Протянув свои войска от Баку вдоль по Куре и Араксу до Эриванской области, Баба-хан намерен был сам с несколькими отрядами вступить в Елисаветпольский округ, Карабахское и Нухинское (Шекинское) ханства, а сына своего Аббас-Мирзу, вместе с царевичем Александром, отправить в Памбаки и Шурагель. Призванные к оружию лезгины должны были в то же время атаковать русские войска, расположенные вдоль реки Алазани.
В апреле значительное число персидских войск собралось в Талыни, с намерением напасть на Шурагельскую провинцию. Не решаясь действовать открыто, они ограничивались разбойничьим нападением на отдельные селения шурагельских жителей. Тогда находившийся вблизи этого сборища полковник Симонович, с тремястами человек пехоты, сотней казаков и с некоторым числом татарской конницы, выступил ночью, 19 апреля, пошел форсированным маршем в Талынь, куда и прибыл на рассвете. Персияне, узнавшие о его движении, не решились принять боя и бежали в Эривани. Вслед за тем 29 апреля отряд персиян в числе семисот человек показался в виду разоренного селения Сухан-Верды и угнал гумринский скот. Посланный под начальством Кавказского гренадерского полка майора Шмидта отряд догнал неприятеля, взял девять человек в плен, отбил весь скот, 120 лошадей и много разных военных доспехов.
Сосредоточение в нескольких пунктах вблизи наших границ персидских войск и появление одновременно в нескольких местах, среди магометанского населения, фирманов Баба-хана, призывавших к единодушному соединению против русских, показывали, что властитель Персии имел в виду не одни только внешние военные действия, но намерен был восстановить врагов и в недрах Грузии, среди ее многочисленных поклонников Магомета. При тогдашнем безначалии в Закавказье и отсутствии единства власти, внутренние враги приобретали гораздо большее значение, чем внешние ополчения.
Временно командовавший войсками генерал Несветаев просил о присылке новых сил и доносил, что в самой Грузии начались волнения от распространения ложных слухов.
В Тифлис приехал поручик лейб-гвардии гусарского полка князь Роман Багратион, родной брат князя Петра Ивановича Багратиона, бывшего впоследствии, в 1809 году, главнокомандующим на Дунае и умершего от раны, полученной в 1812 году в Бородинском сражении. Рассказывая всем, будто приехал по поручению императора Александра, для улучшения быта грузинского народа, князь Багратион стал дурно отзываться о начальствовавших лицах, говорил, что князь Цицианов действовал произвольно и вопреки желаниям императора.
Рассказы молодого князя, только что приехавшего из столицы, взволновали грузин, съехавшихся в Тифлис для новых дворянских выборов. Многие поверили на слово юному гусару, и между собравшимися начались сходки, тайные совещания и подписки. В короткое время образовались две враждебные партии, и ссора между ними дошла до драки, едва не кончившейся смертоубийством. Некоторые более благоразумные князья обращались к правителю Грузии, прося разъяснения причины тайных совещаний и сборищ. Князья эти заявили, что довольны русским правлением, что не желают ни о чем просить государя императора и что будут «довольны всем, что он своей благостью и неизреченным правосудием указать изволит»[13].
Народ, не знавший, о чем спорят князья и дворяне, выводил свои заключения, часто нелепые, и начал волноваться. Генерал Несветаев признал необходимым выслать князя Багратиона из Грузии, но, при отъезде своем, юноша успел, однако же, взять с собою прошение некоторых грузинских князей и дворян на имя князя Петра Ивановича Багратиона. В прошении этом подписавшиеся просили:
1) Производить суд в Грузии но обычаям страны, поелику, говорили они, «не ведаем мы ни языка российского, ниже грамоты».
2) Уничтожить капитан-исправников, а казенные селения передать в управление грузинских князей, наименовав их, по-прежнему, моуравами, с тем чтобы моуравствами владела одна фамилия, по праву наследства.
3) Права и преимущества грузинских князей и дворян сравнять с русскими князьями и дворянами.
4) Назначить пенсии, и в том же размере, тем князьям, которые получали их при грузинских царях, а остальным, всем без исключения, определить также содержание по достоинству каждого.
5) Благородных отличить каким-либо знаком, «дабы солдаты признавали за благородного и не могли причинять обиды».
6) Освободить арестованных по разным случаям.
7) Не судить уголовными законами воров, а судить по законам царя Вахтанга.
8) Давать провиант грузинским войскам наравне с русскими.
9) Поспешить назначением главнокомандующего, «ибо неприятели уже пробрались внутрь границ»[14].
