Читать книгу «История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5» онлайн полностью📖 — Николая Федоровича Дубровина — MyBook.
image



Получив это письмо, Селим стал предупредительнее и несколько аккуратнее в доставлении продовольствия, но с кончиной князя Цицианова принялся за прежние проделки. Все вообще войска наши, расположенные по границам закавказских владений, продовольствовались преимущественно хлебом, покупаемым в Карском пашалыке. Сначала, как мы видели, заразительная болезнь, а потом натянутые отношения с Турцией были причиной того, что карский паша, в апреле 1806 года, вовсе отказался продавать нам хлеб. Ему отправлены были в подарок золотые часы, получив которые паша хотя и обещал поставлять хлеб по-прежнему, но поставка эта шла медленно и неаккуратно, отчего войска наши крайне нуждались в продовольствии. Зная сомнительную преданность к нам ханов Карабагского, Нухинского и Ширванского, Глазенап не находил возможным вывести войска из их владений и приказал покупать провиант на месте, хотя бы это стоило больших денег. Вместе с тем, чтобы сколько-нибудь уменьшить расходы казны, Глазенап поручил начальникам отрядов, каждому в своем районе, требовать от ханов поставки провианта, следуемого по заключенным с ними трактатам подданства[44].

Селим-хан Шекинский доставлял продовольствие изредка и притом в самом ограниченном количестве, а Ибрагим-хан Карабагский совершенно отказался от продовольствия русских войск, расположенных в его владениях. Он отговаривался тем, что все поля выжжены персиянами и сами жители не имеют хлеба. Такой отказ Ибрагима побудил стоявших в Карабаге с отрядами майоров Лисаневича и Джораева неоднократно обращаться к хану с просьбой быть более внимательным к выполнению Трактата, причем они принуждены были несколько раз повторить в подробности те условия и обязательства, которые были даны ханом при вступлении его в подданство России.

Привыкший к самовластью и неограниченному деспотизму и будучи стар годами, Ибрагим нелегко переносил подобное вмешательство в дела его ханства. Неискренняя же преданность и отсутствие честных убеждений заставляли его подчиняться той стороне, которая была лично выгоднее для хана, – и вот причина, почему Ибрагим задумал освободиться из-под власти русского правительства и вновь войти в сношение с Баба-ханом.

Частая посылка людей и секретные переговоры с властителем Персии, письма Ибрагима к наследнику персидского престола Аббас-Мирзе были известны нашему правительству, не принимавшему, впрочем, никаких видимых мер против интриг карабагского хана до тех пор, пока тайное отправление в Персию карабагского жителя Нук-Магомета не разоблачило окончательно его поведения[45].

Ибрагим просил шаха простить его за то, что вступил в русское подданство, и обещал выгнать русских из своего ханства, если ему дана будет помощь персидскими войсками. Для лучшего успеха и слития, так сказать, своих интересов с интересами тегеранского двора Ибрагим обещал двух своих дочерей выдать в замужество за двух сыновей властителя Персии.

Искание Ибрагима было неожиданно приятным происшествием для Баба-хана. Торжественно прощая карабагского хана, он обещал прислать ему в помощь свои войска, 120 000 руб. по расчету тегеранской монетой и отдать Карадаг в управление сына его Абулфетха. Обещания Баба-хана, со своей стороны, также сильно подействовали и на Ибрагима. Получив столь удовлетворительный ответ из Персии, он, под предлогом того, что, по вмешательству Лисаневича во внутренние дела его ханства, не может оставаться в Шушинской крепости, приказал разбить себе палатку вне города, куда и переселился с женой, тремя сыновьями и двумя дочерями, обещанными в замужество за сыновей Баба-хана.

Заодно с ним действовал и Селим-хан Шекинский, также женатый на дочери Ибрагим-хана. Съехавшись вместе, они сговорились поступать во всем согласно и передаться на сторону персиян[46].

В мае, по всем имевшимся у нас сведениям, главные силы персидских войск находились в Ардевиле, но некоторая часть их, переправившись через Араке у Нахичевани, растянулась вплоть до Эривани. Сборный пункт этому отряду назначен был на р. Гарничае. Предполагая действовать одновременно со стороны Карабага и Эривани[47], персияне надеялись свободно проникнуть в наши границы, так как в виду их русских войск тогда не было.

Река Араке от своего устья до местечка Чувандура имеет плоский и большею частью ровный берег. Когда в Араксе нет полой воды, то река представляет повсюду места, удобные для переправы, но за то в полноводье переправы почти нигде не бывает. От начала весны и до половины июня бродов на Араксе не было, а следовательно, при отсутствии мостов, за исключением одного Худо-Аферинского, нам не было необходимости содержать охранительных отрядов, а достаточно было одних наблюдательных постов.

