Двигаясь через столовую в сторону коридора слева, наблюдаю множество рекламных экранов, повествующих о современных разработках и достижениях человечества, а главное, гордости технического прогресса. И очень символично было то, что на одном я прочел про станцию Вектор: это одна из самых безопасных и современных. Это забавно, учитывая творящееся сейчас. За дверью находятся лифты на нижние уровни, не знаю, какой вид я ожидал увидеть за ней: к этому времени я думал меня уже ничто не удивит. Передо мной открылся вид большого зала, впереди еще одно помещение, слева зал уходил в несколько коридоров, чьи двери были раскорежены, справа – лифт, являющийся частью коридора. Все это – поле боя, от огромного количества засохшей крови и непонятных сгнивших останков я прикрыл рукой нос, запах отвратительный. Следы от патронов, множество гильз разного калибра, царапины, вмятины, оставленные на всех поверхностях, – здесь была бойня, такая кровавая и ужасная, аж ботинки прилипают к полу.
Я встал посреди и, оглядываясь вокруг, пытаюсь представить произошедшею здесь картину: сколько людей было растерзано в страхе, сколькими пришлось пожертвовать ради спасения меньшинства, которое не дожило до этого дня. Подойдя к лифту, я попытался открыть его или вызвать, но сенсор без промедления потребовал ключ-карта. Но злость из-за очередной преграды достигла максимума лишь от прочтения очередного наставления безумного культа любви Сары, также нанесенный белым на стену между лифтами: «Вы обладаете лишь злостью и страхом, не замечая ценность и уникальность вашей жизни. Это болезнь, не противьтесь лечению – и оберете счастье и покой».
Пытались ли они скрыть что-либо в том месте, куда приведет меня лифт, или же то порыв страха, дабы уберечь себя всеми способами? Все это слишком сильно отвлекает. В радиусе пары метров вокруг его нет, все равно что иголка в стоге сена. Стараясь не злиться, перебираю варианты возможных способов решения проблемы, наворачивая круги на месте. Помещение, что напротив входа, выглядит как бункер, самый простой вариант может оказаться самым верным, хотя, зная тенденцию, шансы, что все будет так просто для меня, предельно малы. Две металлические входные двери покрыты вмятинами, похоже, их пытались вскрыть снаружи, но ничего не вышло. Ударив по ним ногой, создав достаточно шума для проверки наличия нежелательной жизни, я нацелил пистолет и готовился стрелять, но спустя пару минут тишины со скрипом отодвинул одну дверь и с уверенностью вошел вовнутрь. То место, про которое говорил Краузен, безопасное место – видимо, это именно тот коридор, с которого все началось в этой части Вектора. Находившиеся тут люди пытались выжить, делали все, дабы сберечь себя и родных, сражались с этой нечистью, и наверняка даже голыми руками. На всех стенах множество разных надписей, имен и посланий для тех, кто не застанет их живыми, но не менее трагично выглядит множество прикрепленных фотографий родных и близких, обычных пейзажей, напоминающих о старой жизни. Единственные лампы находятся как раз над левой стеной, где больше всего оставленного людьми, отдавая холодным оттенком, освещая все очень четко. Все это лишь сгущало и без того ужасную картину и атмосферу борьбы и смерти ни в чем не виновных людей. Я ничего не трогаю, ни вещей, ни фотографий, ни оставленных десятками писем – все, что осталось от людей, должно покоиться здесь. Стараюсь относиться равнодушно, но это не так легко в таком месте: кажется, словно они еще тут. Все это грустно.
Слева дверь, ведущая в небольшую комнату, напоминающую кабинет. Есть освещение от небольшой настольной лампы, но очень слабое. Лишь стол, покрытый пылью, и спальное место. Сев за него, стал обыскивать ящики: в двух ничего не было, третий закрыт встроенным замком, ключа, разумеется, нигде нет. Недолго думая, я прострелил замок, достал оттуда планшет, весь в пыли, на задней стороне нашел ключ-карту – неужели все так просто? Мне повезло, но больше повезло с планшетом: включив его, наткнулся на видеозапись. Увидел человека, сидящего там, где сейчас сижу я, со щетиной, коротко постриженного, лет сорока, не больше. Пару минут он просто молчал, смотря куда-то в сторону, обдумывая слова.
