Глава 3

Вторые сутки подряд полковник Гуров сидел в городском архиве МВД, щелкал мышью, просматривая оцифрованные уголовные дела, перелистывал страницы дел, которые так и не дождались оцифровки. Крячко сменил его на этом посту всего на пару часов, после чего заявил, что «на земле» при общении с живыми людьми пользы от него будет куда больше. С этим Гуров был согласен, поэтому и не стал возражать. В настоящий момент полковник Крячко занимался тем, что, заручившись поддержкой Сивухи, обходил калужские притоны в поисках новых сведений.

Появление Гурова в архиве было обусловлено цепочкой обстоятельств, которая возникла после посещения места преступления. Сивуха, хоть и старался вовсю, особой помощи оперативникам на месте оказать не сумел, но в продвижение расследования свою лепту внести ему все же удалось. Прибыв на место, он развил бурную деятельность: бегал по двору, тыкая пальцем во все, по его мнению, значимые места, показал оперативникам дорогу через гаражи, где им была обнаружена кровь, по поводу и без повода останавливал прохожих, докучая им бесполезными вопросами. Продолжалось это до тех пор, пока утомленный суетой Крячко в приказном порядке не заставил его остановиться.

Сивуха искренне удивился негодованию полковника, он ведь полагал, что действует как настоящий профессионал в сфере расследования кровавых преступлений, не зря же он уйму фильмов про милицию пересмотрел. Пришлось Стасу потратить время, чтобы убедить Сивуху в обратном. После этого дело пошло лучше. Отвечать на вопросы тот умел, и спустя сорок минут выдал операм то, чего они ожидали от него с самого начала.

В городской обстановке он ориентировался отменно, особенно в ее криминальной составляющей. Список притонов, где собирались отбросы калужского общества, Крячко предусмотрительно захватил с собой. Сивуха же добавил к этому списку значительное количество злачных мест, на которые, по его мнению, стоило обратить внимание. В этих местах собирались люди не сидевшие, далекие от тюремной романтики и уголовных законов. Бывшие военные, по разным причинам потерявшие работу и жилье. Приезжие, в том числе гастарбайтеры, в городе осевшие, но работой так себя и не обременившие. Пьяницы, пропившие хорошее жилье и выселенные шустрыми риелторами на задворки города. Одним словом, маргиналы во всех своих проявлениях.

Знал Сивуха и так называемые уголовные «малины», но эти места уже были проверены до Гурова и Крячко, так что начинать «хождение по мукам» было решено с тех мест, где калужские оперативники еще не были. Крячко намеревался распрощаться с назойливым свидетелем во дворе ореховского дома, и тут Сивуха проявил поистине чудеса настойчивости. Он так яростно убеждал полковников, что без его помощи в подобных местах им успеха не добиться, так расхваливал свои способности вызывать на откровенность любого из вышеперечисленной категории индивидов, что заставил сдаться даже Крячко.

В первом же притоне Сивуха доказал, что слово его не расходится с делом. После тридцати минут «интеллектуальной» беседы с парнями, живущими у старого кладбища, Гуров и Крячко получили весьма ценную информацию, с которой начал раскручиваться сложный клубок, приведший Гурова в архив. Получить информацию помог литр «красненькой», так что и в этом отношении участие Сивухи оказалось незаменимым, так как пить дешевое вино у полковников особого желания не возникло.

Контингент здесь подобрался довольно спокойный. Может, Сивуха намеренно выбрал этот дом первым, чтобы охоту возить его по старым друзьям не отбить, а может, и правда считал, что от компании с кладбища пользы будет больше всего. Так или иначе, но, несмотря на скудость обстановки и явную привязанность компании к «зеленому змию», обращались здесь друг к другу уважительно и по имени. На гостей реагировали спокойно, Сивуху встретили как родного. Гостинцу в виде дешевого пойла обрадовались, и как только расселись вокруг стола и приняли по первому стакану, на незнакомцев и вовсе перестали обращать внимание.

Речь о Ванечке Косыгине завел самый молодой из жильцов развалюхи у кладбища, сорокалетний узбек по имени Азиз. Вспомнил он о нем после того, как Сивуха поделился деталями убийства Андрея Орехова. Эта тема сразу стала ключевой в разговоре. Слухи и сплетни по городу расползлись за пару часов, история моментально обросла множеством кровавых, а порой и мистических подробностей, и присутствующим хотелось выяснить, что из всего услышанного соответствует действительности, а что – откровенный треп.

Сначала никто не понял, с чего это Азизу на память Ванечка пришел, уж больно издалека тот начал. Сперва вспомнил, как ловко Ванечка умел бабок на базаре на закуску разводить: подойдет, пару-тройку баек расскажет, одной замшелой старушке комплимент по поводу внешности отвесит, у другой ботинки похвалит, мол, по моде обувается, у третьей сходство с популярной актрисой отыщет. Не историей, так лестью зацепит, а после, вроде как невзначай, огурчики похвалит или запахом пирожков восхитится, старушки и растают. Надают Ванечке полны руки, ешь, мол, не жалко. Тот закусь в общий котел, и все довольны.

