Через несколько часов Бенджамин все же исполнил указания и, пусть несколько против своей воли, но явился на официальное рабочее место. Первым делом он лично подошел к каждому подчиненному и проверил степень исполнения его недавних поручений и уже завершенных работ. Как начальник, он был вполне лоялен, и его не терзали вопросы авторитетности и уважения, ибо главное – работа и результат. Из‑за чего, вопреки правилам, он ввел свободный дресс‑код и позволил расположить подчиненным свои рабочие места по их усмотрению. От лифта их отделяли большие двери, являющиеся входом в те самые рабочие зоны, где большую часть времени специалисты под началом Бенджамина работали над инженерией и программированием. Лишь два квадратных верстака, два на два метра, с прозрачными, строго вертикальными экранами на каждой стороне, для вывода рабочей информации, находящихся строго по центру, были местом сосредоточения общей работы. Остальное пространство было хаотично заставлено рабочими местами с компьютерами, стульями и поверхностями для записей. Во втором зале, расположившимся прямо за первым, находилась большая сфера, которая крепилась на шарнирах к внешнему корпусу из сверхпрочных швеллеров.
Похвалив всех подчиненных, Бенджамин проследил, как каждый покинул рабочее место, оставив его одного. Стоило последнему выйти за двери – через минуту зашел Кристофер.
– Ну, как все прошло? – Спросил Кристофер, подойдя к центральному верстаку, и сел на стул, перед этим повернув его спинкой вперед. Слегка полноватый мужчина пятидесяти лет, одетый максимально невзрачно, с чисто выбритым лицом, которое очень хорошо смотрелось с густыми, зачесанными назад черными волосами.
– Из твоих уст это звучит так, словно ты про смеситель в ванной спрашиваешь, – спокойно ответил Бенджамин, продолжая проверять цифры на доске с противоположной стороны верстака от Кристофера, постукивая пальцами по обратной стороне планшета – зачастую он не замечал этого тика, пока ему не укажут.
– Тебя бы, Бенджи, штрафовать за твою речь и поведение, да, боюсь, ты так максимум на еду будешь зарабатывать.
– Да брось, мы оба знаем, это – не поможет. Тебе, как руководителю, который следит за работой лабораторных кроликов самого захудалого отдела великого и могучего ЦРТ, будет полезно иметь положительный результат. Которого, что немаловажно, можно достичь, лишь позволяя работать нам так, как вздумается.
– Вот я тебя слушаю и удивляюсь.
– Ты? Удивляешься мне? Что‑то не то с этим миром.
– Я про то, как ты любишь выдавать пафосные длинные тирады вместо краткого и содержательного ответа, при этом строя из себя некого индивидуалиста, который в то же самое время прекрасно работает в коллективе, – он помедлил, ожидая реакции, – я все видел по камерам. Ты отлично вписываешься в команду, общаешься, находишь общий язык и, кстати говоря, к тебе все отлично относятся. На мгновение мне даже показалось, что ты флиртовал с одной из сотрудниц.
– Тебе показалось, это она со мной флиртовала.
– Как долго ты будешь ломать комедию и делать вид, что ты весь такой затворник, чурающийся норм общества? Уже бы давно мог найти приличную даму, завести семью.
Наступило молчание. Единственным звуком, доходившим до ушей, был набивающий стук пальцев по столу, знаменующий начало мнимой игры, где каждый доказывал стойкость характера, молча глядя друг другу в глаза: один ожидал ответа, а другой ждал того момента, когда это не понадобится.
– Ты знаешь мою историю и то, как я сюда попал, так что давай без демагогии, – несколько нейтрально сказал Бенджамин.
– Да, знаю. И слишком много банальных теорий я могу предложить, ища причину того, почему ты столько лет занят этим проектом.
– Сегодня что, день такой, что тебя вдруг тянет на психоанализ?
– Я просто интересуюсь своим подчиненным, даже смею сказать – другом. Если все же нужна причина, пусть будет такая. Откуда мне знать, откуда всем нам знать, что ты самостоятельно не создаешь себе и другим невыполнимую задачу, дабы казаться полезным и особенным? Откуда мне знать, что ты сам не придумываешь загадку с заведомо несуществующим ответом?
– Уже поздно, – нарушив затянувшуюся тишину, неестественным легким тоном произнес Бенджамин, улыбнувшись Кристоферу. – Я устал, и ты тоже.
– Проследи, чтобы все было закрыто, – он встал со стула, посмотрел на друга, огляделся вокруг и пошел к выходу.
– Эй, – привлек внимание Бенджамин, подбирая слова и явно колеблясь, – я знаю, возможно, это не мое дело, но этот разговор, на такие темы, случаем не связан… ну… с твоей семьей?
– Ты правда думаешь, что, имей я желание выговорится или обсудить, то не стал бы говорить прямо? – Сдержанно оборвал Кристофер.
