Сколько я тут проспал? Совсем потеряв чувство времени, я естественным образом позволяю образоваться в голове страшным мыслям и идеям, высверливающим в мой разум предположение отсутствия всего того ужаса, но, как и полагает, казавшееся страшным предположение, лучше бы оказалось явью, ведь память не позволяет забыть, а лишь напоминает о достоверности тех событий. Но выбрался ли я? Легко представить, насколько обманчиво желание спастись, оставляя тебя все в тех же декорациях ужаса, создавая картину безопасности для бегства ради выживания, терявшего сразу же смысл. Нет, я не должен был позволить себе даже предположить подобный сценарий, при котором я все еще там, все еще взаперти, и лишь верю в спасение из невидимого капкана, и я не позволяю, четко прокручивая в голове все действия, с несколько пугающей трезвостью.
В этой темноте не видно ничего, ноги и руки значительно занемели, и стоило ими подвигать, так невыносимо захотелось выпрямиться. Но, как ни смотри, даже когда найдешь выход и логические причины вылезти отсюда, в голову так и лезут сомнения, начиная от того, что меня смогут тут найти спасатели или кто-то из выживших, заканчивая тем, что все равно долго я здесь не просижу, а смерть везде одинакова. Поэтому я просто сделал это, стараясь не думать, а следовать инстинкту самосохранения. Открываю дверцу, в глаза ударил свет, и, оставив узкую щелку, дабы привыкнуть к проникшему свету, через нее я стал осматривать все, что снаружи, – и, похоже, это комната лазарета. Я все забыл, каждая секунда наблюдений заставляет вспоминать, возвращает эмоции к тем или иным местам и событиям приведших меня в эту точку. И вот, когда я собрался вылезти наружу, с левой стороны медленно вышла собакоподобная тварь. Медленно передвигаясь от истощения, следуя инстинктам, она ищет пищу, обнюхивая все подряд, и не трудно понять, что рано или поздно я буду найден. А пистолет лежит в центре помещения, там, где я принял лекарство.
Тварь уже облазила половину помещения, видимо, эта мутация прибила обоняние, раз она так долго и лениво двигается и не может обнаружить меня, четко вынюхивая буквально все. Надо как-то достать пистолет – он там, прямо посреди света от потолочной лампы, в двух метрах от меня и цели. Это рискованно, хотя и есть надежда, что пес уйдет раньше, чем найдет меня. Но если этого не будет, то пристрелить его времени не хватит. Плохо, очень плохо, он уже у правой двери, а она закрыта, значит зверь сразу перейдет ко мне. Сейчас или никогда – пес уже у двери справа. Я выравниваю дыхание, просчитываю каждое движение, но неожиданно он уходит. Просто разворачивается и уходит, и не будь псина в таком полуживом состоянии, то наверняка побежала бы, вместо ковыляния.
Просидел еще минут десять для подстраховки и начал выбираться. Медленно открыл дверцу, поднявшись, немного размялся, мышцы хоть на чуть-чуть, но все же перестали болеть. Подобрал пистолет. Мельком осмотрелся, везде палаты и столы для операций – вокруг никого. Стоя в центре лазарета, прямо под светом самой яркой здесь лампы, стараюсь хоть как-то понять, что же все-таки произошло в том месте, откуда я сбежал и которое я не могу понять здраво, ибо нет ни единой догадки или вразумительной теории. Но разве я должен был выжить? Ведь если следовать системе, что действовала там, – убиваешь и занимаешь место, – получается, я знал заранее и слышал сам себя. От всех размышлений раскалывается голова. Перебинтовав раненное плечо, уже переставшее даже ныть с момента укуса собаки, накинул обратно потрепанную куртку и наконец осознал, отчего такая сосредоточенность и наплыв сил после того ужаса. Это лекарство – чудо, оно словно допинг, который более чем необходим мне здесь и сейчас для выживания в замкнутых просторах.
Передо мной та запертая дверь, спугнувшая своим видом умирающее животное, справа склад и место моей ночевки, слева палаты с койками, сзади коридор. Снова все осмотрел, следуя привычке. «Какие же несчастные люди. Они считают глупостью все хорошее, что есть, и противятся этому. Помогите им понять добро или избавьте от мучений зла, лишив их ужасной жизни». Подпись «Сара». Это было прямо над койками, и сейчас, ни что иное, как раздражения я не чувствую.
