Стоящий за спиной черного долговязый парень в камуфляже, очень сильно напоминающем мне эсэсовский пятнистый времен войны, заглядывая через плечо пишущего черного, быстро перекатывает информацию к себе на какую-то бумажку.
– Ишь, двоечник – шепчет Саша, глядящий туда же.
При этом небрежно лежащий автомат Саши смотрит дулом как раз на группку встреченных.
Николаич подносит к голове коробочку «Длинного Уха». Зуммерит у нас в кабине.
Саша дисциплинированно откликается. Оказывается, мы можем выйти размять ноги. Про охранение – не забываем.
Вылезаем из кабины. Снимаю на камеру встречу, при этом заметивший мои действия второй черный тут же решительно двигается в мою сторону, громко и грозно вопрошая:
– Кто дал разрешение на съемку?
И решительно тянется рукой к видеокамере.
Семен Семеныч ловко втискивается между нами. Саша передвигается вбок, открывая для себя директрису стрельбы, но тут оторвавшийся от записей пишущий начальник поднимает башку в зеленом шлеме (именно шлеме, а не обычной армейской каске) морщится и громко останавливает напарника:
– Леша! Это не журналисты, а мы не на задании. Уймись.
Леша унимается. Похоже, что спонтанно при виде камеры сработали вколоченные рефлексы.
– Закурить не найдется, мужики? – дружелюбно спрашивает он.
– Да вся команда некурящая собралась… – отвечает ему вежливый Саша.
– Здоровье бережете?
– Ага. Вот – Доктор не разрешает. И, к слову, у тебя в кармане неплохие сигареты.
– Чужие вкуснее, – откровенно лыбится Леша.
– Да-а ла-адно, как говорит Канделаки, скажи уж лучше, что так привычнее разговор начинать.
– И это тоже. Вы что, и впрямь из Кронштадта?
– Ага. Как в фильме, – замечает наш водитель.
– Каком фильме?
– Вот, уже молодежь подросла… Известно в каком: «Мы из Кронштадта».
– Не слыхал.
– Ясен день, не кунг-фу же…
– Да-а ла-адно, как ты сам сказал…
Пока они треплются, я доснимаю сцену встречи. Зачем – не знаю, но вдруг пригодится.
Немного прохожу вдоль ограждения трассы – хочется взять вид этой группы гипермаркетов получше. В операторском раже немного забываю про то, что на дороге может быть не вполне безопасно – что мне и выговаривает Сергей, стоящий на страже.
Наши найденыши тоже повылезали из своих машин, но разбрестись им не дали. Кучкуются, не отходя далеко. Объясняю Сереге, что неплохо бы пройти метров 50 – так будет и боковина видна этого комплекса, и фасады тоже.
Серега окликает мужиков-беженцев, чтоб смотрели по сторонам, и провожает меня, аккуратно и грамотно прикрывая. С его дудкой рядом мне становится куда спокойнее, и работать уже проще.
Замечаю то, что то ли упустил впопыхах, то ли только сейчас открылось с нового ракурса: на ветках деревьев у парковки трепыхаются несколько зомбаков, подвешенных как на гравюрах Колло, но при этом трепыхающихся… Дистанция невелика – видно в деталях. Ну, трепыхаются – сильно сказано. Скорее, шевелятся.
Кроме этой детали, замечаю еще будки на крышах. Сделаны, по моему разумению, из подвернувшихся под руку материалов, из двух дымок валит – печки, наверное, внутри.
Но это не самое важное – важнее то, что я точно вижу стволы как минимум трех пулеметов. Конечно, от современного противника – зомби – ДОТ не обязательно делать из бетона. И караулки на крышах поставлены грамотно: под прострелом и фас, и дорога, на которой мы стоим, и подъезды к магазинам. И сидеть внутри достаточно комфортно – это не под открытым небом за мешками с песком. Хотя какую-то защиту они там должны были бы поставить – мало ли кто с дороги пульнет…
Когда возвращаюсь обратно, группки уже расходятся – встреченные рассаживаются по своим грузовикам, наши тоже лезут по машинам. Грузовики берут резкий старт и быстро уходят от нас прочь. Мы придерживаемся прежней своей скорости – ну, типа, чтоб отснять все подробно, но я-то, посидев в УАЗе с вынесенными стеклами, понимаю, что на скорости не то что попугаи, подаренные нам так неожиданно, простынут, а и наши компаньоны заледенеют.
