3. Конфликт

Пробуждение моё было обыденным и скучным, серым настолько, что в первые его секунды, только открыв глаза, я даже не мог вспомнить событий минувшего дня – будто бы он ничем не отличался от предыдущих – и просто смотрел перед собой. Пялился в ровный металл стены, пытаясь найти в его шероховатой потёртости ответ на сотню нелепых вопросов. Где-то на краю моего сознания звенел тревожный звоночек догадки, но он был слишком тих, и я, развалившись на пустой кровати, не желал к нему прислушиваться. Это был мой свободный от огня и пепла день – день заслуженного отдыха! – и я не собирался тратить его на какие-то…

Малозначительные…

Глупости.

Проглотив вздох изумления, я подскочил на кровати и торопливо оглядел её от подушки до стыка со стеной – будто бы Майя могла очутиться в одном из этих мест – и лишь после этого, не обнаружив и следа девочки, резко развернулся к оставшейся части комнаты. И тут же замер, не найдя в себе достаточной наглости, чтобы вторгнуться в этот поглощённый инертностью мир.

Майя сидела там, у тумбочки, на выдвижном сиденье, о существовании которого я даже не знал, и разглядывала своё отражение в небольшом прямоугольном зеркале. Так близко – и в то же время на бесконечном удалении от меня, в совершенно иной стране, скрытой завесами непроницаемых стен.

Кажется, она совсем не обратила внимания на моё пробуждение – и просто продолжала смотреться в зеркало, изредка проводя ладонями по седым прядкам волос и зачем-то накручивая их на дрожащие пальчики. Её глаза, пустые и как никогда тусклые, как будто бы даже не видели ничего перед собой, оставаясь декоративной деталью дорогой игрушки – и не более того.

Я осторожно пересел на кровати лицом к Майе, и та, словно бы только сейчас обнаружив моё присутствие, едва заметно покосилась в сторону кровати.

– Я урод, – негромко произнесла она, кривя надутые от горя и разочарования губки. – Страшилище… Мерзкая… швабра…

Уронив на тумбочку несколько слезинок, девочка вновь вернулась к созерцанию своего отражения в зеркале и выхватыванию частых белесых прядей из неровного водопада золотистых волос.

– Глупости!.. – я зачем-то наклонился ближе. – Никакое ты не страшилище…

– Мама говорила, что волосы – одно из главных богатств девушки, – безразличный тон Майи пресёкся негромким всхлипом. – А я… У меня теперь даже этого не осталось…

Я промолчал, не представляя даже, какой ответ мог бы вывести девочку из этого мрачного тупика, а какой – замуровал бы её там ещё на несколько часов. Или даже дней.

– Уродина, – бросила Майя своему зеркальному двойнику. – Полосатая дура… Я пыталась найти хоть что-нибудь, чтобы отрезать эти… белые… штуки… Но тут… не нашлось ничего подходящего.

Девочка спрятала взгляд, и на миг я понял, что мог бы вовсе не проснуться этим утром. Найди та хотя бы слабое подобие лезвия или чего-то подобного – я уже был бы мёртв…

Подчинившись дурному предчувствию, я потянулся кончиками пальцев к горлу и, забыв о дыхании, нащупал там несколько неглубоких царапин с обеих сторон. Следы ноготков.

Она пыталась задушить меня во сне. Но не смогла. Слишком слабы были крохотные ладошки, и тупы – ногти. Однако… это была попытка убийства, а я… воин Империи, проверенный в бою и повидавший такое, о чём не сразу решишься рассказать даже на предсмертной исповеди – даже не очнулся ото сна. Девочка, которой я отдал больше половины армейской койки, спокойно перелезла через меня, обошла комнату в поисках оружия и, не обнаружив ничего подходящего, рискнула просто вцепиться мне в горло, а я… Я даже не проснулся.

Отсутствие реального противника действительно притупило моё чувство опасности. Притупило настолько, что я не ощутил его, даже встретившись с угрозой лицом к лицу.

А если бы девочка решилась опробовать на мне что-нибудь другое?.. Какой-нибудь простой, но смертоносный способ…

Передёрнув плечами от кошмарной реалистичности пришедших на ум картин, я постарался как можно скорее вычеркнуть их из памяти и заговорил с деланным спокойствием, так, словно не обнаружил никаких следов на своей шее:

– Ты хотела вырезать седые пряди?.. Без них ведь было бы… некрасиво…

– Всё лучше, чем так! – на лице Майи появилась гримаса полного отчаяния.

– Но это, насколько я знаю, не помогло бы… На месте срезанных волос выросли бы такие же белые…

Девочка никак не отреагировала на мои слова. Только поджала губы, уплывая всё дальше на лодке гнетущих размышлений.

Я осторожно подсел ближе к Майе и, заглянув в зеркало из-за её плеча, попробовал обнадеживающе улыбнуться – но улыбка моя разбилась о мрачное отражающее стекло, как будто бы даже не добравшись до взгляда мрачной девочки.

