26 октября президент Джон Кеннеди получил послание от советского лидера Никиты Хрущева, в котором тот сообщил, что его правительство уберет свои наступательные ракеты и уничтожит их пусковые установки на Кубе, если США снимут блокаду и дадут обязательство не вторгаться на Кубу, а также уберут свои ракеты с территории Турции. Это послание было передано по частям в американское посольство в Москве незадолго до десяти часов утра по вашингтонскому времени, из Москвы оно было отправлено телеграфом в Государственный департамент…
Было девять часов вечера, когда Государственный департамент получил ту часть письма, в которой Хрущев призвал американского президента «проявить государственную мудрость» и дать гарантию не вторгаться на Кубу в обмен на вывод советских ракет.
Отбой боевой тревоги! Отбой всем тревогам! Мир устоял… «Бери шинель, пошли домой». Но дом за тысячи миль. А как их пройти, если у тебя заклинило все три дизеля?
Капитан 1-го ранга Виктор Паршин, инженер-механик Б-130:
«У меня из трех главных двигателей два вышли из строя… Потому что когда лодку качало, то корма поднималась из воды и винты вращались в воздухе, двигатель без нагрузки шел вразнос, вся лодка дрожала. Именно в шторм и поломались шестерни в двух главных двигателях. Главные шестерни, которые приводят в движение фактически воздуходувку, работу всего двигателя организовывает. Поломались зубья, а шестерни огромные – больше метра… И сломанные зубья, когда оголялись винты, начали застревать между другими зубьями шестерни, и полетели шестерни переднего фронта всех трех дизелей. Заводской брак.
Это была катастрофа! После поломки и третьего дизеля мы всплыли в надводное положение и семнадцать раз посылали радиодонесение в Москву о состоянии лодки. Наконец пришел ответ. Нам обещали выслать на помощь спасательное судно СС-20, которое должно было взять Б-130 на буксир».
Командир Б-130 капитан 1-го ранга Николай Шумков:
«Нам приказали идти в точку встречи с буксиром, который должен был дотащить нас до родных берегов. Но буксировка не понадобилась, мы сами дошли. Какая там буксировка в шторм?! Трос не завести – или лопнет, или людей с палубы посмывает…»
Вдогонку советским подлодкам, возвращавшимся домой, летели не только угрозы и проклятия. Президент США Джон Кеннеди послал им телеграмму, в которой благодарил командиров подлодок за мужество, хладнокровие и здравомыслие.
Капитан 1-го ранга Владлен Наумов, штурман Б-36:
«Возвращение проходило в более спокойной обстановке, хотя море изматывало качкой. Мне же, как штурману, ненастье досаждало слепым небом без солнца и звезд. Над душой стоял флагмех бригады с логарифмической линейкой и требовал точные сведения о пройденном пути: он замерял расход топлива и его остаток. Хватит, не хватит? От этого зависело решение – вызывать танкер или нет. Я прекрасно понимал, что в случае ошибочности моих расчетов корабль может остаться без топлива. А что такое потеря хода в предзимнем море, легко представит каждый моряк. Наконец в прорехе плотной небесной пелены мелькнули звезды. Мы с лейтенантом Масловым тут же их взяли и бросились в рубку определять место».
А место корабля в океане тогда определяли с помощью древнего мореходного прибора – секстана. Для этого нужны были либо солнце, либо звезды. Но шансов увидеть их в осеннем небе у штурманов-подводников было немного. И тогда место определяли «по счислению»: то есть рассчитывали пройденный по заданным курсам путь. Или по изобатам на карте – линиям глубин. Но тут был риск ошибиться миль эдак на десяток-другой-третий. А это значит, что лишние тонны и без того дефицитного топлива будут сожжены зря. И тут пригодился фронтовой опыт подводников Великой Отечественной войны.
Командир Б-36 Алексей Дубивко:
«Пришлось, используя опыт подводников в период Великой Отечественной войны, идти на солярке, смешанной с машинным маслом. Но это очень сложный режим для дизелей, и, естественно, дым, пуски очень затрудненные, нагарообразование. В конце концов, можно прийти даже на масле, в принципе… Если его хватит, конечно.
В районе Лофотенских островов к нам подошел наш танкер, но из-за штормовой погоды заправиться мы не смогли. Так и прошли Норвежское море на солярке, разбавленной маслом. Однако на траверзе острова Медвежий закончилось и это импровизированное топливо. Баренцево море пришлось пересекать под электромоторами».
В Полярный вернулись перед самым Новым годом. Вернулись со щитом. Вернулись все – целые и невредимые. Вернулись без единого трупа на борту, чего не скажешь об иных куда более мирных «автономках».
Встретили агафоновскую бригаду хмуро.