Саша рассказывает, что это сборная селянка из Медвежьего стана. (Вот уж имечко для поселка!) Там в куче оказались и заводские с предприятия, делающего взрыватели, и инженеры из соответственного НИИ, и полицейские (мы как раз с ними и разговаривали), учебка там для наркоконтролеров оказалась очень кстати, да плюс, конечно, местные, беженцы из Питера и все, кто живым добрался.
Вот вся эта орда подмяла под себя эту группу магазинов и худо-бедно их контролирует. Спрашиваю насчет того, кто тут висел. Вроде как, со слов этих полицейских, были стычки с несколькими группами не то бандитов, не то просто беспредельщиков.
– Чушь. Обычные пьяные мудаки, устраивавшие погромы в магазинах. На рупь выпил, на сто разбил и на тыщу нагадил…
– И что, за это сразу вешать? – несколько удивляется Саша.
– А почему бы и нет? – хмыкает Семен Семеныч. – Вот Доктор, небось, это и обосновать может легко.
– С чего бы это мне обосновывать?
– Интеллигентный человек, – Семен Семеныч хитро косит глазами в мою сторону – всегда с легкостью найдет оправдание любой мерзости. Неужели не сможете найти исторических примеров пользы жестокости?
– Это-то легко. Недалеко ходить – цивилизованные англичане несколько сотен лет вешали за все подряд – и за бродяжничество, и за мелкое воровство, и за все остальное…
И за дебош в лавке с нанесением ущерба – тоже вполне повесили бы…
– На это положено отвечать, – хихикает Саша, – что когда одних воришек вешали, другие тырили по карманам у зевак и, дескать, эта жестокость бесполезна – любимая отмаза либеральная в инете была. Причем не смущались тем, что это в точности соответствует их любимой фразе об английском газоне, который триста лет стричь надо, чтоб хорошим был.
– А на это положено отвечать, что потом вешали и этих воришек, и тех воришек, которые уже на их казни крали, – тоже вешали… Так что за сотни лет воспитали законопослушную публику. А незаконопослушную – банально повесили. И в Германии ровно то же было, и во Франции… Только в Англии это было пожесточе. Сиживали в инете, сиживали!
– Вот! – торжествует наш водитель. – Я же говорил – интеллигентный человек может оправдать все, что угодно!
А ведь подловил он меня, ехидина…
Дорога идет по неинтересным в плане выживаемости местам. Единственное, на что обращают мое внимание – какой-то хладокомбинат, стоящий в километре от дороги.
Да эти промышленные коробки уже осточертели до сблева… Да их же сотни!
Но я понимаю, что потом все эти видеоматериалы не один раз отсмотрят штабники в Кронштадте, и очень может быть, что по нашим следам пойдут группы для взятия под контроль жизненно важных предприятий, участков дороги или поселков.
Потому – снимаю и снимаю…
– О, сейчас, наконец, армейские должны быть, – замечает водитель.
– А что тут?
– Ржевский полигон имени соответствующего поручика. Самая здоровая пушка СССР тут стоит. Так и называется – Главный калибр Советского Союза! Только хрен доберешься – все под охраной.
– А вы откуда узнали? – поддерживает разговор Саша.
– Был в Финляндии – ездил на экскурсию на Мокрый остров, там такие же стояли. Финны хвастались, что их пушки в отличном состоянии, а вот наша, дескать – ржавая до визга.
– Это что, финны такие же пушки сделали, как СССР?
– Ага, как же… И та, и те – российские. И у финнов все-таки, думаю, калибром пушечки-то поменьше… Не уникумы.
– А, вон оно как… так тут и сейчас полигон?
– Не знаю. Но военные тут были точно. Хотя их сейчас куда меньше стало: вон казармы – так там сейчас страйк-бол. Типа пейнтбола, только для честных.
– Это как?
– Ну, в пейнтболе если попало – так сразу по краске видно, а в страйке – нет. Саша, сообщи Старшому – пикет впереди.
– Где? Дорога пустая же?
– У моста справа – явно блокпост. Дорогу перегораживать не стали, а вот расстрелять тех, кто прорываться попробует – раз плюнуть.
– Наблюдаю блокпост и патруль еще один.
– Где?
– Над КАД поперек – путепровод. Вот они на нем.
Ого! Серьезно у них тут все: на путепроводе стоит БТР, смотрит дудкой вниз, чуток подалее, за бетонными блоками, приземистая БМП и рядом с мостом – еще одна.
Только танков не хватает.
Мда, Ржевский полигон.