– Ну, перестань, – я заговорил мягким снисходительным тоном, от которого на языке появился противный сладковатый привкус. – Всё ведь не так уж плохо… Тебе даже идут эти белые полосы… Придают экзотический шарм…

– Экзотический?.. – отражение Майи стрельнуло в мою сторону глазками, но в вопросе девочки я расслышал не только сомнение, но и едва заметное любопытство. Она определённо готова была поверить мне – едва знакомому человеку, разрушившему её жизнь – и сама того очень хотела. – Ты… ведь… правду говоришь, да?..

– Конечно же, – улыбнувшись в ответ, я мысленно попросил прощения у всеведущего Императора за эту открытую ложь. – Я говорю правду и только правду!

Майя снова вгляделась в далёкие глубины зеркала – на этот раз куда серьёзнее и внимательнее. Повертела головой из стороны в сторону, будто маленькая модница, после чего поймала мой взгляд – посмотрела с недоверием, но уже чуть осмысленней, чем раньше.

– Ты ведь очень красивая, – я рискнул купить доверие Майи простейшей лестью. – Очень! И подобные… необычные… детали… только… подчеркнут… Эту красоту!

Каждое последующее слово я обдумывал дольше, чем предыдущее, и это явно не ускользнуло от внимания девочки. Чуть сощурившись, та уже разомкнула губы, чтобы уличить меня в обмане, когда взгляд мой упал на толстую книгу, что лежала на тумбочке у самых коленок Майи. Уцепившись за эту спасительную соломинку, я подхватил Имперское Слово и якобы невзначай поинтересовался:

– А тебе ведь двенадцать, да? Лет… Или… вы измеряли срок жизни чем-то другим?..

– Годами, – девочка посмотрела на меня, как умалишённого. – Как и все нормальные люди. И мне десять…

– Десять, – удивлённо повторил я, осознав всю глубину своего заблуждения. И мгновенно приняв загадочность мира детей. – Надо же… Просто… девочке, которая написала… Нет, участвовала в создании этой книги… Ей двенадцать, и… Я думал, тебе это может быть интересно…

Десять лет. Десять… Если бы я только знал с самого начала… Если бы только знал… И не начал сравнивать Майю с юной Авророй… Всё могло бы сложиться иначе, и в этой комнатке… сейчас находился бы я один.

– Мне десять, – повторила Майя с явным недовольством.

– Да, – я быстро отложил книгу в сторону и соскользнул с кровати. – Конечно, тебе десять… и ты… уже взрослая девочка, да?..

– Нет, – Майя нахмурилась. – Я ещё ребёнок и прекрасно это понимаю… Взрослой я буду только через три или четыре года.

– Ну, конечно, – я не умел общаться с детьми. Тем более, стремительно переходящими в разряд детей сердитых. – Конечно же, через три… или четыре… Ты станешь прекрасной юной леди и сможешь… многого добиться, да?..

Девочка посмотрела на меня как-то совсем не по-детски. Угрюмо и мрачно, с пронзительным пониманием в глазах. Пониманием собственной ничтожности и всей безвозвратной глухоты того тупика, в котором она оказалась по моей милости. И, быть может, это чувство не плавало сейчас на поверхности, но Майя определённо ненавидела меня и желала всей Империи за моими плечами самой страшной участи.

– Ты, наверное, голодна, – произнёс я, пройдясь взглядом по гладкой двери запертого шкафа. – Если хочешь, я могу отвести тебя в столовую и…

Даже не дослушав, Майя замотала головой и надула щёки, как если бы я дерзнул предложить ей нечто непостижимое по своей наглости и грубости.

– Значит, ты не собираешься никуда выходить, да?.. – я выдвинул осторожную догадку, продолжая изучать пространство крохотной комнаты. – Почему?.. Боишься незнакомых людей?.. Или…

– Я не хочу есть, – буркнула Майя, хмуря красивые брови. – И не буду. Совсем.

– Никогда больше?.. – закончил я за маленькую пленницу, отметив в себе эманации распухающего недовольства. – Собралась морить себя голодом?

Девочка не ответила.

Раздражённо выдохнув – злоба появилась сама собой, точно полчище насекомых, прятавшееся под огромным камнем спокойствия – я поднялся с кровати и, бросив последний суровый взгляд на свою новую подопечную, вышел из комнаты. Не знаю, что на меня нашло, но неблагодарность и наглое упрямство той, кому даровали жизнь – единственной счастливице! – вдруг показались мне удушающими. Ещё секунда – и я поднял бы маленькую гордячку за шкирку, как котёнка, и потребовал бы должного к себе уважения!..

В сердцах я снова дотронулся пальцами до следов, оставленных на моём горле ноготками Майи, и на этот раз не ощутил ничего, кроме леденящей кровь ненависти к этим варварским, бессмысленным народам, выходцы из которых готовы плевать в раскрытую ладонь и отвечать грубостью на открытое благоволение. Империя совершала правое дело, искореняя этих животных в человеческом обличье, и допущенная мною ошибка – излишнее доверие к человеку чужой крови – служила лучшим тому доказательством.