Как же далеко меня занесло, на КПК нет этих помещений. Везде беспорядок, словно пронесся ураган, не говоря уже о том, как много старой крови. И я даже знать не хочу, что тут произошло. Среди палат есть терминал, там наверняка должно иметься то, что мне нужно. С осторожностью двинулся к нему, метров пять, может, меньше. Пистолет крепко держу в правой руке. Первая койка была вся в крови, причем не в лучшем состоянии, жуткий вид. Куча сложенных в контейнер грязных и даже помятых хирургических инструментов, левая стенка была из стекла, она отделяла койки от холла, почти все стекла были в трещинах и следах крови – тяжело же пришлось тут. Подойдя к терминалу, еще раз все оглядел и включил его, получилось не сразу, но он заработал. В нем была куча файлов, ничего на первый взгляд нужного, но, покопавшись, я наткнулся на один с кодом от сейфа, где хранится пронокс, – очень кстати. Он как раз там, откуда я пришел, посмотрел издалека – открыто, хорошо. Но ни схем, ни планов я не нашел, лишь маркировку сектора, которая мне ничего не даст. Нужен другой терминал, только вот где его искать в этом муравейнике, где лишний поворот может запутать. Почему нельзя было все синхронизировать или просто не делить планы Вектора? На удивление, это последний волнующий меня вопрос.
Закрывая окна в терминале, наткнулся на прямую ссылку видеокамеры, открыл ее и увидел видеонаблюдение в какой-то комнате. Слегка горели лампы по бокам, еле было видно очертание помещения. То, что я там увидел, поставило меня в ступор, не позволяя моргнуть или дышать. Это был человек, живой человек, а точнее, его еле заметное очертание, только что-то все же было в нем не так. Он качался медленно из стороны в сторону, ровно на одном месте.
Посмотрел путь видео: это та закрытая комната, от которой убежал пес. Неужели так близко, легко мог и пропустить. Подойдя к комнате, я осмотрел дверь, не веря в происходящее. Справа от двери сенсорный дисплей – собравшись с духом, нажал на кнопку, но вместо открытия появилась надпись: «Введите код». Кому-то пришло в голову ставить защитный код на двери, за которой человек, что не может не тревожить. Я постучал в дверь пару раз, но ответа не было. Обратил внимание на пол и след крови, что тянулся от койки с инструментами прямо к этой двери. И следы были не оттого, что кто-то шел, – его тащили. Присев и внимательно присмотревшись, увидел небольшие царапины на полу, они были от ногтей. Кто же там – или, правильней сказать, что? Видимо, это импровизированная тюрьма, где его заперли против его воли, да и человек ли там сейчас… Во всяком случае, ему явно пытались помочь из последних сил, около койки валяется куча капсул с проноксом. И что же за создание теперь там сидит?
Зашел на склад – чуть не стошнило от запаха, но, все же найдя нужную ячейку, взял три оставшиеся штуки. Белые капсулы, с одной стороны пятигранная мерка, с другой ровно написано «пронокс». Подхватил также несколько бинтов и всякую мелочь для будущих ран, все убрал в карманы куртки и штанов. Но я не перестаю думать о парне в комнате. Его заключение давит на меня не только из-за стандартного страха угрозы, но и из-за понимания, что, возможно, он единственный на этой станции. И вот, когда я уже сделал несколько шагов от склада, он начинает стучать по двери, громко и равномерно. От испуга я резко развернулся и уставил пистолет на дверь. Стоя под лампой посреди, я слушал, как он продолжает стучать, медленно и уверенно. Какой он теперь и что с ним произошло, неужели все настолько безнадежно и рано или поздно каждого вот так запирают? Он утих, осторожно подойдя к двери почти вплотную, я встал боком и, приставив ухо, слушал. Сначала было лишь мое дыхание, но вскоре услышал и его. Я просто отошел на пару шагов назад, опустив пистолет, негромко спросил, может ли он говорить, на что не было никакого ответа. И, постояв еще немного, я пошел дальше. Собака испугалась его, что и спасло меня от животного, а реакция этого животного в свою очередь сказал так же много. Тишина и одиночество станут для него вечной могилой, и невозможно представить, как когда-то он был обычным человеком, таким же, как и я, а теперь его существо настолько ужасно, насколько требует полной изоляции ото всех. Таких трагедий тут наверняка не мало, от чего я даже радуюсь неизвестности, ведь не уверен, что хочу знать их.
