Я покинул ангар в тяжёлом молчании, представляя, как Кирилл мог бы забить Натали насмерть на том же самом месте, где та посмела бы поставить под сомнение верность Пути Императора – и он ведь, несомненно, прикончил бы её без сожалений и малейшего сомнения, лишил жизни талантливого механика за один только грех инакомыслия… И осознание это тревожным звоночком билось у меня в голове.

Конечно, Кирилл был бы прав! Но… Мне не хотелось терять Натали. Не таким образом! И потому я очень надеялся, что в следующий раз, желая излить свои дурные мысли, она сумеет удержать язык за зубами!..

Стиснув зубы, я посмотрел сверху вниз на безмолвный живой комочек, что покоился у меня на руках, и ощутил странное сомнение в правильности собственных действий. Каким-то диким образом Натали всё же умудрилась подействовать на меня и вселить лёгкую неуверенность в том, что спасённый от смерти человечек может быть не только привязан к прошлому – но и откровенно несчастен! Спасённый представителем самой могущественной стороны на планете, с перспективами, отличными от удобрения пеплом почвы…

Я негромко выругался и покачал головой, удивляясь собственной внушаемости.

Покинув ангар, мы вышли к перекрёстку из трёх низких, обитых прочным металлом коридоров с мелкой решёткой вместо пола, сквозь которую проглядывались сложные механизмы и заросли толстых проводов, и россыпью блеклых прямоугольных ламп у самого потолка. Слева и справа от меня, в глухих тупиках, располагались винтовые лестницы, соединяющие три основных уровня транспортёра с одним техническим, расположенным внизу, прямо меж громадных гусениц. Коридор же напротив – чуть ярче освещённый и лучше вычищенный – был пронизан серией боковых проходов, ведущих к внутренностям жилого блока. Здесь, надёжно спрятанные за слоями внешней брони, у самого основания металлического колосса располагались обиталища личного состава. Я мог бы назвать их каютами, комнатами или апартаментами – как угодно, на самом деле – но, наверное, ни разу так и не приблизился бы к истине… Эти крохотные каморки трёх метров в длину и двух в ширину, лишённые каких бы то ни было удобств, кроме самых необходимых, не соответствовали обычным представлениям о жилье, но, в то же время, предоставляли всё, что могло потребоваться имперскому солдату или инженеру: уединённость, личное пространство и – что самое главное – безопасность.

Мой жилой кластер был по обыкновению тих и тёмен: кто-то возносил молитвы Императору и Её Высочеству Авроре, скрывшись за непроницаемой стальной пластиной двери, другие отсыпались после ночных дежурств или штудировали тома Имперского Слова – и я, наверное, охотно присоединился бы к последним, если бы не странный живой груз, что тихонько посапывал в моих руках, то и дело норовя соскользнуть по гладкому покрытию пилотского комбинезона.

Мгновенно считав мой образ, телосложение и картину сетчатки, старенький, но надёжный сканер удовлетворительно зашуршал, и дверь моей каюты – толстый лист пуленепробиваемой брони – лениво уползла вбок, почти полностью скрывшись в заржавленной стене.

Мой дом на время военной кампании остался неизменным с тех пор, как я покинул его перед последним заданием: утопленная в стене справа койка была тщательно заправлена, а лежащая у её изголовья книга в потёртом красном переплёте – бережно заложена целой россыпью небольших разноцветных закладок. Тумбочка напротив входа – сплошной кусок металла с тремя выдвижными ящичками, впаянный в пол – была прикрыта отрезом рубиновой ткани с золотым шитьём, а прямо на ней, купаясь в ярких отсветах кровавой краски, сверкала небольшая круглая лампа. Слева же, теряясь в поверхности стены, располагался неглубокий шкаф, поделённый на две секции, предназначенные для разделения полевой и парадной одежды. На полу лежал обесцветившийся от времени коврик, на котором уже почти не осталось ворса – наследие давно минувших времён, каким-то невероятным чудом ставшее частью творимой истории.

В каюте пахло маслом и чем-то ещё, чем-то кислым и как будто бы металлическим на вкус – механические запахи проникали из машинного отделения сквозь щели пола в любое время, даже когда транспортники стояли без движения – но это неудобство не шло ни в какое сравнение с рёвом работающих двигателей и грохотом внутренностей машины, почти неразличимыми сейчас, но весьма явственными в пути.

Наверное, это место нельзя было назвать подходящим для ребёнка – тем более, юной девочки – но я, к сожалению, не мог предоставить лучших условий.

Осторожно пройдя внутрь помещения, я со всей возможной аккуратностью положил девочку на кровать, а сам, позволив себе вздох облегчения, поспешил избавиться от липкого костюма и переодеться в свободную одежду для тренировок – отчего-то взгляд упал именно на неё, а утомлённому нервной ночной работой разуму было уже не до капризов.