Сильно похоже, что нас тут ждали – на обочине довольно спокойно стоит группка вооруженных АК-74 людей. Явно вояки. Один из них машет рукой.
Послушно тормозим.
Николаич подходит к стоящим.
Видно, что здороваются.
Нам Старшой никаких знаков не подает, ведет себя спокойно.
Беседуют.
Незаметненько снимаю, что тут и как. Саша замечает еще пару БМП, обеспечивающих круговую оборону. Дорога тут под прицелом. Я тем временем обнаруживаю будки за машинами – ну точно, блокпосты.
Дорогу могут перекрыть на счет раз.
Николаич подходит к нам, открывает дверь.
– Вояки предлагают нам взять с собой десяток раненых и спрашивают: на семинар их медики могут прибыть?
– Что за раненые?
– Не знаю. Но получается так, что тяжелые.
– Ну, я так не против.
– Ага. Я уже согласился – нам броник придадут для усиления.
– С чего они про семинар узнали? Им что, звонили?
– Звонили – те мужички, что с нами пообщались у ИКЕИ. Языками…
– Что-то мне говорит, что особо нам выбора и не оставили?
– Не без того. Полностью добровольно… И отчасти принудительно…
– Ждать долго придется?
– Нет, у них уже все готово…
– Что-то не очень верится…
И действительно, минут пятнадцать ждем. Разговаривать под прицелом как минимум трех серьезных огнестрельных приспособлений не тянет, да и вояки выглядят уставшими – тоже не очень общительны.
Что странно – справа и слева у дороги разнесенные вдрызг пятиэтажки. Бои у них тут, что ли, были?
Наконец, выкатываются две машины – медицинская обшарпанная «таблетка» и фургончик. Следом катит БТР–70. Техники тут у них… Но коптит БТР изрядно, старенький уже, видно.
Вылезаю из кабины под снежок, иду к новоприбывшим. В кабине таблетки – двое.
Шофер нормален, а вот пассажир выглядит паршиво. Стучу в стекло со стороны пассажира. Чуток стекло опускается.
– Вы сопровождающий?
Шофер машет рукой – дескать, отсюда подходи.
Подхожу.
– Это больной – медиков с собой не брали, у них работы и так до дури, не оторваться.
– Больных много?
Шофер мнется.
– Слушай! Нам выбирать нечего под всеми этими дудками и под конвоем БТР. Все равно едем в больницу, так мне знать надо, что везем.
– А ты кто?
– Дед Пихто! Врач я.
– Че, серьезно? А что ты тогда не в больнице?
– Забыл тебя спросить. Что за больные?
– Да я без понятия. Во второй машине санитар – его и спрашивай. Вот этот рядом – кашляет. Это заразно?
– Нет… наверное.
Санитар во второй машине – сухонький мужичок под пятьдесят. Но, в отличие от шофера, замечает сумку у меня на заднице и потому не хорохорится. Всего больных – дюжина. Тяжелых – трое: у одного газовая гангрена, которую не удалось подавить, а ногу ампутировать он не дает – здоровый мужик, да и родственников у него полно, потом не расхлебаешь; девушка после аппендэктомии, но удаление прошло как-то не очень удачно, хотя вроде бы любой врач аппендицит удалить обязан уметь, а сейчас, вероятно, перитонит завязался; еще один – с явным столбняком, диагноз поставили с трудом – такого давно никто в глаза не видал. Остальные – вперемешку с обострениями хрони своей и прочими мирными и привычными бедами, тут в момент ставшими совершенно непереносимыми.
– Инфекционные болезни есть?
– Нет, все с этими хворями – вон, на поле. (Тычет пальцем в табор из палаток и вагончиков на пустыре).
– Решительно тут у вас.
– А что еще остается? Да, и не раздражайте командира БТР.
– С ним что?
– Зубы болят. Вторую ночь не спит. А стоматологов у нас нет.
– Мда… Подарочек… Учтите, если тащим укушенных или инфекционных больных, а вы меня не предупредили, будет очень плохо сначала мне, потом еще хуже – вам. Нет возможности кому-то из пациентов обратиться и перекусать остальных?
– Да не должны – на всех платки надеты, чтобы рта не открыть было. Ну, и присматривают друг за другом, разумеется.
– Жидковатая защита.
– А они вооружены. Частью. Кто повменяемее. В основном, кто вменяемые. И этот, с гангреной, сразу предупрежу – тоже с пистолетом… Но он пока тоже немного вменяем…
– Подарочек…
Из люка БТР высовывается злющая распухшая рожа, обмотанная какими-то тряпками, отчего похожа на футбольный мяч.