– Я просто решил, что, может, как уже было, – Бенджамин немного мямлил, – тебе трудно, и снова посещают…те мысли, о том самом, – прозвучало неуверенно, он словно подбирал слова на ходу.
– И я ценю твое беспокойство, но иногда оно лишнее.
Кристофер оставил Бенджамина одного. В такие моменты он чувствовал себя виноватым, припоминая откровенные разговоры, в которые ненароком просачивались далеко не самые трезвые мысли по поводу собственной судьбы.
Санаторий Восход находился порядочно далеко от города, окруженный лесом и дикой природой. Его курированием занималось правительство в содружестве с частными медицинскими и научными организациями. Несколько гектаров земли, множество строений. Первый в своем роде, и на данный момент единственный, он принимал в большей степени детей, чья судьба была менее удачной, нежели чем у большинства людей. Итан прибыл сюда на служебном автомобиле ЦРТ, и ему было забавно наблюдать, что шофер за рулем был робот рабочей серии, в чьи обязанности также входила защита Итана, которую он обеспечивал без применения каких‑либо орудий дальнего действия. Это забавно, думал Итан, как же быстро идет прогресс, только они приучили роботов к управлению транспортом, как уже вовсю вводится в эксплуатацию автопилот, который сможет полностью заменить водителя. Простая на вид модель, внешность которой больше походила на механическую конструкцию, имитирующую человеческое строение. Никакой одежды, волос или сложных черт лица. Два глаза, тонкая прорезь, имитирующая рот, и тело, не имеющее гендерной принадлежности. Металлический цвет и красная линия вокруг корпуса с номером модели, дабы выделять его как охранника. Легковой бронированный транспорт остановился на парковке, откуда, уже за ближайшим забором была видна территория.
– Будь здесь, – скомандовал Итан и пошел вперед, не отрывая взгляда от санатория, пристально что-то ища глазами. Робот смиренно замер, лишь мотая головой и сканируя окружение.
Пройдя пропускной пункт, Итан оказался внутри. Окружающая атмосфера настолько отличалась от Мегаполиса и самого ЦРТ, где Итан проводил подавляющую часть своего времени, что казалось, будто он попал в совершенно другой мир. Он прошел мимо первого здания по парку, видя небольшие островки, где располагались группы детей, возглавляемые преподавателями. В одной группе справа дети были поделены на пары и учились командной работе в виде упражнений на собирание конструкторов, помогая друг другу. В другой группе, где возраст был чуть выше, проходило книжное собрание, на котором учитель пытался распознать тревоги и мысли ученика через диалог, используя литературу.
Комплекс существовал строго ради адаптации и помощи тем, чьих собственных сил на раннем этапе взросления недостаточно. Но это было не единственное назначение, и оглядывая каждую группу, ненадолго останавливаясь для оценки детей, Итан исполнял роль сыщика. Он остановился под большим деревом, сокрывшись в тени его широких, могучих ветвей, и смотрел на очередную группу, видя радость детей, выполнявших коллективные игры, разумеется, под присмотром воспитателя.
– Дети – удивительные создания, – сказал женщина, появившаяся рядом, – большинство из них не ведают зла или ненависти.
Невысокого роста, всего в метр шестьдесят, она выглядела на первый взгляд маленькой и скромной, но стоило завести разговор, то в ее взгляде и речи сразу просыпалась образованная и сильная характером женщина, не в меньшей степени добрая и вызывающая безотлагательное доверие.
– Давно не виделись, доктор, – дружелюбно сказал Итан, продолжая наблюдать за группой.
– Не знай я вас, подумала бы, что вы хотите приютить одного из них, с таким взглядом часто и прибывают сюда для этого, – они переглянулись, улыбнувшись. – Может пора уже, раз дамы сердца все нет, как я вижу.
– А если все же есть? – они повернулись друг к другу.
– Уверена, что нет, – улыбнувшись, сказала она. – Я разбираюсь в людях, это моя работа.
– Далеко не все заводят семьи, даже при наличии любимого человека, и так же не все любящие друг друга люди могут быть хорошими, любящими родителями.
– Согласна. Но ещё с того момента, как мы впервые познакомились, я поняла – из вас выйдет хороший отец.
– Что мне нравится в вас, Елизавета, так это прямота. Этим детям повезло, благодаря всем нам, но сколько ещё сотен тысяч людей, детей и взрослых, вынуждены выживать из‑за ограниченных возможностей?
– Давайте на чистоту, – Елизавета обернулась к нему, – я уважаю ваш труд, как ученый. Но как человек, которому важны эти дети, мне кажется, это лишь усложнит жизнь, именно поэтому я не говорю, что лучше бы не видела вас ещё полгода, а то и больше, ибо вы заберете кого‑то, и вмешаетесь в естественный процесс его взросления и адаптации. Но, как я уже сказала, как человек науки, я считаю это правым делом настолько, насколько боюсь, что приоритет все же в техническом прогрессе, а не создании мира ради мира.