Когда я вновь повернулся к кровати, девочка уже как будто бы спала – во всяком случае, её глаза были закрыты, а маленькие кулачки уже почти перестали дрожать. Осторожно переложив томик Имперского Слова с кровати на тумбу, я прилёг рядом с выжившей – на самый краешек кровати – и ощутил странную гордость за собственное решение… Я был прав, решив подарить девочке жизнь, и доказательство моей правоты сейчас тихонько сопело рядом, измотанное и выбитое из жизни, но всё равно невыразимо милое и светлое. Чумазое личико казалось спокойным и умиротворённым, и я уже потянулся к нему, желая смазать пальцем особенно жирное пятно гари, когда в дверь вдруг постучали. Негромко, но настойчиво.

Я медленно втянул воздух сквозь зубы, разрываясь между возмущением и любопытством. С одной стороны, мне совсем не хотелось отстраняться от новообретенных комфорта и спокойствия, а с другой – было крайне интересно узнать, совпадало ли моё ощутимое предчувствие о личности неведомого гостя с действительностью.

Решившись, я осторожно отстранился от девочки и поднялся с кровати. Попробовал размять соскучившиеся по действию мускулы в надежде, что этого времени гостю хватит, чтобы назвать себя или вовсе уйти прочь, но, подгоняя меня, стук повторился вновь – глухой, наполовину съеденный толщиной двери, но всё столь же напористый, сердитый даже.

Я тяжело вздохнул и в два шага миновал расстояние до выхода. Тронул пластину магнитного замка и, ничуть не удивившись, встретил за отъехавшей в сторону пластиной брони два пылающих изумруда глаз, будто бы сверкающих ещё ярче в неухоженном полумраке жилого корпуса.

– Так и знала! – прошипела Натали, отпрянув назад. На ней уже не было рабочей робы – только свободные штаны и лёгкая белая маечка, едва-едва прикрывающая небольшую округлую грудь – но у меня всё равно не получилось увидеть в гостье кого-либо ещё, кроме задиристого юнца-механика.

– Что ты знала?.. – устало поинтересовался я, уже чувствуя направление грядущего разговора.

– Знала, что ты потащишь её, – пальчик Натали указал на девочку, что лежала в моей кровати. – В своё грязное логово!.. И… бросишь там, как куклу…

– Я просто уложил её спать!

– Просто уложил!.. – девушка злобно фыркнула, не переставая осуждающе покачивать головой. – Поразительно! А ты не подумал, что у неё могут быть какие-то ещё потребности?.. То есть… Ты даже не позволил ей смыть с себя остатки спалённого дома и… что если девочка просто хочет в туалет?.. Или испытывает голод?! У неё же нет этого вонючего костюма, вроде ваших, который мог бы принимать все выделения и без проблем их утилизировать!..

– Нат, Нат, позволь мне возразить, – я примирительно поднял ладони, надеясь, что боевой азарт собеседницы не зашёл ещё слишком далеко. – Я обо всём подумал: еду принесу позже, а обо всех остальных надобностях она, думаю, сообщила бы мне сама. Без твоего вмешательства.

– Сообщила… сама?! – лицо Натали исказилось и как будто бы стало старше: под глазами залегли глубокие тени, а в уголках губ прибавилось глубоких морщин. – Ты кем себя возомнил, Марк? Кем?.. – тихий голосок девушки с каждым словом набирал силу. – Родным братом?! Или, быть может, отцом?! Членом чёртовой семьи?.. – чуть не сорвавшись на визг, Натали сделала над собой усилие и продолжила уже совсем тихо: – Ты урод. Чудовище. Мразь, которая лишила её всего. С чего бы ей вообще с тобой разговаривать?..

Сделав шаг в коридор, чтобы тихо закрывшаяся дверь скрыла наш с Натали спор от спящей девочки, я раздельно произнёс:

– Я. Спас. Ей. Жизнь…

– Ты говоришь это так, словно вытащил её из какого-то стихийного бедствия… Но это… Это не так… Тебе всю жизнь придётся воздавать хвалы небесам, если девочка вообще промолвит хоть слово…

– Хвалы… небесам?.. – я зацепился за странное словосочетание, отчего-то почувствовав себя очень глупо – нет, не от пылкой тирады Натали, а одной только этой фразы. – Зачем кому-то вообще… разговаривать с небом?..