– Эй, ты, выкидыш свиной! Долго еще задерживать будешь?
– Я врач. Мне нужно, чтоб все пациенты доехали живыми. Это вы две ночи не спали?
– А то, твою мать, ты сам не видишь! Глаз нет, придурок?
– Вы пока тряпки эти смотайте с себя. Там компресс?
– Да ты очумел, живодер! Я же застужу еще хуже!
– Там у вас компресс?
– Ну да, со спиртом, чтоб грело!
– Нельзя греть снаружи. Только хуже будет. Снимайте все. А насчет хуже – вы считаете, что может быть хуже? По-моему, хуже некуда. Снимайте, снимайте!
– Отвечаешь? – недоверчиво спрашивает бедолага и испытующе таращит на меня запухшие глаза.
– Отвечаю. И пошлите кого-нибудь за горячим чаем в термосе. И лучше не сладким.
– Что, пить захотелось?
– Нет, это вам – рот полоскать, пока едем. Лучше бы шалфеем, или корой дуба заваренной, или водой с солью и содой, но и чай пойдет – главное, чтоб горячий.
– Ты что, серьезно? – всерьез удивляется новоиспеченный пациент.
– Совершенно серьезно. А сейчас я тебе таблеток дам.
– Уже давали. Пару горстей, бнах!
– Ничего, я правильные дам.
Что ж дать-то ему? А вот «найз» и дам. И пару темпалгина. А вообще-то, если б не кой-какой опыт – впору было бы в штаны наложить. Пациент, съехавший с катушек, способен наворотить черт знает чего – во время боевых действий раненые, бывало, и стреляли в медиков, а потом объяснить не могли, почему это делали…
А тут у пациента и автомат на плече, и крупнокалиберный пулемет…
Таблетки взял. Съел без запивки. Судя по слезящимся глазам и выражению лица, готов на что угодно, лишь бы чуток отпустило. Пару ночей ходить по стенкам – это воодушевляет сильно.
Посланный за чаем паренек оборачивается быстро:
– Во! Лучше, чем чай! Кофе с молоком! Сказал, что для больных!
– Мудило! Я ж тебе внятно сказал – чай! В жопу тебе кофе! – ревет командир БТР.
Влезаю в беседу, пока до смертоубийства не дошло:
– Нормально, кофе тоже годится! Горячий?
– Кипячий! – это паренек говорит.
– Тогда полощите рот, только не ошпарьте слизистые. Чтоб горячо, насколько терпимо. Но без ожога.
Мужик с перекошенной мордой – а раздуло его качественно, что особенно заметно после того, как он тряпки с головы смотал, – смотрит подозрительно:
– А ты точно врач?
– В чем сомненья?
– Да тебе один хрен – что чай, что кофе… Чтоб кофеем рот полоскать…
– Не один. Я вам внятно говорил: заварка шалфея или коры дуба – лучше. У вас есть заварка с шалфеем?
– Глумишься? Откуда тут шалфей?
– Ну вот. Принцип простой: снаружи греть больные зубы нельзя – лицо еще больше отечет, и боли будут интенсивнее. Греть надо изнутри – ополаскивая больную десну. Горячей жидкостью. Постоянно. Кофе – жидкость?
– Ну, жидкость.
– Вот и полощите. Приедем – найдем и шалфей, и стоматолога. Хотя зуб придется драть: бессонная ночь – прямое показание.
– А если не драть?
– Потом придется операцию делать на челюсти, потеряете пару-тройку зубов. И давайте закончим разговор – вам полоскать и полоскать…
Болезный улезает в люк. Подмигиваю пареньку и возвращаюсь к санитару.
– Это кто ж тут у вас?
– Да всякие разные, – и санитар перечисляет пару десятков предприятий, ВОХР, подразделения с Ржевского полигона и так далее…
Все-таки вернуться обратно в кабину – приятно. Трогаемся – ну, если не гора с плеч, то такой курганчик…
– А кроме вояк, тут кто еще? – интересуется мой напарник.
– Да всякой твари по паре: и ВОХР с завода, и заводские, и химики, и местные. Беженцев набрали еще… Монолитовцы тож…
Саша подпрыгивает:
– Какие монолитовцы?
– Гаражный кооператив здоровенный так называется. От них тут отряд самообороны. А что ты подпрыгнул?
– Не, так, ничего…
Прыскаю про себя с серьезной физиономией – явно Саша в «Сталкера» рубился…
Тем временем нам дают отмашку, трогаемся дальше.
На пустыре за блокпостами табор: яркие туристические палатки, строительные вагончики, автомобили. Пара вышек с силуэтами на них. В ту сторону как раз санитар показывал.
– Это что такое за цыганский лагерь?
– Беженцы, наверное. Санитар толковал, что тут у них инфекционные больные.
– Дык тут домов полно. Разместили бы в тепле.
– Ну, это типа карантина. А может, в домах места нет или опасно. Хотя если тут дизентерийные – лучше их в чисто поле.
Прокатываемся уже разросшейся колонной по Беляевскому мосту.
Тут меня дергают снять какую-то нефтебазу в полукилометре от дороги.
Встряхиваюсь. Чего-то замотался. Спать хочется сильно. Саша откровенно зевает.
– Эй, вы, кончайте зевать, – буркает Семен Семеныч. – Глядя на вас, и меня в сон потянуло! Хотите уехать в кювет? Не хотите – тогда давайте общаться. «Грачи» вы или кто?
Раз едете пассажирами – извольте увеселять водителя. А зевать да спать – себе могилу копать.
– А вот что вы так презрительно про «Жип Широкий» отозвались? Вроде бы «Чероки» получше УАЗа будет? – продолжает Саша уже вовсе забытую тему.
– Дык а как о нем отзываться? У джипа – и несущий кузов! Курам на смех. Далее – зеркала очень быстро начинают портиться. Все шильдики ржавеют за год. Ну, и с электрикой беда. Вот остановимся – спросите у Нади, что сейчас джип ведет: подогрев сидения работает или нет. Готов на рупь поспорить – не работает. А самое главное – коробка автомат для джипа. Если его по нашим дрищам гонять – выходит из строя на раз. Ну и получается: джип – девок в казино возить. А для этого джип не нужен. Это – понты. Самое смешное, что целая куча этих самых чероков – заднеприводные. Вот это уже понтее понтов. На брюхе – шелк, а в брюхе – щелк.
– О, а я вдруг подумал: можно же у Нади, кроме электроподогрева, и про подарки женщинам в больнице спросить! Она и женщина, и медик.
– Спохватились! Уже спросили. Она меня при всех в галошу посадила и плавать отправила.
– Когда это вы успели-то?
– Пока вы в «Макдональде» шарились. Мне эта мысль в голову тоже пришла. Я ее спросту и спросил.
– А она?
– А она глянула так и спрашивает: «Вы же вроде говорили, что женаты?»
Ага, говорю, уже двадцать шесть лет.
Она так картинно удивилась и заявляет: «И что, ваша супруга никогда колготок не носила?»
Ну и все. И сказать нечего. Конечно, колготки… Умыла девчонка, как маленького…
– Ловко! Действительно, все гениальное просто. И что будем делать?
– Есть у меня наколка на карте, где колгот куча.
– Сейчас приберем?
– Нет, сейчас не получится.
– А где колготы-то?
– Будете ржать – высажу.
– Не будем.
– В кузове моей фуры. На том же предприятии, откуда этот грузовик с бананами брали. Рядом с американцем этим как раз стояла.
– Семен Семеныч, при всем уважении – Бугага!
– Вот так и знал, что заржете.
– А что еще остается?
– Ржать внутренне. Про себя, с соответствующим выражением лица.
– Извините, но реакцию надо было обозначить, чтоб показать свое участие в беседе. Вот представьте – вы сказали, где колготы. А мы сидим с индифферентными мордами. Как-то не по-человечески… – приходится оправдываться мне.
– Ладно, проехали, – великодушно прощает нас шофер.
– А что вы про пушки рассказывали – интересуетесь вопросом?
– Нет, это так. По детским впечатлениям, – улыбается Семен Семеныч.
– А что за детские впечатления?
– Я перед армией в ДОСААФе на водителя учился. А положено было еще и работать: школу закончил, а до армии еще время оставалось – пока восемнадцать лет стукнет. Ну, и поработал некоторое время, пока прав не было, еще в Артиллерийском музее. Вот там пришлось пушки покатать.
– С чего это так? Там же они навечно поставлены?
– А как раз была реконструкция пятого зала.
– Это который про начало Великой Отечественной?
– Он самый. Там уже подиумы старые стали ломаться – пушку же для хранения вывешивать надо, а если она на колесах стоять будет, то наполнитель резиновый – гусматик – деформируется, и катить такую пушку будет нельзя.
О проекте
О подписке