По мере приближения к деревне стволы становились все реже и в конце концов лес плавно перетек в реденькие осинки, которые ветер не стеснялся трепать, клоня почти к земле. За ними Тай разобрала смех, выкрики; стало досадно, что мальчишки плавают вволю в любое время, а ей, как обычно, нужно плескаться в корыте, огороженном переборкой. Немедленно возникло желание прыгнуть к ним, пока бабушка не видит. Один раз проплыть в зеленоватой воде.

Тут же Тай себя одернула, припомнив, что и плавать-то не умеет. Вполне может утонуть, потому как вряд ли кто из ребят поможет. Возможно, только Мелек сжалится, и то из-за Йены, которая огорчится, если брат утонет.

– Эй! – закричали со стороны запруды. Тай перехватила крепче корзину. – Эй, заморыш! Иди купаться!

Дан, кузнецкий сын, заметил крадущегося мимо недруга. Выбравшись на берег, отряхнулся как собака, и подзывал к себе, а Тай быстро заморгала, заставляя себя не смотреть, как наказывала старая Таната. Замотала головой, краем глаза отмечая, насколько плотно сложен сосед; такой, что никакой палкой не пробить, не пронять. Руки, ноги как бревна, на животе хорошая прослойка жирка, то и смеялся, пока кулаки отбивала об него. И…

Тут Тай забыла, что глаза нужно закрыть и топать домой.

Следом выбрался его друг. Потоньше, пониже, но в общем схожий с Даном. И Мелек стоял в воде по колени, приложив ладонь ко лбу. С той же самой штукой между ног, которой у нее самой и в помине не было.

Тай уставилась на нее с открытым ртом, не думая о том, как нелепо выглядит и что подумают мальчишки, начавшие уже перешептываться между собой и посмеиваться. Мелек, внезапно покраснев, вернулся по пояс в запруду. Глаза опустил, а после и вовсе ушел под воду с головой; будто Йена перед ним стояла, а не Тай.

Тай взъерошила волосы, не зная, что сказать, как вести себя. В голову полезли петухи и куры, но те отличались только перьями. Собаки. Коты. Бараны. То, на что и внимания никогда не обращала за ненадобностью.

Саф, выглядевший несколько ошеломленным и жующим слова. Но с ним все понятно, он просто Йены не видел.

Машинально Тай прижала руку между ног, ничего отличного от обычного не обнаружила. Заставила себя фыркнуть, поднять корзину, показывая, что дело у нее, отвернуться и шагать по дорожке, к приоткрытым воротам. Держать спину ровно, не бежать.

Сердце все ускорялось.

Так вот какой изъян у нее, над которым смеяться все будут.

Ногами уже поднимала клубы пыли, так неслась по дороге, оставляя за собой след из веточек мяты.

– Бабушка! – закричала, ворвавшись в дом.

Таната подняла голову от штанов, которые зашивала, сидя у окна. Быстрый взгляд на багровое лицо, дрожащие губы – и жестом показала поставить корзину и подойти.

– Что случилось? – негромко спросила, отложив иглу на подоконник. Туда же отправились штаны, а высохшие руки притянули Тай ближе. Таната пригладила взмокшие кудри. – Рассказывай.

– Я видел… – запыхавшись, Тай замолчала. Продышалась. – Видел. Дана видел. И Ирика видел. И… – огляделась, Йены не обнаружила в комнате. Но голос все равно понизила, боясь, что сестра услышит: – И Мелека. В воде. Они купались.

Таната похолодела.

– И что? – сжала плечи внучки жестче.

– Они без одежды были, – страшным шепотом объяснила Тай. – И у них… Бабушка! Они ведь как кобели!

Таната поперхнулась.

– Тай! Что за выражения!

Тай сдвинула брови.

– Ты сама так собак зовешь.

– До кобелей те мальчишки еще не доросли! – отрезала Таната. – Больше чтобы не слышала…

Тай задергала ее за юбку.

– Но ведь я отличаюсь от них! Ба! У меня ведь нет того висячего хвостика. Это значит, что я как сука?

Таната прикрыла глаза.