– Звучит так, словно вы в смятении.
– Так и есть. Все ваши доводы логичны и даже, не побоюсь сказать, альтруистичны. Но видя этих детей, вот так, здесь, счастливыми и добрыми, принимающими себя такими, какие они есть, я иногда задаюсь вопросом – а стоит ли вмешиваться, пусть и в несправедливую, но все же природу? Посмотрите сами, они счастливы. И пусть стандарты определяет большинство, где без поддержки, каждому из них в большом мире, будет как минимум трудно, я боюсь того, как бы не забыть каждому из нас, кто мы есть на самом деле, за десятками ваших обновлений и усовершенствований.
– Мне это напоминает культ Природных, верующих в единство с планетой и всем живым, выживающих в лесах и поселках, забыв даже об электричестве, поклоняясь естеству матушки природы. Я не осуждаю, это их право. Но я знаю, вы не оставите детей без образования, без знаний, что нарабатывались веками, ведь иначе они будут не сильно отличатся от зверей. И вот мой вопрос: где разница между вашими знаниями и моими усовершенствованиями, созданными, между прочим, с помощью тех же знаний? – Не ожидая ответа, он продолжил, – вы даете развитие их уму, их видению жизни – это прекрасно. Я же делаю так, что они могут не только видеть и думать, а ещё двигаться и жить, обладая всеми возможностями для той самой жизни, которой учите их вы. Маленькими шагами, но мы сотрем определение и само понимание «плохих» людей, слабых людей или неполноценных, как физически, так и умственно.
– Но рано или поздно случиться потеря контроля, а последствия будут сокрушительным. Стандарты определяет большинство, Итан, вам ли не знать. Что есть неполноценность в мире, где все неполноценно?
– На последний вопрос у меня нет ответа, пока что. На случай других ситуаций у меня есть вы, доктор.
– Вы говорите слишком складно, мой друг, уверена дар убеждения не ваш единственный.
– Утренняя встреча опровергает ваши слова.
– Рано или поздно будет поставлен вопрос: как много мы еще можем изменить в человеке? Ответ будет обширным. Но будет ли задан вопрос: зачем продолжать менять человека, лишая его тем самым, самого себя? Вот что меня пугает. Скажите мне, Итан, как не потерять контроль над определением неполноценности?
– Именно поэтому мне нужна ваша помощь и полное участие в новом проекте, ведомый которым, я и оказался снова здесь, – она с удивлением посмотрела на него. – Недавно к вам поступила девочка с аутизмом. Прежде чем вы используете весь словарный запас для парирования всех моих доводов, я скажу, что не хочу его излечить. Моя цель совсем другая. Я хочу изучить эту болезнь, если позволите её так назвать.
– Зачем, Итан?
– В свои десять лет она имеет математический дар, которого люди за всю жизнь не могут добиться, это правда?
– Да.
– Представьте, какие возможности получит человек, если мы поймем, как это работает, не говоря уже о причине или катализаторе, вызывающим такой дар у одних, а не других. Она ведь сирота, верно?
– Да. Родители были из Природных, после того как одно из поселений вымерло от болезни, туда прибыла группа зачистки и дезинфекции, и обнаружила её. Здоровую, целую, без признаков патологических отклонений.
– Кроме аутизма, – задумчиво произнес Итан, – вы поможете мне с девочкой?
– Её зовут Кассандра, – Елизавета кивнула.
– Хорошо. Я могу с ней увидеться сейчас?
– Я бы отвела вас и познакомила, но, кажется, ваши планы в данный момент меняются, – она указала на приближающегося охранного робота. Итан удивился, развернувшись к нему, спросил, не дожидаясь того, как он подойдет ближе:
– Чего ты хочешь?
– Вы отключили способ коммуникации, Итан. Миронова Майя вызывает вас уже семнадцать минут, вопрос срочный, – робот остановился в метре от Итана, – здравствуйте, Елизавета, как вы поживаете?
– Надо же, какой приветливый, – удивилась Елизавета, и ответила, – все отлично, спасибо, а как вы?
– Благодарю вас, все отлично, – ответил сразу робот.
– Вы закончили? – Спросил Итан, переводя взгляд с робота на Елизавету.
Включив гарнитуру сразу спросил:
– Прости, я выключил связь. Что случилось?
– Ты должен немедленно вернутся в ЦРТ, робот отвезет тебя, и никаких вопросов, – Майя говорила быстро, по окончании сразу закончила вызов.
– Что‑то случилось? – спросила Елизавета.
– Пока не знаю. Но мне надо возвращаться. Видимо, познакомлюсь с нашей Кассандрой позже, а сейчас мне пора. Спасибо вам, я был рад увидеться, – предвкушая некие проблемы, Итан попрощался с Елизаветой.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке