Издавна повелось поклоняться тем, кого боялись и почитали предки. Неизвестному, необъяснимому и оттого обретающему мистическую власть над сознанием. Пять великих домов, погибших давно, пять священных земель, принадлежавших им когда-то, пять хранителей, которые по сей день скрывают в своих владениях порождения древней битвы. Вся магия, коей управляли герцоги, утеряна, и лишь отголоски ее впитались в землю, срослись с живыми и мертвыми, остались в запретных лесах и пустынях, где люди устроили жертвенники в надежде умолить хранителей продолжить нести свою службу.
Долина Сидэ в Сирамизе когда-то принадлежала Дому отражений. Место обитания змей, символа Дома. Так и осталась она нетронутой, окруженная скалами, окутанная туманами, избегающая солнечного света, скудного на самом деле из-за постоянных туч.
– Говорят, там захоронен сам император Диссемирт…
Повитуха закатила глаза. Показалось, даже роженица покривилась, услышав такой вздор.
– До него бы уже некроманты добрались, – проскрипела сидящая в углу старуха, хозяйка дома. Инга, помощница повитухи, ярко покраснела и прикрыла рот, подвинула ближе ведро горячей воды.
– И стал бы он лиггеном! – выпалила, все же не сдержавшись. Старуха стукнула палкой по полу. Повитуха замахнулась полотенцем, шлепнула девушку по плечу.
– Жутковато на самом деле, шутить о таком, – выдавила будущая мама, переведя дыхание. – Как рассказывают, его с трудом в землю уложили. Вряд ли некроманты с ним справятся… – морщась, сжала в кулаках натянутый меж спинками кровати ремень. – Даже с мертвым… Больно-то как!
Старуха в углу покачивалась на лавке, слушая, но подходить ближе не стала.
– Терпи, Мела. Терпи, – приговаривала. – День закончится, тогда вздохнешь свободнее.
Повитуха бросила на старую хозяйку испуганный взгляд и вернулась к кровати. Переспрашивать не стала. Задержалась на удивительном облике Мелы, измученной, взмокшей, кусающей губы, но выглядевшей при этом так, что все ее усилия и боль хотелось немедленно забрать себе. Заметив, что и веснушчатая Инга зачарованно протирает побелевшие от напряжения пальцы женщины, подтолкнула ее в бок, веля сосредоточиться на деле.
Ночь упала на деревню в один момент, поглотив и закат, и сумерки. Потянуло холодом, тогда старуха палкой прихлопнула оконную створку. Инга тут же достала искру, подышала на нее. Крохотный огонек осветил комнатку и прозрачные голубые глаза Мелы, устремленные в потолок. Повитуха перетрусилась.
– Лампу зажги! – рявкнула на дочь. – Чего стоишь? Ребенок уже идет, не вижу ничего!
Инга метнулась к стене, сняла висевший на ней светильник, коснулась искрой фитилька. Хозяйка пугала своим неподвижным видом, как ожидала чего, и от нее девушка попросту отбежала, оставив старуху в тенях.
– Ма… – покосилась себе за спину.
– Читай, – последовал наказ.
Инга вздохнула.
– Даже у коровы легче теленка принять, – буркнула себе под нос и принялась послушно выводить заученные слова для дитя: – Приди в мир, тебя ждут. Приди частью, стань целым. Приди… – запнувшись, остановилась. Старуха недовольно цыкнула, а Инга в то время быстренько заглянула под простыню, накрывавшую ноги Мелы. Подумалось, будет ли похож малыш на свою бабушку. – Приди пустым, стань полным. Приди…
Монотонный напев разбавился первым криком ребенка, и Инга снова запуталась.
– Девочка, – повитуха быстро заморгала, глядя на ребенка. Повторила громче: – Девочка!
– Всего по два, две противоположности… – Инга невольно вытянула шею, пытаясь тоже увидеть младенца. – Ого!
Мела протяжно застонала, схватившись за живот, опавший лишь немного. У стены скрипнула лавка, в деревянный пол воткнулась палка, принимая вес Танаты. Повитуха наскоро завернула ребенка в приготовленную ткань и поискала, куда можно его положить. К новорожденной протянулись сухие руки бабушки.
– Дай.
Инга задергала мать за юбку, указывая на Мелу.
– Как у кошки… – начала и тут же прихлопнула рот, сообразив, с кем сравнивает женщину. Добавила тише, краем губ, надеясь, что мать поймет: – Когда котят много.
Старая Таната уложила кряхтящий сверток на одну руку и подошла ближе, щурясь на свету.