Капитан-лейтенант Владимир Булгаков, офицер подводной лодки Б-36:
«В Полярный мы прибыли в конце ноября. Было уже совсем холодно. На базе нас никто не встречал. Сами ошвартовались. Не было ни салютов, ни оркестра… Вернулись, как уходили тайно, так тихо и вернулись. Командиры пошли на доклад командованию, а экипажи остались на лодках. На береговой базе нас не торопились размещать, а значит ни помыться, ни отдохнуть в нормальных условиях. Обидно… Не торопились и ставить нас на все виды довольствия до тех пор, пока не вмешался Командующий Северным флотом адмирал Касатонов».
Командир Б-36 Алексей Дубивко:
«Из всех лодок бригады мы возвращались в Полярный последними. Встречал нас лишь начальник штаба нашей бригады капитан 2-го ранга Архипов. Его высокая фигура одиноко маячила на причале. Сходили мы на берег с высоко поднятыми головами, с чувством до конца выполненного долга перед Родиной, с осознанием того, что мы не уронили честь советских подводников, сохранили верность присяге, воинскому долгу и Военно-морскому флагу!
Наши друзья-подводники с других лодок искренне радовались, что мы вернулись здоровыми и живыми. При встрече с нашими офицерами член Военного совета флота контр-адмирал Сизов честно признался: “А мы вас живыми и не ждали!”».
Штурман Б-36 Владимир Наумов:
«Разбор похода на сборе командного состава носил странный характер. Перед заслушиванием доклада всех предупредили, чтобы докладчика не перебивали и вопросы не задавали. Всех четырех командиров кораблей обвинили во всех смертных грехах. Были и просто хамские заявления о том, что лодки всплывали, несмотря на достаточно высокую плотность электролита. Возгласы возмущенного изумления были тут же подавлены».
Из Москвы в Полярный приехали, как выразился один из командиров, «седые мужчины с мальчишеской искрой в глазах; и с большими лопатами – дерьмо копать». У комиссии из Главного штаба была одна задача: назначить виновных «за потерю скрытности». Никто из проверяющих не хотел брать в толк ни обстоятельства похода, ни промахи московских штабистов, ни реальное соотношение сил. Лишь профессионалы понимали, какую беспрецедентную задачу выполнили экипажи четырех лодок. Понимал это и командующий Северным флотом адмирал Владимир Касатонов, который и не дал на заклание ушлым москвичам своих подводников. Более того, подписал наградные листы на всех отличившихся. Даром что в Москве эти представления положили под сукно…
Некоторое время спустя командиров подводных лодок вместе с начальником штаба бригады капитаном 2-го ранга Архиповым вызвали в Москву на коллегию Министерства обороны СССР, которую проводил тогда первый заместитель министра обороны СССР маршал Гречко.
Волею судеб в том замечательном кабинете, в котором когда-то восседал легендарный маршал Жуков, побывал недавно и я. Не без трепета вошел в просторную приемную. Представил, с каким волнением входили полярнинские подводники в высокие – в три человеческих роста – дубовые двери министра обороны, прикрытые, словно знаменами, темно-коричневыми портьерами. В кабинете массивный письменный стол с сидящим на пеньке Лениным, напольный глобус, светопанель для карт… И картина «Последний бой “Варяга”».
На той коллегии присутствовали и представители ЦК КПСС. Все было чинно и строго. О трудностях похода министр обороны маршал Гречко слушать не стал. Он не мог понять, почему подводные лодки должны были всплывать, чтобы подзаряжать батарею? Они же атомные, какие тут батареи? Уяснил одно: нарушена скрытность, подводники всплывали и оказывались на виду у американцев.
Командир Б-4 капитан 1-го ранга Рюрик Кетов:
«Вопросы на коллегии задавали один чуднее другого. Коля Шумков, например, докладывает о том, что вынужден всплывать для зарядки аккумуляторных батарей. А ему вопрос:
– Какая такая зарядка? Каких там батарей? На каком расстоянии от вас были американские корабли?
– В полукабельтове.
– Говорите по-русски! В скольких метрах от вас находились американцы?
– Метрах в пятидесяти.
– Что?! И вы не забросали их гранатами?!
Дошла очередь и до меня. Спрашивают.
– Почему по американским кораблям не стрелял? – кипятился Гречко.
Отвечаю:
– Приказа не было.
– Да вы что, без приказа сами сообразить не смогли?
Тут один из цековских дядечек постучал по стакану. Маршал, как ни бушевал, сразу притих. Мы еще раз пояснили, что ходили мы на Кубу на дизельных подводных лодках, а не на атомных. Дошло!
– Как не на атомных?! – закричал маршал, сдернул с носа очки и… хвать ими по столу! Только стекла мелкими брызгами полетели.