Потом к похоронам Ванечки перешел, вернее, к их отсутствию. Жалко, говорит, что похоронить его некому было. Могилки у Ванечки нет, а то бы он, Азиз, наверняка к нему захаживал. Хороший был человек Ванечка, душевный. Поди разберись, за что такая смерть страшная его постигла. После этих слов до Сивухи дошло, куда Азиз клонит. Он аж стакан из рук выпустил, так расстроился, что сам про Ванечку не вспомнил. Заикаться начал, все спешил вперед Азиза полковникам объяснить, чего ради речь о Ванечке зашла.

Оказалось, участь у Косыгина не завиднее ореховской. До своей злополучной смерти Ванечка Косыгин считался чем-то вроде «переходящего красного знамени» в среде маргиналов, потому что постоянного ночлега не имел. К какой группе приблудится, там и ночует. Недельку у одних погостит, месяц у других перекантуется, обжиться не успеет, глядишь, дальше пошел. Как ни странно, принимали Ванечку везде. Хоть в уголовной компании, хоть в группе опустившихся интеллигентов, хоть в притоне наркоманов он всегда был желанным гостем.

Год назад, также по летней поре, случилось Ванечке заночевать недалеко от Турынинских Двориков, место есть такое в Калуге, недалеко от очистных сооружений и турбинного завода. Там, у заводского причала, нашел себе симпатичное местечко, бросил полудошку на землю – вот и временное пристанище. Почему там? Кто теперь разберет… Может, ностальгия привела. Ванечка помнил времена, когда жизнь здесь била ключом: с причала на баржи грузили турбины, по Оке до самого Алексина курсировали мощный катер «Луч» и его меньший брат, ласково прозванный причальными работниками «мальком», и народу всегда валом. Теперь оба катера доживали свой век на приколе, ржавея от времени и ненужности, а народ рассосался, подыскав места более денежные.

Из охраны на базе только две собаки и остались. Умные, правда, собаки. Они Ванечку и нашли, и людей к нему привели, а уж люди полицию вызвали. Полиция приехала к обеду следующего дня. Задержались не из лени, а так уж сложились обстоятельства. Пока собаки Ванечкину окровавленную полудошку в жилой сектор притащили, пока прохожие на оборванный предмет, торчащий из пасти пса, внимание обратили, пока активист нашелся, которому не лень стало за собаками к причалу ковылять, полдня и прошло. А полиция что? Как сигнал поступил – так и выехали.

Ни Сивуха, ни Азиз, ни другие члены компании тела Ванечкиного не видели, но по слухам, что ходили в то время по городу, представляли смерть Косыгина событием из ряда вон выходящим. Если Орехову досталось тридцать восемь ножевых ран, то Косыгину – вдвое больше. Сплетники говорили, что исполосовали Ванечку так, точно на ленточки разделить намеревались. На теле ни одного места нетронутым не оставили, даже пятки искромсали. А уж что с руками сотворили – про то и вспоминать страшно. Все десять пальцев откромсали, часть на дороге бросили, а часть с собой забрали. Будь собаки с причала чуть подурнее, ничегошеньки от Ванечки не осталось бы, все до косточек псы бы обглодали.

Отрезанные пальцы и неоправданно большое количество ножевых ран не только Азиза аналогию между смертями Орехова и Косыгина провести заставили. Услышав про пальцы, Гуров принялся выспрашивать подробности. Дату вспомнили с трудом, да и то неточно. Может, в конце июля, может, в начале августа. Плюс-минус, в одном сошлись все – время теплое было. Места, где до смерти Ванечка появлялся чаще всего, перечислили без труда, а вот сказать, кого из бывших приятелей найти реально, а кого уже след простыл, не смогли.

Сведения, добытые таким оригинальным способом, требовали проверки. В первую очередь следовало выяснить, было ли заведено уголовное дело по факту убийства Косыгина, и, в случае положительного результата, пообщаться со следователем, который вел дело. Этим и занялись полковники, покинув притон.

В Андрияновском отделе про дело Ванечки вспомнили с большим трудом. Во-первых, потому что территориально оно относилось к другому району, во-вторых, потому что шумихи вокруг него не поднимали. Как ни цинично это звучит, смерть бомжа на первые полосы газет обычно не попадает, даже если совершено оно с особой жестокостью. Продолжения не последовало – и слава богу.

По этой же причине расследованием убийства Косыгина занимался стажер из Рязани, курировал стажера следователь, которому до пенсии оставалось дослужить неполный месяц. Как выяснилось, заслуженным отдыхом следователь наслаждался недолго, вскоре после выхода на пенсию он умер. Правда, и возраст его к тому моменту был весьма преклонный. Ввиду кончины следователя помощи ждать оставалось только от стажера.

Отыскать новоиспеченного лейтенанта оказалось не так просто. Стажировка его закончилась три месяца назад, впечатления на начальство он не произвел, вследствие чего остаться для работы на постоянной основе ему никто не предложил, несмотря на то что вакансия имелась. Лейтенант уехал обратно в Рязань и в ближайшем будущем возвращения в Калугу не планировал.