«Мое имя Александр Краузен. Я начальник охраны в жилом секторе, и мне есть что рассказать. Четыре месяца назад на исследовательскую станцию Вектор было совершено нападение, но не извне и не разумных созданий. Непонятных существ… тварей, монстров, называйте как хотите, но все, что они делают, – это убивают нас, как саранча, уничтожают все вокруг, иногда даже себе подобных. Мы не знаем, ни что им нужно, ни как они появились, известно то, что их приход был из исследовательской части Вектора. Там, где занимаются исследованиями космоса и внеземных объектов. Как волна смерти, за первые несколько дней они убили две трети населения той части станции. Мы успели укрепить и так изолированный вход в жилой сектор, когда поняли, что надвигается угроза, закрыли все проходы сюда, разделив станцию пополам в буквальном смысле, тем самым позволив выжить оставшемся людям. Все шесть уровней жилой части Вектора блокированы, а попасть на ту сторону невозможно, как и обратно.
Все, что мы делаем, – стараемся выжить, не потеряв рассудок, что получается далеко не у каждого. Все попытки связаться с орбитальными станциями или хоть кем-то за пределами Вектора бесполезны. Отправили группу на мостик, дабы узнать, что творится и есть ли возможность спастись, – никто не вернулся. По какой-то причине все спасательные капсулы не работают, а шлюзовые отсеки заблокированы неизвестно кем, в буквальном смысле слова мы изолированы, заперты со всех сторон, как в гробу. Сколько мы продержимся – неизвестно, пока железо держит, не пускает нечисть сюда, но они все время пытаются. Среди людей медленно разрастаются паника, отчаяние, страх все больше делает их неузнаваемыми, и даже лекарства не в силах помочь, приходится особо буйных изолировать.
Мы не единственные спасшиеся, на других уровнях есть еще уцелевшие, но у них ситуации не лучше, и, если честно, неизвестно, сколько еще людей находятся на этой станции, о которых мы не знаем, сколько стараются выжить поодиночке или малыми группами. Точно известно о выживших первом и втором уровне, четвертый подавал признаки жизни, но внизу все еще хуже, по их словам, пятый и шестой молчат. Станция большая, и все обследовать сложно, а связь часто дает сбои. Сражаться с тварями нет смысла, их все больше и больше, появляются новые виды, мало-помалу, но единицам удается пробраться к нам, и лишь вопрос времени, когда они смогут прорваться сюда. Если наш третий уровень единственный, где осталось организованное скопление людей, а мои заместители не справились, то мы в все в кольце, рано или поздно они полезут сверху и снизу, спереди все блокировано, а позади безжизненный космос».
Вот что интересно: если они не могли послать сигнал, то как тогда Нолан отправил мне сообщение, возможно ли такое, что это произошло до всего описанного Краузеном? Я включил вторую запись.
«Прошло почти два месяца с последнего сообщения, и сказать нечего. Каждый день кажется кошмаром, все наши попытки выйти на связь провалились, а спасать больше некого. Время от времени к нам приходили люди из разных уголков этого места, но за последнюю неделю не было никого. Люди все больше сходят с ума, странно, что еще не началась очередная паника, ведь эти создания все пытаются пробраться к нам, и в определенный момент им даже почти удалось, но мы успели изолировать помещение. Сколько ждать теперь – месяц, два, полгода или гораздо больше? Это ожидание даже хуже их, когда знаешь, что к тебе со всех сторон скребутся нечеловеческие твари, не оставляя шанса на выживание, мысль о скором их приходе посещает все чаще.
Все понимают – многие не показывают этого и не признаются, но понимают – нам не выжить. Разве что кроме остатков фанатиков секты любви Сары Айсли, которые все пытаются нам доказать, что никакого ужаса нет и надо лишь любить и простить всех, приняв свои судьбы как дар. В таких ситуациях эти слова работали бы, но, видимо, люди умней, и ситуация не выходит еще больше из-под контроля. Разумеется, мы не сдаемся и дух еще не пал, но с фактами не поспоришь: сколько мы тут – уже пять месяцев, как изолировались от той исследовательской части, и что же, никто так и не прилетел. Странно, словно нас вообще нет или мы подопытные животные. Но, знаете, лучше умереть людьми, чем стать животными».