– Это значит, что вы ошиблись с мамой?? – Тай тянула юбку бабушки все сильнее. – Бабушка!?

– Сядь! – прикрикнула Таната, подтянув пояс. – И перестань рвать вещи! Сядь немедленно!

Тай от окрика умолкла. Быстро спрятала руки за спину.

– Ошиблись? – осмелилась повторить с надеждой. Тут же напомнила про собаку, которая несколько месяцев звалась Дымом, а потом принесла щенят: – Как с Дымкой?

Таната тяжело вздохнула.

– Сядь, – повторила тише и сама усадила внучку на стул. – И слушай меня внимательно.

Тай слушала. Очень внимательно, не упуская ни единого слова и, содрогаясь от зловещего тона, честно пыталась понять, что хотела втолковать ей бабушка.

Узнавала о суевериях людей, о том, насколько необычны они с сестрой. О мотивах всех запретов, об обрезанных волосах и невозможности носить платья.

– Но почему я? – не выдержала. Несправедливым показалось, что Йена жила как положено девочке, а ей приходилось постоянно выживать и драться, прикидываясь тем, кем не является.

– Потому что сестра твоя задала бы тот же вопрос, будь она на твоем месте, – резонно ответила Таната. – И в той же мере сочла б, что ее обидели напрасно. Понимаешь? – Тай не понимала, но плакать не смела. Вздрогнула от петушиного крика и вогнала огрызки ногтей в свои коленки. – Неважно, кто из вас. Второй было бы несладко в любом случае. И я даже рада, что это ты, потому что ты тверже. Упрямее. Йена давно б уже ревела и пинков получала бы больше. А ты даешь сдачи. Да так даешь, что соседи жаловаться ходят.

Тай приободрилась от похвалы. Ненадолго забылась, после чего опять сникла.

– Я могу стать как Йена? – спросила жалобно.

– Если узнают, нам всем станет худо, – прямо ответила Таната. – За обман. За ложь. Глядя на вас, люди не отличат, кто есть кто. И одну из вас убьют. Понимаешь?

Тай сразу же представила, как Йену топят в корыте как лишнего котенка, и крепко зажмурилась, затрясла головой.

Дверь скрипнула, пропуская сестру. Тай прижала к груди руки, глядя на нее, такую родную, слабую и ничего еще не знающую. Пытающуюся защищать брата изо всех своих сил, ругаясь с мальчишками. Даже с теми, которые ей нравятся.

– Подойди, – сказала Таната Йене, остановившейся на пороге. – Прежде дверь закрой на щеколду.

– А мама знает? – голос Тай сорвался на писк. Таната цыкнула, прося помолчать. И, поставив локти на стол, утомленно обхватила свой лоб. На Мелу была очень зла; та редко появлялась в доме и детей, как и подозревала, бросила на нее. Не было бы старой матери, оставила б соседям, а там и до беды недалеко.

– Девочки… Конечно, она знает, кого родила.

Йена вопросительно посмотрела на бабушку и потянула задвижку, с лязгом вошедшую в скобу.

– Ба?

Таната выпрямилась.

– Что ж, – проговорила. – Время откровений пришло. Теперь за языками следить нужно как никогда. Йена. – Йена начала дрожать, переводя испуганный взгляд с хмурой бабушки на Тай, на слезы, которые непонятно как еще не пролились. – Познакомься со своей сестрой.

– Что? – вытаращилась девочка. – Какой сестрой? – И завертелась, ища в комнате четвертого. – Бабушка! Где?

Таната указала на Тай.

– Она. Не брат, нет. Сестра. Она твоя сестра. Диво, что смогли столько лет держать в секрете даже от вас самих. Теперь, очень надеюсь, что достаточно выросли, чтобы не болтать.

– Сестра? – ахнула Йена, вытянув шею. Таната дернула щекой, а Тай разревелась, уткнувшись в ладони.

* * *

Ниока почесала щеку. Фериор повторил ее жест, разглядывая массивную цепь, которую Асафи приволок в пещеру и бросил у стены. Сковырнул присохший обрывок сероватой кожи, поскреб у основания звеньев, перестраивающихся в позвонки. Поднял голову.

