Казачий поэт Николай Туроверов

Николай Туроверов…

Российский фонд культуры открыл это имя для современных русских читателей. Первая книга Николая Туроверова, составленная моим коллегой по Фонду культуры – Виктором Леонидовым, вышла в свет в России в 1999 году. Она называется: «Двадцатый год. Прощай, Россия!» Сейчас – это библиографическая редкость.

Тогда, обращаясь к читателям, я написал следующее:

«С волнением и радостью представляю вам книгу стихов и прозы одного из самых значительных русских поэтов XX века Николая Николаевича Туроверова. Его имя долгие годы находилось под запретом. Человек, чьи стихи тысячи людей переписывали от руки, поэт, сумевший выразить трагедию миллионов русских участников Белого движения и всю тяжесть вынужденного изгнания, был почти неизвестен на своей Родине, которую так любил. Воспевший красоту Донских земель, казачью историю и традиции, он 53 года из 73 лет прожил во Франции и никогда не увидел родных станиц… Кроме стихов, которыми поэт согрел столько душ, он очень много сделал для спасения реликвий русской военной истории. Именно с его участием было вывезено в Европу собрание Лейб-гвардии Атаманского его Императорского Высочества наследника Цесаревича Полка, именно он стал организатором многочисленных русских исторических и военных обществ».

Такие люди, как Туроверов, не давали забыть на чужой земле русским людям, их детям и внукам – кто они и откуда родом. Его творчество очень нужно нам и сейчас, сегодня, в непростые для России времена. Потому что Туроверов явил пример конкретных дел в самые трудные моменты истории. Воин, поэт, исследователь, собиратель исторических раритетов – всё слилось в нём, ставшем одной из самых ярких фигур в нашей культуре.

Выход этой книги очень важен для Российского фонда культуры. Более десяти лет мы занимаемся возвращением наследия русского зарубежья, потому что русская культура едина и стихи, написанные по-русски, остаются русскими, где бы они ни были написаны. И то, что у российских читателей теперь есть возможность взять в руки книгу этого замечательного поэта, – наше большое достижение. И наш подарок всем, кому дорога русская литература и история…»

Это поэт, который сумел дух Гражданской войны передать с такой силой и ясностью, что для нас, когда мы снимали «Солнечный удар», это стало неким камертоном. Русским камертоном – по которому мы все себя настраивали.

Николай Туроверов – 1899 года рождения. И стихи его, создававшиеся и публиковавшиеся во Франции в 1920–1930‑е годы, отражают взгляд «издалека» на трагическое русское революционное время. Это отличает его от Ивана Бунина, который писал «Окаянные дни» прямо – здесь и сейчас: вот я пришёл домой и видел то-то и то-то… У Туроверова же – существует дистанция, некоторое временноґе отстранение.

Но это – поэт!

У него нет ни одного пустого или лишнего слова. Это поэт, который сумел дух гражданской войны передать с такой силой и ясностью, что для нас, когда мы снимали «Солнечный удар», это стало неким камертоном. Русским камертоном – по которому мы все себя настраивали.

Казачий поэт Николай Туроверов

Давайте прочтём несколько стихотворений Николая Туроверова:

* * *

 
Клубятся вихри – призрачные птицы.
Июльский день. В мажарах казаки.
Склонилися по ветру будяки
На круглой крыше каменной гробницы.
Струится зной. Уходят вереницы
Далёких гор. Маячат тополя,
А казаки поют, что где-то есть поля,
И косяки кобыл, и вольные станицы.
 

1920

Снег

Моему брату

 
Ты говоришь: – Смотри на снег,
Когда синей он станет к ночи.
Тяжёлый путь за прошлый грех
Одним длинней, другим короче;
Но всех роднят напевы вьюг,
Кто в дальних странствиях обижен.
Зимой острее взор и слух
И Русь роднее нам и ближе.
И я смотрю… Темнеет твердь.
Меня с тобой метель сдружила,
Когда на подвиг и на смерть
Нас увлекал в снега Корнилов.
Те дни прошли. Дней новых бег
Из года в год неинтересней, —
Мы той зиме отдали смех,
Отдали молодость и песни.
Но в час глухой я выйду в ночь,
В родную снежную безбрежность —
Разлуку сможет превозмочь
Лишь познающий безнадёжность.
 

1924

Прабабка

 
Мы плохо предков своих знали,
Жизнь на Дону была глуха,
Когда прабабка в лучшей шали,
Невозмутима и строга,
Надев жемчужные подвески,
Уселась в кресло напоказ, —
И зрел её в достойном блеске
Старочеркасский богомаз.
О, как старательно и чисто
Писал он смуглое лицо,
И цареградские мониста,
И с аметистами кольцо;
И шали блеклые розаны
Под кистью ярко расцвели,
Забыв полуденные страны
Для этой северной земли.
…А ветер в поле гнал туманы,
К дождю кричали петухи,
Росли на улице бурьяны
И лебеда и лопухи;
Паслись на площади телята
И к Дону шумною гурьбой
Шли босоногие ребята,
Ведя коней на водопой;
На берегу сушились сети;
Качал баркасы тёмный Дон;
Нёс по низовью влажный ветер
Собора скудный перезвон;
Кружились по ветру вороны,
Садясь на мокрые плетни;
Кизячный дым под перезвоны
Кадили щедро курени;
Казак, чекмень в грязи запачкав,
Гнал через лужи жеребца,
И чернобровая казачка
Глядела вслед ему с крыльца.
 