Это все, больше ничего нет. Как бы я хотел отказаться от сочувствия, сопереживания и всего остального… Поэтому я вышел как можно быстрей, не позволяя чувствам все больше повлиять на меня. Дойдя к лифту, недолго раздумывая, я поднес карту к панели – разблокировка отключилась. Послышался движущийся снизу лифт, и спустя несколько секунд двери открылись передо мной. Обычный лифт, не считая маленьких царапин на стене, причем они сделаны человеком. Нажал кнопку, двери закрылись, и я поехал вниз.
Двери медленно закрылись за моей спиной, еще с минуту, крепко держа пистолет, я осмотрел все вокруг, но лифт приехал быстрей, чем я ожидал, и, выйдя, я даже не обернулся. Оказался в большом помещении, справа две двери, все помещение делится толстым стеклом на две части. Подошел вплотную и сначала ударил ближайшим стулом, потом сделал пару выстрелов – повреждения были слегка заметны, но не более. На этой стороне лишь одна дверь ведет туда, куда мне надо, – та, что слева. Пройдя через нее, оказался в начале длинного коридора, в паре метров впереди поворот направо, через него попаду за другую сторону стекла. Света почти нет, лишь вдалеке еле работает свисающая с потолка лампа, словно ее сбили. Включив свой фонарик, скрестив его с пистолетом на вытянутых руках, не спеша иду вперед, приостанавливаясь перед дверьми.
За поворотом еще метр – и направо, а там почти до конца. Я так и поступил, не спеша свернул направо, максимально осторожно делая шаг за шагом, но в быстром темпе. И после поворота было еще одно перекрестье, где опять следует повернуть направо. Сначала я думал, что мне показалось, но, приглядевшись, увидел в левом проходе нечто совершенно необычное. Это похоже на большое переплетение трубопроводной жидкости, как паутина, окутавшая весь коридор, стены, пол, потолок, – все было в этой черной смоле, в нитях разных диаметров, но главное, оно живая. Словно слизь, она циркулирует по своим же каналам, испуская странный, еле уловимый запах грязи или гнили.
Дошел до двери, за ней другая сторона стекла – даже не знаю, зачем все так сложно. Только собрался открыть ее, послышался некий храп, доносящийся слева, где на полу сидит маленькое создание размером чуть больше взрослой кошки. Быстро осветив его и нацелив на него пистолет, все ожидаю каких-то действий, нападения или запугивания, но ничего не происходит, оно просто сидит и смотрит на меня. Может, внешний вид, покрытый разными наростами, может, его глаза или сам факт трагичного существования этого создания заставляет меня это чувствовать, но, подойдя ближе, оставляя между дулом пистолета и его головой лишь сантиметров десять, я понимаю, что происходит. Всегда есть тот, кому хуже, и все мною пережитое – лишь капля по сравнению с его мучениями, и я начинаю понимать, что оно ждет от меня. Выстрел – мертвое тело упало на пол.
И вот я у двери, рядом с которой подписан владелец кабинета: «Нолан Росс». Не могу даже представить, чего ожидать внутри, да и не хочется, что уж скрывать, надо не думать, а просто делать. Ведь откровенно говоря, я четко понимаю, мне не важно жив он или же давно умер, главное – узнать точно все произошедшее с ним, узнать любым способом, ведь именно из-за меня он на этой станции. Дверь открылась, и, заходя вовнутрь, я откуда-то уже знал, какой результат предстанет перед глазами, ибо глупо было надеяться на отличие от того, какой ныне представленная станция: пустая и брошенная. Вся правая стена в стеллажах, забита пустыми контейнерами из-под еды и инструментами. У левой стоит стол с компьютером, по левую руку от двери между стеной и столом – кровать, а напротив меня на стене – огромная схема Вектора. Все покрыто толстым слоем пыли, и окружение явно отдает уютом и ощущением чего-то родного. Включив компьютер, первое, что увидел, – это документ с надписью «прочесть». Я колеблюсь, открывать его или нет. Ради этого я проделал такой путь – а теперь боюсь узнать правду. И стоит лишь на мгновение представить, как далеко меня может завести страх разочарования, так сразу же хочется избавить себя от возможности раскрытия истины, способной разрушить мой мир последствиями, пережить которые у меня вряд ли будет здесь возможность. Могу ли я оставить все как есть, и нашу с ним историю, разлучившую на долгие годы, не получившую должного завершения? Ужасные мысли, приводящие меня к пониманию, что если я отступлюсь от изначального плана и все пережитое обесценится, то я вряд ли буду отличаться от кого-либо из тех, кто так и не выбрался.