Переправы персиян через Араке производились всегда у Худо-Аферинского моста и на Шугани на лодках. Ага-Магомет-хан, при последнем вторжении в Грузию, прошел через Аскаранское ущелье. Заняв эти проходы и переправы, мы могли быть обеспечены от неприятельского вторжения. Проход у Аскарани, по близости и удобству для персиян, обращал на себя особенное внимание. Два находившиеся там замка необходимо было занять отрядом по крайней мере в 1000 человек, прислав их в конце мая с месячным провиантом. Ранее этого срока нечего было ожидать вторжения персиян, потому что они не имеют обыкновения заготовлять провиант для своих войск и при всех своих действиях надеются на хлеб, стоящий на корню. На этом основании зимой и ранней весной, а также осенью, по уборке хлеба, персияне неспособны к действию большими массами и ограничиваются грабежами в разных направлениях и небольшими партиями.

Заняв замки в Аскарани и присоединив к этому отряду часть войск, находившихся в Шуше, можно было быть уверенным, что отряд этот не допустит персиян не только вторгнуться и разорить Карабаг, но и не дозволит им переправиться через реку Араке. Составление этого отряда было необходимо даже для одного ободрения туземного населения, страшившегося за свои посевы, которые неприятель всегда старался выжигать[48]. Многие из жителей Карабага уже страдали от прошлогоднего нашествия персиян и в течение более полугода питались зеленью и кореньями.

Считая себя до некоторой степени обеспеченным со стороны Карабага, Несветаев хлопотал о своевременной защите селений правого фланга театра действий и с этой целью назначил для отправления из Елисаветполя в Демурчасалы батальон Севастопольского полка, но генерал-майор Небольсин удержал его в Елисаветполе и тем открыл Шамшадыльскую и Борчалинскую провинции для вторжения неприятеля, стоявшего у Эривани и озера Гокча. Время это было самое неудобное для исправления ошибки Небольсина, и командовавший войсками в Закавказье не имел никакой возможности усилить демурчасальский отряд, так как персияне уже вторглись в наши границы.

1 июня авангард персидских войск, из отряда Аббас-Мирзы, имевшего в своем распоряжении до 20 000 человек, подошел к Шуше и, остановись в шести агачах[49] от нее, расположился лагерем. Ибрагим-хан выехал из своих садов, где жил, версты четыре за крепость и, собрав от 400 до 500 человек вооруженных, стал укрепляться. Лисаневич требовал, чтобы хан возвратился в Шушу, но он отвечал, что намерен служить шаху и чтобы Лисаневич с своими войсками выходил из его владений.

– Я не признаю над собой никакой другой власти, – говорил Ибрагим, – кроме власти персидского шаха.

Известие о приближении персиян заставило многих жителей искать спасения в крепости – обыкновенном месте их убежища при всяком вторжении неприятеля; но Ибрагим убеждал их быть спокойными и оставаться в своих селениях, говоря, что персияне идут для его и их защиты, – и чтобы они ничего не боялись». Кочующие в Карабаге татары получили приказание хана следовать в горы, неподалеку от Шуши лежавшие, куда должны были прибыть персияне на соединение с татарами.

Измена становилась слишком очевидной; медлить было нечего. Желая употребить все средства к возвращению Ибрагим-хана, Лисаневич отправил к нему сначала его внука Джафар-Кули-бека[50], а потом и сына Мехти-агу, с поручением уговорить хана разорвать всякую связь с персиянами и возвратиться со всем семейством в крепость. Первый из отправленных был человек искренно преданный России, а второй старался казаться таковым, но на самом деле был скрытен, хитер и чрезвычайно властолюбив.

Пробыв у Ибрагима целый день, оба посланные возвратились обратно и объявили Лисаневичу, что на все уговариванье их хан отвечал только бранью русских; что он просил своего внука Джафара каким-нибудь образом зазвать к себе Лисаневича, схватить его и передать деду и, если можно, выкрасть из Елисаветполя брата Ибрагима, находившегося там аманатом. Джафар не согласился на это, и тогда Ибрагим, не стесняясь, объявил, что в предстоящую ночь или сам уйдет к персиянам, или персияне соединятся с ним под стенами крепости.

Мехти-ага и Джафар-Кули-хан пытались было еще отговорить карабагского хана не изменять русским.

– Это не дело изменять, – говорили они, – не делай этого, служи государю верно.

Но Ибрагим не слушал и настаивал на своем[51].