Оказывается, высшее военно-политическое руководство страны полагало, что в Саргассово море были направлены атомные подводные лодки. Позднее стало известно, что одну атомную лодку все-таки планировали послать на Кубу, но выявилась какая-то неисправность, и поход атомной лодки отставили. А лукавые царедворцы не стали передокладывать Хрущеву, какие именно лодки ушли на Кубу. Сделали акцент, что подводные лодки отправились с атомным оружием. Так оно и засело в мозгах – “атомные… лодки”».
Слава богу, что у капитана 1-го ранга Агафонова и его командиров хватило выдержки и государственного ума, чтобы не стрелять по американским кораблям, не ввергать мир в ядерный апокалипсис. И главнокомандующий Военно-морским флотом СССР Сергей Горшков, перечеркнув проект разгромного приказа, начертал: «В тех условиях обстановки командирам ПЛ было виднее, как действовать, поэтому командиров не наказывать». Кто-кто, а уж он-то знал, что и после принудительного всплытия, оторвавшись от конвоя, подводные лодки до последнего дня кризиса продолжали таить угрозу для американского флота.
И все-таки маршал Гречко остался недоволен действиями полярнинских подводников.
– Я бы на их месте, – мрачно заявил он в кругу коллег, – вообще не всплывал.
Все было так, как в дурашливой армейской песенке:
Наутро вызывают
В особенный отдел:
«Что же ты, подлюка,
В танке не сгорел?!»
Из воспоминаний командира бригады капитана 1-го ранга Виталия Наумовича Агафонова:
«А потом приехал Фидель Кастро. У вождя кубинской революции было другое мнение о роли советских подводников в Карибском кризисе, и он попросил представить ему героев Саргассова моря. Ему и представили… В общем строю на североморском рейде стояли и все четыре лодки 69-й бригады. После официальной церемонии Б-36 и еще одну дизельную ракетную подводную лодку 629-го проекта, не ходившую под Кубу, поставили у причала. Длинный и высокий корпус ракетоносца загораживал тощую “букашку”. Напрасно капитан 2-го ранга Дубивко, ближе всех прорвавшийся к Кубе, ждал на мостике высокого гостя. Его отвели на ракетоносец.
Для меня так и осталось загадкой, почему Фидель не посетил Б-36. Видимо, наше руководство решило, что подводный ракетоносец произведет на него большее впечатление своими размерами, а главное – наличием на борту мощных баллистических ракет».
Скорее всего, так оно и было.
Итак, «командиров подводных лодок не наказывать». Есть такая грустная шутка: лучшая награда на флоте – «не наказывать». Не наказали. Но и не наградили. Не наградили за мужество, за стойкость, за хладнокровие, за сообразительность, за готовность выполнить любое приказание из Москвы… Нарушили скрытность? Так не по своей вине.
Вот точная оценка того, что случилось.
Из доклада начальника штаба бригады вице-адмирала В. Архипова:
«Обнаружение наших подводных лодок стало возможным только при таком массированном использовании противолодочных сил США, которое можно поддерживать лишь кратковременно. Это признают и в самих США. Об этом же говорит и тот факт, что подлодки Б-36 и Б-59 после зарядки батареи сравнительно легко оторвались от сопровождавших их сил.
Замечу также, что все четыре лодки не были приспособлены для плавания в условиях жаркого климата, высокой солености воды, механизмы их еще не были обкатаны, притерты, испытаны… Некоторые поломки невозможно было устранить своими силами, и они накапливались… Поломки матчасти на кораблях явление нередкое не только на нашем флоте. По официальным данным, на американском флоте за период 1960–1968 годов только аварий и катастроф произошло 35, а поломки никто и не считал. Во время кризиса на противолодочном авианосце “Рэндолф” вышел из строя главный котел, и он вернулся в базу».
На тридцать три года, как в недоброй сказке, была заколдована слава 69-й бригады дизельных подводных лодок Северного флота. Бесценный боевой опыт засекретили и хранили за семью печатями, доводя его до специалистов лишь «в части касающейся». И все-таки это была победа! Обидно, что без должного анализа ее посчитали поражением. А ведь скрытное появление четырех подводных лодок за чертой морской блокады, посреди развернутого ордера, уже само по себе – огромный тактический успех. В любой момент каждая из подводных лодок могла выполнить приказ из Москвы – нанести ядерный удар. Армада противолодочных сил американцев так и не смогла выполнить указание президента Кеннеди – «держать всплывшие русские лодки всеми силами и средствами». Зарядив на поверхности аккумуляторные батареи, подводники погружались и всякий раз, несмотря на огромную численность преследователей, отрывались от них и уходили. Месячное противоборство бригады подводных лодок Северного флота с противолодочными силами американцев в обстановке, близкой к боевой, без сомнения, способствовало советскому правительству оказывать давление на американскую сторону и в целом помогло выйти из кризисной ситуации.
Низкий поклон подводнику-североморцу контр-адмиралу Георгию Костеву, который первым публично поведал о подвиге своих товарищей по оружию.