– Это единственное, что тебя зацепило, да?.. – Натали закусила губу и отвела взгляд в сторону. – Ну конечно, как же иначе… Знаешь, Марк, у моего народа так принято. Мы верим, что оттуда, сверху, на нас смотрит Пятёрка Творцов – и именно их волею с людьми происходит то, что должно происходить…

– Твой народ?.. – удивлённо переспросил я, окончательно запутавшись. Я никогда прежде не интересовался прошлым Натали и её взглядами на жизнь – в этом не было необходимости – и теперь получал больше ненужной информации, чем мог осилить за раз.

– Это ведь так удивительно – встретить среди подданных Империи не-имперцев, да?.. Или ты думал, что цвет моей кожи – это результат воздействия света от сварки? Полноценный стойкий загар, без проблем и переплаты! Вот это успех, не так ли? – тон Натали скатился от едкого сарказма к тяжёлой, гнетущей обречённости. – Мы просто существовали у границ вашей Империи сетью разрозненных общин. Старались устраивать быт, верили в Пятерых и не делали никому зла. Пока не пришли солдаты…

– И почему же ваша Пятёрка не защитила своих фанатиков?.. – я зачем-то попытался надавить на девушку. Как будто бы злая желчь могла запросто выбить всю еретическую дурь из головы Натали.

– Я не знаю, – Нат пожала плечами и отстранилась от меня, пряча взгляд. – Наверное, Они дали нам такое испытание, чтобы проверить нашу веру и в нужный час… освободить всех истинно праведных от этих оков…

– А может, военный кулак Империи во главе с самим Императором просто оказались сильнее ваших оккультных духов?.. – мой вопрос подействовал подобно удару – заставил девушку согнуться вдвое и схватиться за майку на животе в приступе дикой ярости.

Выстрелив мне в голову взглядом ярких зелёных глаз, Натали не произнесла ни слова. Только ноздри её бешено вздувались от частых гневных вдохов, но этого было недостаточно для победы в споре. Я был прав, и с этим уже ничего нельзя было поделать.

– Какой же ты… упрямый дурак, – процедила девушка сквозь зубы, щурясь от бессильной злобы. – Типичный имперец…

Мне нечего было сказать в ответ. И, вместо этого, я попробовал перевести тему:

– Но твоё государство… твой народ… Выходит, вы стали одним из первых камней у основания императорского трона?..

– Вы так отзываетесь о жертвах своей агрессии? Мило, мне нравится, – Натали горестно фыркнула. – Но ты прав. Мы попали под удар одними из первых. Я тогда была совсем ещё ребёнком и плохо помню детали, но… Этот кошмар до сих пор приходит ко мне во снах. Грубыми, размазанными картинами. Тогда в одночасье не стало ни моего города, ни большой семьи, ни духовных братьев по церкви…

– Но ты выжила, – с нажимом произнёс я, пытаясь подчеркнуть важность самого факта.

– Это не жизнь, Марк, не жизнь! Крутиться среди людей вроде тебя, озабоченных только лживыми идеями какого-то фальшивого пророка, не имеющего отношения ни к Пятёрке, ни даже к их самым дальним посланникам… Лучше бы я умерла вместе со всеми…

Я хотел сделать шаг вперёд и влепить Натали хорошую пощёчину за ересь в адрес Императора и его священных догм, но не смог. Не смог даже сдвинуться с места.

– Я понимаю эту девочку лучше, чем кто-либо другой, – Натали поджала губы, сдерживая рыдания. – Меня ведь тоже «спасли» чудовища вроде тебя…

Она умела говорить с кавычками. Произносить слова так, что слушателю оставалось только поёжиться от пугающей двойственности их смысла.

– И посмотри, чего ты добилась! – я всплеснул руками, пытаясь прогнать секундную оторопь. – Стала ведущим инженером имперской гвардии! Уважаемым человеком и ценным специалистом!

– Да, – Натали безрадостно усмехнулась. – Я просто гений машиностроения. Довожу до ума технику, которая прольёт кровавые дожди по всему материку просто потому, что этого захотелось кучке жадных до власти маньяков… Моей участи можно только позавидовать, не так ли, Марк? Это ведь так здорово – наблюдать, как с твоей лёгкой руки машины смерти отправляются в очередной рейд, чтобы сотворить с кем-то ещё то, что некогда сделали с тобой. Просто потрясающе, Марк. Изумительная участь. Хотя я жадина и не пожелала бы её даже тебе… И… никому больше…

– Ты утрируешь, – сухо одёрнул собеседницу я. – Если бы всё было так плохо – ты просто перестала бы этим заниматься.

– Да, – Натали нервно закивала. – Да, да, наверное! Наверное, я утрирую… Преувеличиваю! И мне действительно нравится вычищать человеческие останки из вашей брони! М-м-м, горелое мясо!.. Лучше и не придумаешь! Но, проклятье, знаешь, что злит меня больше всего, Марк? Знаешь?