– Двое?
Повитуха нырнула под простыню. Мела сжала зубы, вновь ухватываясь за ремень. Затаила дыхание Инга, никогда не видавшая детей более одного за раз. Хмурилась сама повитуха, придерживая головку второго дитя.
Тревожно, слишком тревожно ей было.
Достала младенца, подняла к свету. И побледнела страшно.
– Две одинаковые вещи не могут существовать! – само собой вырвалось у нее. Вторая девочка не отличалась от первой ничем. Одно лицо, один цвет волос. Даже кряхтели они в унисон. – Дурной знак! Копия!
– Один – мальчик, – сказала старуха, забирая вторую внучку. – Займись их матерью.
– Но…
– Один – мальчик, – с угрозой повторила старуха, отыскивая чистое полотно. Старшую девочку уложила в люльку. – Имя ему Тай. Его сестру звать Йеной.
Повитуха холодела, давя порыв немедленно бежать. От этих женщин и их детей, подальше от этого дома.
– Да, мальчик, – ровно согласилась. По спине ручьями стекал пот. – Тай, хорошее имя. Они разные, ты права, Таната.
Домой с Ингой возвращались далеко за полночь. Инга приплясывала на пустой дороге, приминая траву, пробившуюся по центру. Ее мать кусала губу и озиралась, вздрагивая от любого шороха.
– Маменька, а правда, что Мела рождена от инкуба?
Повитуха поджала губы и погрозила дочке.
– На мать ее посмотри! Высохшая ведьма, там и имп такой не соблазнится. – Белокурая нимфа Мела, прекрасная, как только что выпавший снег, скорее, была подброшена на порог, чему повитуха поверила бы скорее, чем союзу уродливой ведьмы и инкуба.
– В долине ведь есть инкубы? – не унималась Инга. – Она туда ходит?
Повитуха зашипела сквозь зубы, остановившись. Сунула в руки мечтающей о любви дочери корзину.
– Даже не вздумай! Нос туда совать! Инкубы – не самое страшное, что там водится! – На миг позволила себе подумать о невероятной красоты девочках, родившихся сегодня. И тут же выбросила их из головы.
– А кто отец этих хорошеньких деток? Ни разу не видела, чтобы кто-то в дом Танаты хаживал.
– Много вопросов задаешь. О том, что видела, забудь, иначе… – хмурясь сильнее, повитуха договаривать не стала. Завидев свой дом, ускорилась. – Темно совсем, торопись.
– Ма…
Повитуха быстро обернулась. Инстинктивно вскинула руки; жест бездумный, от острейшего лезвия ее не спасший. Быстрая боль, секундное замешательство, и последующий проблеск понимания, затухающее сознание. Падения навзничь повитуха уже не почувствовала, раскинула в стороны безвольные руки. От удара о землю взметнулась и опала пыль. Над ней со вздохом склонилась старая Таната.
– Кто ж знал, кто ж знал… – посмотрела на топорик, застрявший в черепе, на потускневшие, распахнутые глаза, один из которых заливался тоненькой струйкой крови. Глянула и на Ингу, в похожем состоянии лежавшую неподалеку, чьи волосы ярким пятном устлали землю. Помахала рукой, подзывая двух импов. – Забирайте, пока теплые.
С садау из долины Сидэ, туповатыми и хитроватыми людоедами, любителями шастать по могилам и готовыми жрать все и всех, она давно уже заключила сделку, свою часть которой выполняла исправно, внося плату за безопасный проход к их территории. Не думала только, что Мела так ее подставит, двумя одинаковыми девочками до смерти напугав единственного толкового лекаря на всю деревню.
– Ты знала?
– Откуда? – Мела поерзала, удобнее устраиваясь среди подушек. О повитухе не спросила. – Даже ты не догадывалась, откуда же…
Таната села на край кровати. Рядом стояла люлька. Одна, в которую уложили детей, сопящих друг на друга, вызвавших у их бабушки только поджатие губ, и без того изрезанных морщинами.
– Отец – один из тех? – кивнула куда-то вдаль. Мела опустила глаза, не собираясь отрицать. Таната сердито стукнула палкой по полу. – Я ведь тебя предупреждала! Еще одно поколение – и родятся настоящие суккубы! Чем ты думаешь?
Мела упрямо молчала, теребя простыню. Только это движение и выдавало ее неуверенность, возможно, смущение за свой выбор. Таната вздохнула, поняв, что дальше этого момента Мела не размышляла. Да и до этого, скорее всего, тоже. Подобное притянулось подобным, последствия свалились внезапно.