Молва о присылке князя Багратиона, так сказать, для проверки действий кавказского начальства, быстро распространилась по всей Грузии и даже зашла за ее пределы. Многие из подвластных ей горских племен, надеясь на льготы и новые милости, также заявляли свои претензии и волновались. В числе первых были хевсуры. Недовольные своим моуравом, они выгнали его из своих владений и сделали двукратное нападение на пост Тионетский, состоявший из двух рот, при одном орудии. Нападение это, оставленное без наказания, по причине проходов и местоположений, их защищающих, ободрило хевсур. Заявив, что не желают иметь при себе ни моурава, ни пристава, они делали набеги, соединяясь с другими бунтующими и соседними им народами.
В ограждение от подобным нападений, по всем входам и выходам из ущелий были поставлены наши войска, и хевсуры очутились запертыми в своих бесплодных горах и в своей дикой местности. Они пришли в крайнюю бедность, претерпевали недостаток в хлебе и соли, получаемых ими из Грузии[15]. Выгоняя прежде скот свой для пастьбы в зимнее время в Грузию, хевсуры принуждены были теперь оставлять его в своих горах. От холода и сильной стужи скот падал, но туземцы, несмотря на то что терпели недостаток почти во всем самом необходимом, не просили прощения. Страх наказания и боязнь иметь начальника не по своему избранию останавливали всякое побуждение их к покорности. После нападения хевсур 6 апреля на Тионетский пост, где они были разбиты, правитель Грузии вошел с ними в переговоры. Предложение выбрать самим себе моурава было принято хевсурами с радостью. Отправив тотчас же своих старшин в Тифлис, они просили назначить им моуравом князя Ивана Челокаева[16]; разрешить свободный проезд в Грузию и возвратить им виноградный сад в Кахетии, который был передан в их собственность грузинскими царями, а потом отобран в казну и приносил 160 руб. ежегодного дохода.
Император Александр приказал удовлетворить все просьбы хевсур и утвердить князя Челокаева моуравом[17].
Все эти происшествия требовали скорейшего назначения на Кавказ главного начальника, который бы единолично управлял делами края. Вместе с тем необходимо было укомплектовать войска, находившиеся на линии и в Закавказье, так как, по мнению министра иностранных дел, «ни в каком случае, а наипаче при теперешних сомнительных расположениях Порты Оттоманской, не должно помышлять об оставлении приобретенных в Персии и Грузии завоеваний»[18].
Укомплектование это необходимо было произвести не рекрутами, для обучения которых пришлось бы отделить еще часть действующих сил, а готовыми старыми солдатами, или командированием новых полков, как пехотных, так и казачьих. Император приказал на укомплектование полков, находившихся в Грузии, употребить нижних чинов из гарнизонов кавказской инспекции и из гарнизонных батальонов Саратовского и Симбирского. До тех же пор, пока войска не укомплектуются окончательно или не прибудут свежие, решено было употреблять деньги, которые всегда имели большое действие в Персии[19].
Не меньшая необходимость была и в том, чтобы флотилия на Каспийском море была также приведена в должный вид и могла бы служить как поддержкой для сухопутных войск, так и для наблюдения за господством русского флага и за тем, чтобы на Каспийском море не было ни одного вооруженного персидского судна, даже и в том случае, если бы заключен был мир с этою державою. Относительно последнего решено было, под благовидным предлогом, открыть переговоры с Баба-ханом; согласиться даже на признание его шахом, но с тем, чтобы границей между обеими державами были признаны реки Кура и Араке.
Имея в виду религиозную вражду, существовавшую между персиянами и турками, наше правительство надеялось, при успешном ходе переговоров, убедить тегеранский двор действовать с нами заодно против турок, если бы последние открыли неприязненные действия против России.
Для приведения в исполнение всех предположений правительства было избрано лицо, бывшее на Кавказе и несколько знакомое с положением тамошнего края. Высочайшим приказом, 2 июня, граф Иван Васильевич Гудович назначен главнокомандующим на Кавказской линии и в Грузии.
Положение вновь вверенного ему края было далеко не то, каким он оставил его в конце прошлого столетия. Русское владычество не ограничивалось уже одною Кавказской линией, но распространилось и в Закавказье в довольно значительных размерах. Россия владела в новоприобретенных землях и ханствах, не считая Грузии, населением, доходившим до 120 000 дворов[20]. Население это почти в шесть раз превышало население Грузии, а пространство новоприобретенных земель было в три раза более ее протяжения. Территория всех вообще завоеваний наших, начиная от берегов Черного моря и до Баку, имела около 700 верст длины, а от Дарьяла до карабагских пределов до 350 верст поперечника. Обильная природа этих областей давала полную надежду в будущем на богатую разработку хлебопашества, шелководства, виноделия и ожидала только рук и внутреннего спокойствия населения, весьма разнохарактерного по образу жизни и скорее преданного военному ремеслу, чем мирным сельским занятиям.