– Ты лишил айсерга хвоста? И зачем ты это сделал?

– Ты был в окрестностях Торна? – вторила ему Ниока. – И зачем тебе там быть?

Саф причины подходящей не придумал, а убедительно сочинять на ходу перед теми, кто знал его так давно, посчитал неуместным. Тем более, вряд ли поверили бы.

– У нас есть повод начать волноваться? – Ниока пригнулась, отыскивая взгляд Сафа. Насторожился Ферио́р, услышав ее слова.

Саф фыркнул, показав свое отношение к опасениям семьи.

– Нет повода, – ответил коротко. Ниока обвела глазами пещеру, общими стараниями превращенную в подобие императорского схрона сокровищ. Множество пустот их окружало, забитое веками собираемым хламом, найденным случайно либо вытащенным садау вместе с трупами; время от времени переставляемым, перемещаемым и в итоге приобретшим какое-то подобие организации. Пещера стала их жилищем. Усыпальницей, как уточнял Саф, напоминая этим, что большую часть жизни они проводят на одном месте, в вялом оцепенении.

– Саф… – проговорила укоризненно и пнула тяжелую цепь, привлекая к ней внимание. Звон потревожил пустоты и уши Сафа. Тот поморщился.

– Вместо того, чтобы залечь в спячку, белый змей мечется по Сирамизе и отрывает хвосты, которые здесь, – Фериор рывком обвел рукой зал, – совершенно не к месту. Согласись, есть над чем задуматься.

– Не соглашусь, – возразил Саф и тоже подумал, что хвост айсерга тут лишний. Разве что растянуть его перед входом и спотыкаться. Была понятна тревога Ниоки и Фериора, а еще непонятно, как на нее реагировать. – Риор…

– Давно ты так меня не называл! – Фериор вскочил на ноги, его рык удивил Ниоку. Но не Сафа. – Подкуп? Отвлечь пытаешься?

– На нанцев нарвался? – вторила Нио́ка, указав на заляпанный рукав туники. Саф пожалел, что не надел что-нибудь темнее, и что мечник, гнавшийся за ним от ворот, оказался настолько нерасторопным, чтобы подставиться под цепь.

– Не моя. Гарнизон блокпоста повыскакивал из своих бараков в кои-то века, когда я возвращался.

– Наместник Нана полный болван, – проворчал Фериор, отвлекаясь на стражей Первого блокпоста, соглашаясь на краткий перерыв. – Повсюду на блокпостах по одному – два отряда расположены. Мечники и лучники из новобранцев, которые ни мечами, ни арбалетами не владеют в достаточной мере.

– Тебя видели? – Ниока, обращаясь к Асафи, не спускала глаз теперь с Фериора. Гадала, надолго ли он унял свою нетерпеливую натуру, и что означает кривоватый изгиб губ. Его манера мешать взгляд с волосами не позволяла точно определить настрой. Он с одинаковой вероятностью в следующее мгновение мог как уснуть, так и взорваться.

Саф точно так же следил за ним.

– Они не слепые. Видели охотника за трофеями. Пытались подстрелить. Не уверен, правда, кого из нас.

– Что возвращает все к началу, – Риор послал взгляд исподлобья. – К чему этот трофей?

– Ты становишься чересчур раздражительным, – обронил Саф. – Боюсь, до брачного сезона целыми мы не доживем. Может… – приподнял бровь и устремил на Риора прохладный взор. – Спустишь пар немного? Или просто прикроешь рот?

Фериор сердито уставился на Асафи. Ниока сделала вид, что не слышала, и принялась копаться в сундуке, отыскивая чистую тунику.

– А ты? – прищурился Фериор, складывая руки на груди. – Снова в спячку уйдешь?

– Нет, буду дожидаться окончания. Кому-то же надо принять молодого змея, – развязывая шнуровку верхнего жилета, Саф чуть улыбнулся. – Не могу позволить, чтобы ты ушел в другую семью.

– Ниока…

Саф резко оттолкнулся от стены.

– Ниока изъявила желание сохранить свою шкурку, поэтому она будет спать. К тому же ей с тобой не справиться. Отыскать, поймать и притащить сюда твою тушу – считаешь, ты сама приветливость в тот момент?