– Нат, хватит!..

– Меня бесит, что я ничего – абсолютно ничего! – не могу с этим поделать!

С сиплым воем хлопнув себя ладонями по щекам, Натали рухнула на колени и тут же отвернулась к противоположной от меня стене. Сжалась в крохотный комочек, и уже так, сквозь слёзы, продолжила:

– Было время, когда я ещё могла всё это оборвать, покончить с собой и раствориться в пустоте, но… Теперь уже слишком поздно! Слишком! Я увязла в этой грязи по самое горло! И не смогу выбраться… Потому что это – часть моей жизни… И ты… ты тоже… Как я могу бросить всё это? Кто вместо меня будет заниматься улучшениями вашей брони?.. Прикручивать разные забавные устройства, которых нет и не может быть в чертежах – потому что тупой имперский очкарик-учёный не представляет, что такое полевая работа и что необходимо настоящему солдату… Я привыкла к такой жизни, Марк. И это… Разрушает меня изнутри… Сжигает каждый новый день до состояния грязного праха…

Исповедь Натали оставила меня без слов. Но она и не ждала ответа от имперского вояки. Просто выпалила разом всё, что копила в себе долгие годы – и только потому, что нашла, возможно, единственного слушателя, который не отправил бы её в печь с табличкой «еретик» на шее…

– Ненавижу вас всех, – выдохнула Натали, утирая слёзы. Она уже пережила главный удар приступа истерии и теперь просто пожинала сопутствующие плоды: мучилась дикой головной болью, разбухшими от слёз веками и неровным, полным всхлипов дыханием.

Она пришла сюда не из-за девочки. Нет. Та была только катализатором, последней каплей в чаше терпения, что позволяла Натали встречать каждый новый день с высоко поднятой головой.

– Ты… только перед Кириллом… ничего подобного не произноси, – зачем-то посоветовал я. Просто чтобы разбавить угнетающую глушь после минувшей бури.

– Кирилл?.. – кажется, Натали не сразу поняла, о чём вообще идёт речь. – Кир… Кирилл?! Опять?.. Ты только о нём и говоришь круглые сутки?.. Что за болезнь, Марк?..

Натали обернулась через плечо, взглянув на меня с неподдельной обидой и даже едва заметным возмущением.

С трудом выдержав этот взгляд, и не отвернувшись, я пожал плечами и с максимальным спокойствием произнёс:

– Я просто забочусь о тебе, только и всего…

– Обо мне, – Натали закатила глаза. – Если бы ты заботился обо мне, то не засорял бы фильтры… всякой… мерзостью, – последнее слово она произнесла с явной неприязнью к самой себе, наверное, чувствуя вину за столь пренебрежительное отношение к тому, что могло быть человеческими останками. Пусть и очень малой их частью.

Возникла тяжёлая пауза, прерываемая только шмыганьем Натали и моими неловкими покашливаниями. Коридор был пуст и глух к нашим спорам, и, если за окружающими нас дверями жилых каморок кто-то и мог нас услышать – то не подавал никакого вида. И… Я совершенно позабыл об обитателях этого места – тех, кто мог бы рассказать о нервном срыве Натали тем, кто был бы в этом крайне заинтересован…

Будто бы прочитав мои мысли – хотя, скорее всего, легко догадавшись обо всех сомнениях по выражению моего лица – Натали криво усмехнулась и промолвила едва слышно:

– Я отправила всех рабочих из этого блока на дополнительную проверку деталей грузовика, а местные солдаты или на задании, или крепко спят…

– Всё предусмотрела, – заключил я, ощутив странный дискомфорт. Меня как будто бы использовали в одном из шагов продуманного плана – и это несколько обескураживало. Пусть даже речь шла о Натали, а не какой-то там штабной шишке.

– Наверное, это было мне необходимо, – девушка грустно улыбнулась самой себе, глядя в ровный металл стены. – С этой работой… Иногда забываешь, что можешь испытывать какие-либо эмоции, и… Я предполагала, что сорвусь…

– Я… понимаю, – ответил я, хотя едва ли мог понять и десятую долю того внутреннего мира Натали, что мне открылся за один только этот разговор на повышенных тонах.

– И всё же… – губы Натали дрогнули. – Девочка… Предоставь её мне… Хотя бы на полчаса. И… я позабочусь о ней… попробую…

– После всего, что ты наговорила?..

– Знаю, знаю, – девушка хохотнула, давясь слезами, и подняла руки над головой, словно преступница, пойманная на месте ограбления. – От меня теперь очень странно ждать чего-то хорошего, но… Я не буду её убивать. И толкать к самоубийству тоже – хотя видят небеса, очень того хочу… Ты получишь её в целости и сохранности…