое время, не очень охотно произнесла:

– Я поняла, что вы хотите спросить. Нет, они не спят вместе. Она очень правильная женщина. И еще, если бы она с ним спала, он мог бы увидеть ее татуировку и сразу догадаться, что няня Нина мотала срок. А она очень не хотела, чтобы он это знал.

Слушая Лизу, Стас конфузливо крякнул – подобные суждения из уст восьмилетней собеседницы звучали как-то уж очень эпатажно. Они коротко переглянулись с Гуровым, как бы безмолвно отметив: эта кроха далеко пойдет! А девочка, как видно войдя во вкус своих философствований, продолжала:

– Я няне Нине говорила, что, раз уж моя мама умерла, теперь ты поженись с моим папой и будешь мне мамой Ниной. Но она сказала, что бывшая зэчка моему папе не пара. А он с этой зимы дружит с тетей Ритой. Она красивая, но мне не нравится. Когда к нам приходит и здоровкается со мной за руку, то как будто рыбу мороженую сует…

Не выдержав, Крячко зажал рот и громко фыркнул. Лиза строго взглянула на него и авторитетно добавила:

– И ничего смешного! Наша соседка Валентина Алексеевна, она старенькая такая, тетю Риту только раз увидела, так сразу и сказала: «И где только твой папа такую стерву откопал? Ане покойной в подметки не годится!» Баба Валя людей насквозь видит. Няню Нину к себе на чай сразу позвала, а тетю Риту в упор не видит.

– Боже мой! Как рано сейчас взрослеют дети! – смеясь, сокрушенно вздохнул Станислав. – Да, как говорится, устами младенца глаголет истина. Жаль только, что лексикончик слишком уж дворовый. А вообще-то ты молодец, в жизни не пропадешь! – Оглянувшись, он подмигнул невозмутимо восседающей на сиденье девочке, по виду которой никак нельзя было сказать, что это недавняя узница.

…Игорь Полянцев, осунувшийся, с черными кругами под глазами, едва увидев Лизу, опрометью кинувшись к дочери, прижал ее к себе. Судя по всему, он уже потерял надежду увидеть ее живой и невредимой. Следом за ним из подъезда элитной высотки, повторяя на ходу: «Ой, Лиза! Ой, девочка моя!..» – выбежала молодая женщина с несколько полноватой фигурой, но весьма приятной наружности.

Утирая слезы, она тоже обняла свою подопечную, что-то шепча ей на ухо. Вымученно улыбнувшись, Полянцев ладонью смахнул с ресниц бисеринки влаги. Шагнув к операм и взяв их за руки, он несколько сумбурно заговорил:

– А пойдемте-ка к нам! Господи! Сегодня мне улыбнулось неслыханное счастье – я просто слов не нахожу!.. Мужики, идемте, отметим это событие. Идемте, идемте!

– Идемте! – подняв голову, улыбнулась им няня Нина. – Я как чувствовала, что сегодня Лиза будет дома. И Игорю Васильевичу сказала: все будет хорошо. Даже твой любимый пирог испекла, – склонившись к девочке, заговорщицки проговорила она.

– Ну, что? Давай зайдем, уважим людей… – взглянул на Стаса Гуров.

– Да, пожалуй, зайдем… – согласился тот, но в этот момент у Льва зазвонил телефон.

– Нет, наверное, уже не зайдем… – по звуку угадав, что это генерал Орлов, с оттенком сокрушенной иронии резюмировал Гуров.

И оказался абсолютно прав. Петр был настроен деловито и весьма сурово.

– Вы где там? – чуть ворчливо поинтересовался он. – Ребенка отцу уже передали? Ну, что ж, молодцы! Но, я так понял, вы сейчас наверняка собираетесь слегка остограммиться там, посидеть в гостях, расслабиться…

– Предположим, да… – усмехнулся Лев, заранее зная, что тот скажет дальше.

– Так вот, господа опера! Никаких посиделок! – с некоторой даже желчностью объявил Орлов. – Быстро ко мне – тут по вас плачет о-о-очень интересное дело. При загадочных обстоятельствах погиб замминистра столичного уровня. Даю три дня сроку на раскрытие. Приступить к работе немедленно.

– Но-о… – начал было говорить Гуров, однако в трубке раздались короткие гудки.

– Охренеть! – уловивший краем уха содержание разговора, сердито всплеснул руками Крячко. – Хотя бы сегодня дал передышку! Вот злыдень-то!..