Нужно понять, куда идти, в этом лабиринте новому человеку запутаться проще всего, а это несомненно приведет к гибели, как и находится на одном месте… Уже собрался уходить отсюда, но увидел в конце слева дверь с надписью над ней: «психиатр». Не знаю, возможно это или нет, но хоть где-то я должен получить ответы или представление о случившемся со мной и со всеми, особенно если в этом есть связь. Дверь не заперта, внутри большой кабинет, прямо посреди кушетка и стул – все как обычно. Справа архивная, множество индивидуальных планшетов на полках в алфавитном порядке. С минуту я рассматривал все: в отличие от остального Вектора, тут спокойно, вся эта обстановка умиротворяет, что в перспективе может мне только навредить. Увидел компьютер – сев за стол, включил его и открыл последнюю запись главного врача, Оливии Бун.
«Это снова Оливия, за последние две недели число пациентов выросло в несколько раз, все жалуются на постоянное нервное состояние, слуховые галлюцинации, недосыпание, легкие провалы в памяти, утомляемость. У многих сильно поменялось социальное состояние, кто-то стал более буйным, кто-то слишком спокойным, причем это не единичные случаи. Доходит до принудительной изоляции людей, причем даже при вводе пронокса. И это я еще не говорю про те убийства, что начали происходить два месяца назад, а убийцу так и не опознали и до сиз пор не нашли. Люди уже не боятся, разумеется, нельзя поддаваться страху и панике, но все словно забывают про это. Если вначале была масса жалоб на фобии, страхи, то теперь это словно поменяло полярность – если вы понимаете, о чем я. Больше сил у меня нет, каждый на этом уровне мною лично опрошен, все данные записаны в карты, и если вы не переведете меня, то я увольняюсь».
Все гораздо хуже, чем я думал: что-то было еще, она говорила про убийцу. Но Вектор – не какой-то городок, где такое легко может произойти: есть специальные службы для контроля насилия, не говоря уже о непростом отборе тех, кого сюда возьмут на работу. Убийства в таком месте – нонсенс. Покопавшись в поиске часок-другой, я узнал, что не только на этом уровне были проблемы, – почти на каждом такое происходило. Тут было все: паранойя, навязчивые идеи, фобии, галлюцинации. А хуже всего было тем, кто пришел с исследовательского сектора: они словно сходили с ума, не хотели никого слушать, лишь погружались в самих себя – и это доктора наук, которых с детства учили ставить разум выше эмоций. Возможно, что-то произошло там, в отделе исследований, на второй половине станции, раз все так резко поменялось. Но что может разом вызвать такой хаос и как это может быть связано с исчезновением стольких людей? Снова вопросы без ответов.
Разузнал заодно про убийства: похоже, около четырех лет назад тут появился серийный убийца, который не просто убивал людей, а делал это с безумной жестокостью еще до того, как все это началось. Надевал орбитальный технический костюм и убивал разными способами, не оставляя улик или примерных мотивов выбора целей. Всего на его счету одиннадцать жертв, и сомневаюсь, что происходящее сейчас вокруг меня – его рук дело. Чем больше я раскапываю, тем более понимаю, насколько давно тут творится немыслимое, и это – пугает еще больше, ведь совершенно непонятно, почему подобное скрывалось так долго от всего мира.
Никакой информации о том, что произошло со мной в той комнате, помеченной крестом, разумеется, нет, было бы странно, если бы я получил сразу все ответы. Видимо, это личное безумие, некий побочный эффект пребывания на Векторе, что оставляет вопрос, когда это может случиться вновь, открытым. Покопался в картах-планшетах, но ничего не нашел, их слишком много, а читать каждую времени нет. Многие просто разбиты и валяются на полу, и среди них карта брата, кто-то явно постарался это сделать, так просто эти древние КПК не разломать. Прямо удача за удачей!