1929

Внешне история жизни Николая Туроверова довольно проста. Он уходил из Крыма. Он прошёл «Ледяной поход» с генералом Алексеевым. «Ледяной поход» через донские степи в Крым. Этим трагическим страницам казачества посвящены многие его пронзительные стихи…

Тема «Ледяного похода» лично для меня ещё ждёт своего художественного воплощения… Частично я уже её коснулся. На РТР было снято 14 серий документального сериала «Русские без России» – об исходе Белого движения. Там есть сцены невероятные. Кони, которые выносили из боёв казаков, тычутся мордами в ворота их усадеб. И последнее, что делали казаки, когда уходили, – вспарывали соломенные матрасы, чтобы хоть чем-то накормить лошадей…

Казачество…

История казачества, отношение к казачеству – это большой отдельный интересный разговор. К слову, есть замечательная книга – «История Лейб-Гвардии Казачьего Его Величества Полка». В ней много иллюстраций. Одна из них – иностранная карикатура. На ней мчится французский кирасир; причём он с пистолетом, он вооружён, он на прекрасном коне, а навстречу ему – заросший бородой казак с пикой, на каком-то бешеном неуправляемом коне. За спиной у него лук. Что-то дикое, злое и непотребное…

Вообще это очень показательное отношение европейцев как к русскому казачеству, так и к русскому воинству до того момента, пока это войско и это казачество не доказывало им совершенно обратное. И не с помощью книжной карикатуры, а на деле – в бою.

Был ещё один замечательный случай, когда казаки переправлялись через реку во время Отечественной войны 1812 года. Во время переправы они сняли с себя мундиры, потому что неудобно в мундирах переправляться (в мокром – много не навоюешь). И когда они переправлялись через реку, сняв с себя мундиры, то совершенно неожиданно попали навстречу подошедшему к берегу авангарду французских войск. И тогда эти казаки, мгновенно, как были, в чём мать родила, вскочили в сёдла, успев только – кто шашку выхватить, а кто просто палку схватить. И эти голые казаки (армадой!) опрокинули и погнали отлично вооружённых и экипированных, готовых к бою французов. Они гнали их – потому что приняли решение лихо и сразу. Нет вопроса – на коня и вперёд!

И в этом было всё казачество.

Или, скажем, знаменитая история, когда три императора – русский, прусский и австрийский – вместе наблюдали за ходом боя. И французская конница чуть не захватила их в плен, не захватила – потому что донские казаки (численностью в три раза меньшей, чем французы) отчаянным броском отбили своих императоров. Если бы этого не случилось, то вообще вся история могла бы повернуться по-другому, и бог знает, чем бы это всё закончилось. Поэтому 17 октября (день битвы под Лейпцигом) стало полковым праздником лейб-казаков.

Но вот пришёл век двадцатый. И наступившие после революций 1917 года бессудные расстрелы, грабежи, насилие и бесправие окунули казачество в пучину Гражданской войны.

Казаки какое-то время надеялись остаться вне этой свары, предполагая, что – «будь здоров царь в Москве… а мы, казаки, здесь на Дону как-нибудь перекантуемся». Но не вышло. Потому что казачество само по себе уж слишком самобытная сила. Сила нутряная, коренная для России. И когда такой передел навалился на страну, казачество просто не смогло остаться в стороне.

Всё это привело к ужасающим кровопролитиям. При выселении терских станиц – с такими знакомыми названиями, как Калиновская, Ермоловская, Михайловская, Романовская – они сразу же переименовывались в сёла. Революционные горцы истребили более тридцати пяти тысяч мирных жителей – стариков, женщин, детей. И произошло страшное – казаки стали на своей земле этническим меньшинством.

Думаю, что никому не надо объяснять, к чему всё это в итоге привело…

До революции казачье войско насчитывало около шести миллионов человек. Только на Дону проживало около трёх с половиной миллионов. Первая мировая война и, в особенности, Гражданская кардинальным образом сократили количество казаков. До 60 % было сокращено казачество на Дону и до 75 % в других казачьих регионах. В местах традиционного проживания уральского казачества казаков осталось в некоторых местах до 10 %. Но это ещё была не вся беда. Это было начало. С 1920‑х годов на страну навалилась коллективизация. Начались расстрелы, изгнание, репрессии, и казачество действительно оказалось на пороге полного уничтожения.

Это был геноцид…

При этом гонители казачества – большевики – отличались удивительной способностью, я бы сказал талантом, фальсификации. Есть одна статья, в которой о казачестве говорится буквально следующее: «У него нет заслуг перед русским народом и государством»! Это у тех, кто ещё в долетописные времена охранял границы Руси? Это у тех, чьи предки присоединяли к России сибирские земли? Это у тех, кто во главе с атаманом Трубецким приняли прямое участие в избрании царя Михаила Фёдоровича Романова?

Или ещё одна характеристика: «Не отличались способностями к полезным боевым действиям»?! Великий Наполеон предпочитал казачье седло. Император Наполеон, изумлённый этой фантастической атакой, лавой казачьей, которая сметала всё на своём пути, приказывал своим маршалам изучать эту атаку. Но, как говорится, что русскому хорошо, то немцу смерть (хотя и о французах речь). Это ведь воспитывалось с молоком матери. Для этого нужно было родиться в степи и дышать степным воздухом, ковылём, ветром, жить вместе с табунами для того, чтобы познать, что такое упоение в бою, в атаке лавой. Научиться этому за партой было невозможно…

Я думаю, что здесь особая культура. Казачья культура, в которой не только казачьи песни, казачий круг, пляски, сабля, нагайка… Нет, в ней есть настоящее, корневое, живое. Это образ жизни народа, а не просто внешняя форма выражения.

Николай Николаевич Туроверов

Но вернёмся к Туроверову.

Он служил во врангелевских войсках. Когда Врангель отступил в Сербию, то Туроверов начал работать там мукомолом и грузчиком. Потом перебрался в Париж. Учился в Сорбонне, по вечерам разгружал вагоны… А в 1939 году ушёл с Иностранным легионом в Африку.