По числу населения всегда можно определить приблизительно количество вооруженных людей. В Азии в этом отношении считают на каждый двор одного человека, годного нести оружие. По этому расчету число вооруженных надо было предполагать в 120 000 человек, а включая сюда и Грузию, выходило, что все завоеванные области могли выставить более 140 000 воинов.
Эта, так сказать, земская сила разделялась на три части: 1) на явно противную интересам России, 2) на подозрительную и 3) на бездейственную.
К первой принадлежали осетины, жившие в Грузии, татары, обитавшие в Памбаках и Борчалах, и лезгины Джаро-Белоканского округа, народ необузданный, дикий, привыкший к своевольной жизни. Союзниками их были: Сурхай-хан Казикумухский, дагестанские независимые общества и соседи их, шекинские жители.
Ахмет-хан Аварский вступил в подданство в 1802 году, по смерти отца своего Омар-хана, злейшего неприятеля Грузии. Он был молод и не имел власти в народе, не знавшем повиновения и по произволу своему соединявшемся с неприятелями России. Недостаток военных сил и крепкие места, в которых жили лезгины, его подданные, лишали всякой возможности наказывать их за производимые грабежи, так что к обузданию их не было другого способа, как деньги и терпение.
Уцмий Каракайдакский Абдул-бек и кадий Табасаранский, вступившие также в 1802 году в подданство, мало подавали надежды к выполнению своих новых обязанностей. Вообще подданство горских народов можно было считать только наружным и нимало не действительным. Из знатнейших дагестанских владельцев Сурхай-хан-хамбутай Казикумухский был один не покорившийся русскому оружию. Благоразумие и храбрость его привлекли к нему почтение всех горских народов.
В подозрительную часть населения входили татары казахские, Имеретия, ханства Шемахинское (Ширванское) и Шекинское (Нухинское). Первые два народа по опыту оказались двуличного поведения, а последние, по постоянному их сношению с горцами и недавнему подданству, не могли быть причислены к тем, на которых можно было положиться. Имеретинский царь Соломон, человек недоверчивый, двуличный, несколько раз показывал уже недоброжелательство и России. Главная причина неудовольствий его на наше правительство лежала в давнишней вражде между Имеретией и Мингрелией, из которых последняя заступничеством России была избавлена от притеснений имеретинского царя.
Наконец, в число подозрительных надо отнести и Ших-Алихана Дербентского, человека коварного, честолюбивого, на подданство которого нельзя было рассчитывать до тех пор, пока не будет русского гарнизона в Дербенте. Неприятель его, Мустафа-хан Ширванский (Шемахинский), человек честолюбивый и деятельный, был издавна недоброжелателен России и принужден покориться ей силою оружия. Будучи одним из сильнейших, он пользовался общим уважением соседей, а потому, как человек коварный, обращал на себя особое внимание нашего правительства.
Грузия и Мингрелия в большинстве своем были, конечно, преданы России и составляли часть бездейственную. Опыт прошедших лет показал, однако же, что грузины, несмотря на их усердие, неспособны к содействию регулярным войскам, по свойственному им непослушанию, беспорядку и привычке к своеволию. Наконец, малое население и слабость хана Карабагского (Шушинского) заставляли также и его включить в часть бездейственную. Мегдий-шамхал Тарковский, предки которого издревле находились в российском подданстве, был преданнейшим из горских владельцев. Если бы с силами и выгодами его положения соединены были личные достоинства, которых он не имел, то усердие этого владельца могло бы быть весьма полезно для дел того края; но, при тогдашнем положении шамхала, о нем можно было сказать только то, что он безвреден русскому правительству.
Таким образом, главнокомандующий не мог рассчитывать не только на содействие войскам со стороны местных жителей, но, напротив того, должен был зорко следить за самым населением и, в случае волнений, употреблять на усмирение его те незначительные силы, которые, находясь в его распоряжении, оставались свободными от внешних действий с неприятелем.
Число наших войск, находившихся в Закавказье, состояло тогда из девяти пехотных, одного драгунского, пяти казачьих полков и одного батальона артиллерии в 48 орудий, состоявшего из двух рот батарейных и двух легких[21].
Войска эти должны были охранять границы и внутренние сообщения в Грузии, Имеретин и Мингрелии, защищать Памбаки, Елисаветполь, Маданское ущелье против Дагестана, Александровский редут и другие пункты, лежащие по р. Алазани. Ханства Карабагское, Шекинское и урочище Джават, где Араке сливается с Курой, также не могли быть оставлены без охраны русских войск, присутствие которых там было вполне необходимо для удержания в страхе Персии и Дагестана.