Заперев за собой дверь на несколько кодовых замков – как будто бы девчонка могла покинуть апартаменты и без этого – я несколько раз вздохнул полной грудью, приходя в себя, и неторопливым шагом направился к столовой, расположенной в хвосте транспортника уровнем выше.

Когда я вернулся в свою каморку – растеряв почти всю свою злость и заправившись порцией армейского завтрака – Майя сидела на кровати без движения, и, только ступив через порог, я обратился в бездвижную статую, пытаясь понять – что на уме у этой странной девочки. Скрестив ноги перед собой и подперев голову ладонями, она с выражением странной отрешённости пробегалась взглядом по страницам Имперского Слова – что само по себе заставило всё внутри меня возликовать от радости – и как будто бы вовсе не замечала моего вторжения в чертоги новоявленного читального зала.

Осторожно прокравшись вперёд, я поставил на тумбочку небольшую коробку с едой – утренний паёк, выпрошенный у повара специально для Майи – и уселся на самый краешек кровати. Так, чтобы не мешать маленькой читательнице постигать прелесть большой и умной книги.

«Имперское Слово», покоящееся на острых коленках девочки, казалось сейчас особенно внушительным и важным, а его страницы, изредка сменяющие друг друга на пути к Истине – будто бы тяжелели с каждой секундой, набираясь почтенного знания и стремясь поскорее излить его наружу.

Не выдержав, я подался вперёд и заглянул в книгу, стремясь узнать – что именно постигала пленница за время моего отсутствия, после чего спешно, по памяти, принялся цитировать в уме нужные выдержки и целые абзацы, к которым Майе только предстояло подобраться.

Но, заставив меня подавиться внутренним цитированием, Майя вдруг скривилась и отложила толстенный том в сторону, даже не удосужившись проложить закрываемую страницу одной из множества оставшихся на месте закладок…

И я уже открыл рот, чтобы задать несколько торжественных вопросов, как Майя вдруг заговорила первой. Скривившись, будто от зубной боли, она пожевала одними губами, кажется, не в силах сформулировать нужное предложение, после чего спросила прямо и без изысков:

– А кто такие… богословы?..

Я промедлил секунду, размышляя, стоит ли отвечать отрывками из Имперского Слова, или же найти более понятное для ребёнка определение, и, не определившись с точным вариантом, использовал их странноватую смесь:

– Это скверные люди, скверные и потерянные для общества! – я не сразу совладал с негодующим тоном, хотя изо всех сил старался сохранять спокойствие. —Большинство из них – если не все подряд – верят в небылицы вроде богов и демонов и… Часто посвящают целую жизнь иллюзиям несуществующего мира! Тому, чего нет и быть не может! Они как… как заразная болезнь – развращают слабые умы, заставляя ждать чуда от небес, деревянных статуй и волшебных книг!..

С последними моими словами взгляд Майи упал на том Имперского Слова – и я заметил во всём естестве девочки желание задать единственный неуместный вопрос…

– Именно эти дурные сказочные книжонки предлагал сжигать твой отец, – торопливо надавил я, жирной чертой отчёркивая «Слово» от поднятой темы. – Трактаты о глупых божествах и их версиях происхождения мира… Литературу фанатиков и слепцов!..

Майя, кажется, всерьёз растерялась под моим решительным напором. На её кукольном личике появилось выражение раздумья столь тяжёлого и глубокого, что мне даже стало неуютно за чрезмерную словоохотливость.

Наконец, собравшись с мыслями, девочка подняла взгляд и, подобравшись, точно затравленный ягнёнок, тихонько произнесла единственное слово:

– Нет.

Смутившись, я на секунду отвлёкся от беседы и попробовал восстановить в памяти ход событий – на случай, если какая-то их часть прошла мимо моего внимания – но, не обнаружив изъянов, закусил губу и решил просто дождаться продолжения слов Майи.

– Нет, – повторилась девочка, потупившись. – Папа не эти книги сжигал. Только плохие…

– Плохие?.. – переспросил я, тоном проводя перед собеседницей черту, которую не стоило переступать.

– Те, в которых говорилось о неравенстве людей и их веры… И… как бы… ты хороший, если веришь в одного с автором бога, а если не веришь – то тебя ждёт страшная смерть в… агонии… А многие… там даже за людей не считаются, если… ну… выбирают для себя другую веру. Папа говорил, что так нельзя… Нельзя делить людей на правых и неправых только потому, что так тебе говорит пара строчек с грязной страницы…

– Предположим, – процедил я, скосив взгляд на том Имперского Слова – книгу, по всем параметрам более чем подходящую под определение «плохой».

– А ещё… он… говорил, что важна, прежде всего, вера в себя самого. И свои силы… И… если вера в бога – то есть, хорошего, доброго бога – этому помогает… то почему бы… в него не… поверить…

Закончив, Майя поджала тонкие губки и вся сжалась, готовясь к взрыву моей ярости. Она прекрасно понимала, к чему всё ведёт – и всё равно упрямо продолжала гнуть свою глупую линию.