– И что делать будем? – вопросила. – Две девки, одну из которых точно утопят в ведре или оставят на алтаре в долине, решив исправить ошибку природы.
Мела вздернула подбородок.
– Кто знает, что их две? У нас прекрасное пополнение, две половинки целого, мальчик и девочка. Йена и Тай!
Таната покачала головой, в полной мере представляя, как сложно будет заставить молчать самого ребенка.
– Мы могли бы… – сказала. И замолчала, не став развивать дальше бессмысленные идеи о переездах. Глаза у людей есть везде, куда бы они ни подались. – Если отдать одну… – И снова оборвала себя, вспомнив, кто отец детей, и что инстинктов родительских у него столько же, сколько у голодного грызуна. Чуть больше их у ветреной Мелы, потому она еще пытается обустроить их дальнейший быт. Но стоит чуть надавить – и отдаст обеих девочек, а вскоре забудет о них.
Винить в этом ей нужно только себя, Таната понимала. Когда-то точно так же поддалась чарам, редкостной красоте и лживым речам. Только повезло ей больше, ребенок оказался один.
В долину Сидэ она последовала за импами, диковатыми, своевольными уродцами, опасавшимися зубов садау и обходительности инкубов. Любителями гоняться за огоньками и играть с амифисами, угадывая, где голова, а где хвост. Опасливо озирающимися, как только речь заходила о змеях размерами поболее и темпераментом холоднее.
Однако ни разу Таната их не видела, истинных хранителей Сидэ. Точно так же как и не отыскала захоронения Ксафира Тимена Диссемирта, последнего представителя Дома отражений. Хотя вряд ли над его костями установили бы отличительный знак, так что он вполне мог покоиться под любым из земляных холмиков, разрытых и просто подкопанных. Либо утолить голод любого из садау.
Людоеды, неповоротливые с виду, разбухшие от мертвечины, за столетия обзавелись не одними челюстями, а их крохотный мозг работал только в угоду желудку. Почерневшие, изъеденные язвами, тем не менее передвигались они так бесшумно, что Таната в который раз с трудом сдержала вопль страха, моргнув среди безжизненных валунов и сухих искореженных стволов, оплетающих корягами серый сумрак, а в следующий миг встретившись с прищуром белесых глаз. Оценивающим, совсем старухе не понравившимся.
Импы сбросили на землю два тела и скрылись, словно и не было их. Тогда только Таната чуть выдохнула, когда жажда садау сместилась на свежее подношение.
– Амедео, – коротко сказала. Людоед любезно заурчал, хватая за ноги повитуху и Ингу. На них Таната старалась не смотреть.
Ожидание заняло не более минуты. Садау, волоча за собой трупы, не успел скрыться с глаз, как знакомый негромкий смех коснулся слуха. Таната резко обернулась.
– Ведьма, – ласково произнес инкуб, придвигаясь ближе. – Время идет, а ты все приходишь и приходишь… Потеряла кого? Не меня ли?
Таната поймала себя на том, что уже тянется к дивно очерченным губам, пропуская все слова мимо ушей. Замерла, отдернула пальцы. Отступила назад, тогда как белокурый Амедео рассмеялся, покачивая головой.
– Возраст, внешность… Не имеют значения, душа моя, пока ты желаешь меня… – наклонил голову, предлагая подойти ближе, – видеть рядом.
Таната сделала еще один шаг назад.
– Мела, – сказала. Брови инкуба взлетели вверх, следом он нахмурился, припоминая, кто это. – Моя дочь. Была здесь. С кем?
Амедео насмешливо покривил губы.
– Дочь? – облокотился о ствол позади себя. – Та неуемная особь, пугающая всякого, кто оказывается в пределах ее видимости и досягаемости?
Таната повторила его жест, сложив руки на груди. Они дрожали, поэтому так вышло лучше всего скрыть страх.
– Она принесла двух детей, которые уже больше ваши, чем наши. Теперь хочу знать, что с ними теперь делать.
Амедео, сообразив, что окончание ночи ему светит провести в нелепых беседах, зашипел, показав свой настоящий лик. Злобно, рассерженно исказились плавные до этого черты.
– Не слежу, кто чем занимается, – оттолкнулся от дерева, выпрямился. – И, поверь, те несмышленыши интересуют нас прежде всего с точки зрения покоя. Дети ничего дать не могут, поэтому держи подальше их, если хочешь уберечь.
О проекте
О подписке