Заняв все эти пункты самым необходимым и ограниченным числом войск, главнокомандующий, в случае надобности, мог составить отдельный отряд, ни в каком случае не превышающий двух или трех тысяч человек. Это последнее число и составляло, можно сказать, всю боевую силу, с которой он должен был отражать неприятельские нападения; остальные войска были заняты гарнизонной и сторожевой службами. Верность такого вывода доказывается всеми экспедициями, при которых были сами главнокомандующие. Так, в Эриванской экспедиции в отряде князя Цицианова было около 3000 человек, в экспедиции его же в 1805 году было только 1200 человек, а в последней экспедиции под Баку находилось 1379 человек.
Это ничтожное число войск составляло защиту весьма обширного театра действий.
За пограничной чертой и за реками Курой и Араксом находились владения ханов: Эриванского, Нахичеванского, Талышенского, Тавризского, Карадагского, Хойского и Шагахского. Мехмед-хан Эриванский известен был нам как человек двуличный и недоброжелательный России. В 1804 году он обещал сдать свою крепость и русским, и персиянам, но ни тех ни других не впустил в Эривань, придерживаясь персидской политики, которая состоит в том, чтобы оправдаться перед тем, кто решительно одолеет своего неприятеля.
По последним сведениям, посланные Баба-ханом войска успели захватить Мехмед-хана в свои руки со всем семейством и отвезли в Тегеран в заключение.
Союзник Мехмед-хана, с которым он находился в искренней дружбе, Киал-балы-хан Нахичеванский, был одним из самых благоразумнейших ханов Персии, хотя также нерасположенный к России.
Мир-Мустафа-хан Талышенский – человек, соединявший с глупостью двуличность. Незначительность его владений делала его ничего не значащим в Персии. Хотя Мир-Мустафа и находился с давних пор под покровительством России, хотя он получал от нас несколько раз помощь и убежище на военном фрегате, стоявшем у Энзелинского залива, но все это не помешало ему, однако же, во время Эриванской экспедиции князя Цицианова дать Баба-хану в помощь свои войска, действовавшие против русских.
Остальные ханы хотя и могли считаться нам преданными, но зато не имели никакого значения в Персии.
Рассмотрев, таким образом, как внутреннее, так и внешнее положение страны, легко заметить, что протяжение границы вновь присоединенных земель было весьма обширно и несоразмерно с числом военных сил, занимавших и охранявших эти владения. Правда, что большинство ханов и владетелей, как покоренных русским оружием, так и находившихся во власти Персии, далеко не было расположено к Баба-хану, а скорее ненавидело его, тем не менее положение войск и главнокомандующего было затруднительно, потому что почти каждый владелец хлопотал о своей независимости и всегда готов был уклониться от подданства и принятых им на себя обязательств. Затруднение увеличивалось еще и тем, что петербургский кабинет, соображаясь с политическим положением России относительно европейских держав, твердо решился не подкреплять вовсе или очень мало войска, находящиеся в Грузии, но вместе с тем желал сохранить то влияние, которое было приобретено в Персии и для поддержания которого необходимо было скрыть от тегеранского двора ничтожность наших боевых средств.
Если бы главнокомандующий спросил теперь, как ему достигнуть этой цели с теми незначительными силами, которые были у него в распоряжении, то подобным вопросом он поставил бы себя в самое неловкое положение. Ему ответили бы: «Действовать соразмерно с военными силами и с местными удобностями, которые заменяют иногда военные силы»[22].
Рассчитывая на способности главнокомандующего, Министерство иностранных дел ожидало, что он будет в состоянии не только сохранить все завоеванные земли, но и приобрести новые, то есть действовать наступательно.
«Сколько бы ни велики были удобности к расширению пределов наших в Персии, – сказано во всеподданнейшем докладе министерства, – кажется, что в настоящем положении дел предстоит более нужда ограничивать их, нежели оным пользоваться, ибо, сверх того числа войска, которое занимает важнейшие пункты грузинских и персидских границ, необходимо нужно иметь некоторое количество запасного войска, для отражения непредвидимых неприятельских действий со стороны Баба-хана. В противном случае развлечение военных сил может удобно разорвать сообщение отдельных пунктов с центром начальства.
Дабы не уронить приобретенного в Персии влияния, а наипаче после смерти князя Цицианова, который, поселив страх, между горскими персидскими пародами, приобрел от них личное уважение, сие запасное войско еще более нужно. Посредством оного производимые движения, оказательства (?) и при случае оборонительные стычки с неприятелем будут держать персиян в страхе и на некоторое время в неизвестности о действительном положении сил и предприятий российских.
Между тем новому главному начальнику, который имеет быть назначен на место князя Цицианова, поручить сделать экспедицию на Баку, не отлагая оную далее, как до настоящего лета, предписав ему, по взятии города, Хусейн-Кули-хана и наследников его лишить навсегда Бакинского ханства в наказание за злодейский его поступок. После чего приступить к учреждению новой линии по Куре, связывая оную военными постами и укреплениями даже до Елисаветполя.
О проекте
О подписке