Извинившись перед огорченным Полянцевым, опера направились к машине. Стас на ходу оглянулся и, пару мгновений понаблюдав за Игорем и Ниной, которые за руки вели жизнерадостно подпрыгивающую Лизу, сдержанно хмыкнул. Лев вопросительно посмотрел в его сторону и тоже оглянулся.

– Дурак он будет, если Нину на Ритку променяет, – уверенно объявил Стас, садясь в машину. – С той разве что в постели хорошо покувыркаться. И то еще вопрос, какая она там. А вот для жизни – лучше этой ему не найти.

– По-моему, свой выбор Игорь уже сделал… – запуская двигатель, отметил Лев. – Или ты ничего не заметил?

Крячко изобразил недоуменную гримасу и с оттенком некоторой зависти покосился в сторону приятеля – везет же некоторым! Все насквозь, блин, видит! Тут пока расчухаешься, пока раздумаешься… А этот черт премудрый – раз! – и уже выдает готовые выводы.

…Как ни отбрыкивались они, как ни упирались, ссылаясь на необходимость восстановления духовных и физических сил, Орлов был неумолим: дело о гибели замминистра поручено именно им, и выполнить работу они обязаны в течение ближайших трех дней. Правда, Петр не преминул хоть как-то подсластить пилюлю, пообещав по завершении этого внеочередного дела предоставить-таки им многократно обещанный отпуск. Это решило все. Прямо из кабинета Петра приятели отправились осматривать место происшествия. Выходя последним, Стас не смог не оглянуться и не состроить гримасу своему настырному начальнику.

На следующее утро, зайдя к Орлову с докладом о первых выводах, они увидели там Игоря Полянцева. Уже вполне оправившийся от недавних треволнений, тот выглядел жизнерадостным и бодрым. Обменявшись с операми рукопожатием, Игорь тут же откланялся и скрылся за дверью. Догадавшись, что речь сейчас шла о них, приятели выжидающе взглянули на Петра.

– Да, да, да! – выдержав паузу в полном соответствии с учением Станиславского, закивал тот. – Именно о вас мы сейчас и вели разговор. Вкратце это выглядит так. За беспримерный подвиг по спасению ребенка господин Полянцев презентует вам трехнедельный тур по Атлантике в каютах первого класса. Причем тур рассчитан на четверых. Ну, с кем поедет Лева – ясно заранее. А вот с кем Стас… Хм… Пусть думает.

– Знаешь, Петро, я бы с удовольствием взял тебя, но, боюсь, слишком многими это будет воспринято превратно, – с преувеличенно огорченным видом заговорил Крячко. – Так что, извини, поеду с женщиной…

Орлов и Гуров дружно рассмеялись.

– Уши бы тебе надрать за некоторые не вполне уместные намеки… – покрутив головой, вздохнул Петр. – Ну, да ладно – живи. Что там у вас? Докладывайте!

Когда они вышли из кабинета генерала, Лев, многозначительно улыбнувшись, негромко обронил:

– Кажется, я понял, с какой именно женщиной ты собираешься ехать.

– С какой? – одновременно и с вызовом, и встревоженно переспросил Стас.

– С известной нам обоим Риточкой, секретаршей Верхова, – невозмутимо произнес Гуров.

Услышав это, Крячко в первое мгновение собрался выпалить: «Да ты что, офонарел? С какой это стати? Да на кой бы хрен она мне сдалась-то?» – но тут же понял, как все это глупо может выглядеть со стороны. Поэтому, немного поразмыслив, сказал совсем другое:

– Слушай, а не податься ли тебе на «Битву экстрасенсов»? Мысли ты уже читаешь, события предвидишь… Прямо Вольф Мессинг, едрена корень!

– О-о-о! – рассмеялся Лев. – Я собирался пошутить, а он, оказывается, и в самом деле на Риту запал. А что? Красотка еще та… Только она, мне представляется, проходит как свидетель и будет нужна для проведения следственных действий.

Поморщившись – надо же, как прокололся! – Стас беспечно махнул рукой:

– Нерешаемых вопросов нет, разрулим! Мария-то твоя сейчас как – свободна? А то как бы тебе самому не пришлось давать в Интернете объявление: «Ищу попутчицу для шикарного круиза по Атлантике», – и он с ехидцей хохотнул.

– Она со вчерашнего дня в отпуске… – безмятежно уведомил Гуров. – Ладно, что уж делить шкуру неубитого медведя? Сначала надо дело раскрыть, а то будет нам с тобой круиз…