«4 января
И вот я стал писать дневник, как и посоветовала Эмили: мол, очень помогает расслабиться и выплеснуть негативную энергию – посмотрим. Итак, с чего начать… ну, я, в общем, уже год работаю здесь, на исследовательской станции Вектор, и знаю ее как свои пять пальцев. Моя должность – это главный инженер в жилом секторе, по факту слежу за технической частью – свет, вода и всякое такое. Поначалу было немного непривычно – все-таки я в космосе, – но вскоре это была уже не проблема, здесь люди довольно быстро учатся общаться друг с другом, невзирая на какие-либо разногласия. Вот только сегодня днем вместе с Маркусом, моим близким другом, вступили, так сказать, в небольшой книжный клуб. Звучит глупо и даже немного нелепо, почти все книги электронные, но, честно скажу, было довольно интересно. Правда, Эмили не особо этим интересуется, так что долго мы там не просидели. Знаю, что ты прочтешь дневник, моя дорогая, поэтому лишь напишу, что люблю тебя.
10 января
Перечитав запись, сделанную меньше недели назад, я просто не смог не написать о том, как все изменилось. Нет уже ни безопасности, ни спокойствия, ни доверия, ни доброты. Все жутко на нервах, везде охрана из-за неизвестного убийцы с долбанным мечом, прямо древние века какие-то. Даже не верится, что такое возможно здесь, в космосе, на самой совершенной станции. Уже два трупа, мы с Эмили переехали ко мне в кабинет – конечно, не лучший комфорт, но здесь безопаснее. Она психиатр, ее еще больше смущает и удивляет, как сильно люди переживают все это. А ее кабинеты не так и далеко, так что мы всегда рядом. Маркус даже пошел к психиатру, главный врач проводит терапию с каждым, чтобы хоть как-то поддержать людей, и это, кажется, помогает. В последнее время ему плохо спится, плюс, у него жуткое утомление, мы помогаем ему, как можем, но как долго нам самим не потребуется помощь психотерапевта, не ясно. Хотя в скором времени все равно заставят пройти обследование, это стандартный протокол.
Ко всему прочему, никого не пускают в тот исследовательский уровень, все пути заблокированы, и повсюду патрулирует охрана, разумеется, никто ничего не говорит. Люди начинают возмущаться, были попытки прорваться туда, но охрана усмирила буйных. А чего же они хотели: у многих там друзья, родные, неспособные вернутся в свои комнаты и к людям. Разве это не страшно – находиться в космосе изолированными от близких людей, практически от половины людей, удивительно, что такое допускают, словно ничего в этом странного нет… Изолировать все шесть уровней… ужас. Конечно, всех успокаивают, говорят, что это для большей безопасности и больших шансов поймать убийцу, но я не верю в это. Высшие чины пока не разрешают покинуть станцию, разумеется, из-за убийцы: мол, чтобы он не смог улететь, избежав расплаты за убийства, и все такое. Назначили группу доверенных людей, чтобы те расследовали убийства и искали виновного, и теперь нас ждут допросы, наблюдения и еще больше поднимающаяся паника.
15 февраля
Это моя последняя запись, не хочу писать слишком много. Стало только хуже, охрана в любое время начала обыскивать комнаты и любые помещения, без разрешения или уведомления. Введен комендантский час, теперь в туалет лишний раз не сходишь, словно мы в тюрьме. Многие камеры видеонаблюдения сломали, и у меня сильное предчувствие, что скоро начнется революция, в которой я совсем не хочу участвовать.
О проекте
О подписке