Фериор разочарованно откинулся назад.

– Это ведь весело, – протянул. В ответ разобрал шипение; Ниока его брачную эйфорию не разделяла. Даже не обернулась, лишь сердито откинула подвязанный на затылке хвост, в свете искр отливающий зеленью. Фериор немного им полюбовался. Развернулся к Сафу, стягивающему тунику. – Как же ты легко ускользаешь от темы!

Едва уловимое движение бровями, туника полетела на каменный пол. Саф потер бурое пятно, оставшееся на запястье.

– Умею ведь. Почему не воспользоваться этим?

– Это неприятно.

– Зато обсудили блокпосты, – Саф направился к Ниоке за другой одеждой. Блики искр заиграли на прозрачных чешуйках, покрывающих лопатки.

– Ты нервничаешь, – заключил Риор, увидев вполне наглядное тому подтверждение: дуал не мог удержать себя в единстве. – Значит ли это, что пришло время для добрых пожеланий той ведьмы, которую сожгли на костре?

– Она заслужила.

Фериор ощутил дрожь в позвоночнике.

– Никто и не спорит, – как ни крепился, все же передернулся, прогоняя мурашки. – Но вещи она говорила нехорошие; зря язык ей не вырвал раньше, чем ведьма им воспользовалась. Столетиями мы валялись спокойно, но вдруг ты зашевелился. Ладно бы просто зашевелился, но… – Подошел ближе, подхватил руку Сафа, тыча ему кистью в лицо. – Не признаешься и покрываешься своей скорлупой!

– Да то ребенок! – вспылил Саф, рывком просунув руки в рукава. – И… пацан к тому же. Остынь! Ему хвост в подарок пришлось добывать! Встретил у леса. Сглупил, предложил!

– Намеренно путаешь нас? – тихо проговорила Ниока. Саф задышал тяжелее.

– Я не верю в предсказания, – прошипел. На языке разлилась кислота, облизал клыки. Спасительный яд, моментально ударивший в голову, приведший в чувства. Саф вынужденно рассмеялся: – Кто их делает? Обкурившиеся дурманом старухи? Они давно из ума выжили. – Завязал тесемки у горла. Очень аккуратно, медленно. – Цепь не трогайте. Меня тоже.

Ниока молча подобрала с пола одежду Сафа. Фериор порывался что-то сказать, но, натолкнувшись на предупреждающее покачивание головой Ниоки, сдержался. Смотрел, как уходит Асафи в одну из черных дыр, чтобы свернуться там и дремать. Определенно чего-то дожидаясь. Скорее всего, встречи с тем, кому обещал добыть цепь.

Ударил кулаком по стене.

Ниока взглядом показала, что разделяет тревогу, но нарываться сейчас не стоит. Саф может выйти из себя, он уже на пути к этому.

– Что ведьма имела в виду, когда говорила об огне, льдах и союзах, немыслимых даже для шакалов?

Ниока столько раз пересказывала Риору слова, что выучила их наизусть. Только вот смысла в них от этого не прибавилось.

– Думаю, – сказала, – поймем только тогда, когда это случится. Если случится. Саф прав, ты слишком взвинчен. Может, последуешь его примеру и подремлешь?

– Почему тебя не видать в долине в брачный период?

– В долине не видать даже тупых садау в то время, – невозмутимо заметила Ниока, задержавшись у выхода. Обернулась. – Любой, имеющий хоть каплю мозгов, заползает в норы и боится дышать. Вы же скалы разбиваете друг другом.

– Бой, азарт бежит по венам. Безумие в голове, треск энергии, боль и чудесная награда в конце. – Риор прервался, разглядывая заблестевшие скулы Ниоки насмешливо. – Что может быть лучше?

– Потом трясетесь, все в крови, слизи, сбрасывая ошметки кожи и извиваясь, как придавленная амифи́са, – снисходительно закончила перечисление Ниока.

– Этого я не помню.

– Я помню. Достаточно, чтобы отвратить. Лучше останусь собой, чем дурной тварью.

– Дурной тварью? – глухо переспросил Риор, стирая улыбку с губ.