Сара Айсли – это имя привлекло меня, ибо я его уже видел. Открыв планшет, я включил разговор Оливии и Сары:
– Здравствуй, Сара, как ты себя ощущаешь на новом месте? – приятный женский голос доктора.
– Все хорошо, спасибо. Перелет был успешен, из криосна вышла без проблем, меня уже осмотрели и подтвердили это, – голос ее был спокойный и слегка неуверенный, словно она маленькая девочка, что отчитывается перед заботливой матерью.
– Да, я все это знаю. Но меня больше волнуют твои ощущения, твой настрой.
– Я понимаю, о чем вы. Но мое прошлое… – Она замялась. – Я хочу сказать, что здесь я именно для того, чтобы измениться и найти свое место, и я считаю, что иду в правильном направлении. Я хорошо сплю, у меня еще не было приступов паники, и с каждым днем я чувствую себя куда уверенней, чем раньше.
– Это очень хорошо, я рада такое слышать. На работе все хорошо?
– Да, я занимаюсь контролем спутников и получением информации с них. Я долго ждала шанса оказаться далеко от дома и просто жить дальше, наверное. Я поэтому и выбрала это место работы: здесь я далеко от всего того, что мешало мне жить нормально, и, благодаря этому, я могу быть тем человеком, которым всегда хотела быть.
– Каким же?
– Коллективным, я полагаю. Вы, наверное, знаете мою историю.
– Ты про отношения с родителями, я правильно поняла?
– Они… Мои родители считали, что я несамостоятельна и не смогу быть счастливой и успешной, раз отдалась полностью науке и знаниям. Которые, по их мнению, приносят вред. Тяжело жить в семье, где тебя ненавидят за взгляды на жизнь с научной точки зрения, а здесь все мечтатели, которые просто хорошие люди, и все. – Казалось, что Сара сдерживает слезы.
– Так и есть, все мы здесь рады работать на благо мира, вдалеке от всех. Я рада, что у тебя все так складывается, и надеюсь, так и продолжится. Помни, ты достигла этих высот благодаря своему труду и успехам в учебе, и это лишь твое достижение. Отдел кадров заметил тебя не просто так, мы всегда ищем тех, кто мыслит нестандартно и готов на все, ради работы.
– Спасибо, я стараюсь.
– Помни, что ты можешь обратиться ко мне или любому человеку и просто поговорить, мы все здесь большая семья.
– Еще раз спасибо, это очень приятно, и я рада быть частью Вектора.
Все, что она хотела, – это любви и чувствовать себя частью коллектива, простые желания простых людей, которые в итоге вылились в нечто странное и ужасное, а ведь цели были максимально простые и человечные.
Двигаюсь к выходу, в голову пришла интересная идея, и не то чтобы я хотел разобрать все по строчкам и понять произошедшее. Смысл в том, что я хочу посмотреть карту, которая появилась раньше всех, так сказать, первого человека, чьи симптомы как-то связаны с тем, что я знаю сейчас. Маркус Кетчем, первый, у кого появился такой богатый набор симптомов.
– Здравствуй, Маркус. Как ты сегодня?
– Здравствуйте. Я… я сегодня как всегда. Спал часа три, жуткая сонливость. Знаете, иногда сон кажется реальностью, и понимаешь это, лишь проснувшись. Так вот, я вообще не понимаю, что происходит, точнее сказать – где. Вот только вчера часа два искал свою комнату после смены, а потом понял, что вообще в другой части Вектора. Наверное, это ненормально, ведь я хорошо ориентируюсь здесь, – голос сильно усталый, часто делает длинные паузы между некоторыми словами.
– Ты принимаешь таблетки, что я прописала?
– Да, как по часам, если я правильно их воспринимаю. Но знаете, если честно, я вообще не ощущаю изменений. У меня все так же странный аппетит, я иногда ем без остановки, а иногда могу сутки не питаться, не говоря уже о часто появляющихся болях, как мышечных, так и головных. Может, это вирус какой-нибудь, а то кажется, что это все-таки не просто вина местности. – На последней фразе он хотел пошутить, но неудачно.
О проекте
О подписке