В Шушинской крепости находился весьма незначительный русский гарнизон, и притом не обеспеченный продовольствием. Осадив Шушу, персияне поставили бы его в весьма затруднительное положение, тем более что могли получить подкрепление от Аббас-Мирзы, переправившегося уже через Араке и имевшего возможность в два перехода появиться у стен Шушинской крепости.

Не имея надежды привести Ибрагима к раскаянию и покорности, Лисаневич решился в ту же ночь арестовать хана. Назначив сто человек егерей, Лисаневич сам отправился с ними, но приказал людям отнюдь не стрелять до тех пор, пока не откроют огня приверженцы Ибрагима.

Старый хан был настороже. Начиная от крепости и до его палатки были расставлены часовые, не подозревавшие, впрочем, обходного движения Лисаневича. Ибрагим-хан и его приближенные заметили наш отряд только тогда, когда он подошел к палатке менее чем на ружейный выстрел. В ханском помещении поднялись шум и суета. Конвой Ибрагима начал стрелять по нашим солдатам и не слушал ни увещаний, ни просьбы прекратить огонь. Тогда Лисаневич приказал егерям броситься в штыки, «и вмиг изменники были сбиты с крепкого их места».

Ибрагим-хан был убит пулей; сын его и дочь найдены также убитыми недалеко от палатки в кустах, куда они бежали вместе с толпой и в ночной темноте не могли быть узнаны нашими солдатами.

В ту же ночь явился к Лисаневичу один из жителей с объявлением, что в самом непродолжительном времени должны прибыть к Шуше 2000 персиян, за которыми послал Ибрагим-хан. Лисаневич тотчас же возвратился в крепость и на рассвете узнал, что неприятель действительно появился в двух верстах от крепости. Взяв 150 человек егерей и несколько карабагской конницы, он двинулся навстречу неприятелю, но не нашел его на указанном месте. Бежавшие приверженцы Ибрагима, встретившись с персиянами, сообщили им об участи, постигшей хана, и вместе с ними скрылись в горах, так что Лисаневич успел только возвратить в селения несколько татарских семей, также ушедших в горы, по приказанию Ибрагима.

Между тем известие о появлении персиян в разных пунктах и вблизи наших границ заставило тифлисское начальство изменить расположение войск. Два батальона Троицкого мушкетерского полка, под начальством генерал-майора Небольсина, отправлены сначала на реку Курак-Чай, с тем чтобы, расположившись там лагерем, были готовы, по первому приказанию, двинуться в Карабаг. Две роты третьего батальона того же полка посланы на усиление отряда полковника Симоновича, расположенного в Памбаках и Шурагели. Имея в своем распоряжении Саратовский мушкетерский полк и батальон Кавказского гренадерского полка, Симонович должен был охранять эти две провинции от вторжения неприятеля. Он начал свою деятельность с того, что перевел всех пограничных жителей Шурагели из слабых мест в более крепкие и защищенные природой, каковыми были: селения Артик, Караул-Тепь и Кавчаго. Расположив в каждом из селений по две роты[52], Симонович принял над ними личное начальство. Заняв селение Гумры двумя ротами Кавказского гренадерского полка с двумя орудиями, а селение Гамамли ротой Саратовского полка, Симонович обеспечивал все важнейшие места Шурагельской провинции[53].

Для защиты Казахской и Шамшадыльской дистанций и главнейшим образом для обеспечения сообщения Тифлиса с Елисаветполем были отправлены в Демурчасалы остальные две роты Троицкого мушкетерского полка, к которым впоследствии, по усмирении хевсур, были присоединены из Тионет две роты Кабардинского полка с тремя орудиями.

Два батальона Троицкого полка, расположенные на р. Курак-Чай, не долго оставались на месте. Как только Несветаев узнал об измене Ибрагим-хана, он тотчас же приказал генерал-майору Небольсину присоединить к себе полковника Карягина с частью 17-го егерского полка и следовать в Карабаг для защиты жителей от разорений неприятеля. Имея в строю 1092 человека пехоты, ИЗ человек казаков и восемь орудий[54], Небольсин 5 июня выступил из лагеря и за три перехода от Шуши узнал, что часть персиян, под начальством Угурлу-аги, сына ганжинского Джавад-хана, появилась на р. Тертере, близ Елисаветполя. Не отвлекаясь посторонними действиями и предоставляя Угурлу-аге писать громкие воззвания к жителям[55], Небольсин следовал далее, и 8 июня, на пути между Шах-Булагом и Аскаранью, был атакован передовой конницей Аббас-Мирзы в числе 4000 человек. Прокладывая себе дорогу штыками на расстоянии 16 верст, Небольсин, хотя и с большим затруднением, достиг, однако же, до Аскарана, где и присоединил к себе 109 человек строевых чинов, пришедших туда с майором Лисаневичем.

1
...