Командир представил лодочного врача капитана медслужбы Ивана Буйневича к ордену. Но наверху решили: молод еще, пусть послужит. И Буйневич служил, и высшим кредо его были слова поэта-фронтовика: «Не надо ордена, была бы Родина…»
Мне лишь однажды довелось встретить Виктора Ивановича в качестве главного врача санатория Северного флота «Аврора» в Хосте. Я прибыл туда зимой по путевке, знать бы тогда, что за человек возглавлял это богом хранимое заведение. Но не знал, как не знали и все прочие отпускники-отдыхающие, как наверняка не знал и весь медперсонал «Авроры»…
Зато с его сыном, Дмитрием Викторовичем, который пошел по стопам отца и стал врачом, у меня завязалась переписка.
«Отец у меня белорус, жил на оккупированной территории в селе Любишино Червеньского района, это Минская область, – сообщал Дмитрий Викторович. – Папа рассказывал, что, когда соседнюю деревню спалили немцы, они с семьей убежали в лес и долго жили в лесу. У него по жизни было трепетное отношение к еде. Это нельзя назвать культом, но по его правилам нельзя было оставлять несъеденную еду, тем более выбрасывать ее…
Он все время пропадал на работе, и я даже не помню, когда мы, попросту говоря, валялись, отдыхали, бездельничали. Он постоянно пребывал в каком-то движении, действии… Наверное, это было свойственно всему его поколению. Тому поколению, которое прошло через горнило войны и знало цену и труду, и хлебу, добытому этим трудом…
Весь экипаж был представлен к наградам. Отцу, ему было 29 лет, “светил” орден Нахимова. Но никто не получил никаких наград. Потому что высокое командование осталось недовольно результатами похода… Службу отец закончил в Сочи – в чине подполковника медицинской службы. Скончался он на 81-м году жизни – 31 октября 2013 года…»
Ведущий сотрудник Института военной истории полковник Александр Гуляев:
«Можно предположить, что весь Карибский кризис, по крайней мере то, как вели себя США, – это решение их внутриполитических проблем, но играя с огнем, ставя мир на грань каких-то серьезных потрясений. Фидель Кастро был прав, Америка понимает только силу и любую слабость воспринимает, вернее, любые уступки и готовность договориться воспринимает как слабость, выдвигает все новые и новые требования. Поэтому нужно быть сильными.
Задачи, поставленные правительством Советского Союза в политическом плане, были выполнены. То есть Кубе была дана гарантия безопасности. США отказались от своих планов о нападении. С другой стороны, продемонстрировав и решимость, и готовность защищать своих союзников, СССР повысил свой статус в качестве лидера социалистического мира за счет того, что удалось добиться согласия от американцев убрать ракеты средней дальности из Турции. То есть вопросы военной безопасности также нашли разрешение».
Говорят, история повторяется, но каждый раз со своими особенностями. Наблюдая сегодня в США политическую свистопляску, связанную с выборами президента, с внутренним положением в стране, нельзя не заметить параллели в судьбах Джона Кеннеди и Дональда Трампа. Нельзя не заметить авантюризма некоторых высокопоставленных «ястребов», которые готовы ввергнуть мир в очередной кризис, подобный Карибскому, поставить мир на грань войны ради своих политических выгод; они снова готовы загнать наши страны в ядерный тупик… Тогда, в Саргассовом море, им это сделать не удалось: ситуация свелась к вынужденному паритету. Сегодня у нас качественно иной подводный флот, как и все вооруженные силы в целом.
Большая часть матросов агафоновской бригады была рождена в грозовом 1941 году. Тогда, в 1962-м, их бросили под американские авианосцы, как в 41-м бросали пехоту – их отцов – под немецкие танки. Вдумайтесь в этот расклад: на каждую подводную лодку, пришедшую в Саргассы, приходилось по противолодочному авианосцу (40 самолетов и вертолетов) и свыше пятидесяти кораблей, оснащенных новейшей поисковой электроникой. И это не говоря уже о том, что поле брани освещалось системами СОСУС и «Цезарь». За всю историю мирового подводного флота никому и никогда не приходилось действовать во враждебных водах против такой армады противолодочных сил! Тем не менее «великолепная четверка» бросила вызов американскому флоту и вела свою, пусть и безнадежную игру умело и дерзко.
Национальный герой России (даром что ей неведомый) капитан 1-го ранга в отставке Виталий Наумович Агафонов жил в свои последние годы на дальней окраине Москвы, за Выхином, на улице Старый Гай. Комбрига и его подводников американские телекомментаторы называли «пиратами Саргассова моря». Соседи Агафонова очень бы удивились, если бы им сказали, что этот седенький божий одуванчик был когда-то главой «пиратов Саргассова моря»: ни тебе черной повязки, ни тебе попугая на плече.
О проекте
О подписке