А ещё дальше – стены самой крепости. Когда-то белые – а теперь грязно-серые, покрытые густой копотью, пробитые во многих местах таранами; так и остались возле них громадные штурмовые лестницы и осадные башни, привалившиеся к парапетам, вросшие в землю по ступицы огромных колёс, окованных железом. Крыши домов были избиты каменными ядрами из катапульт, а сами дома выгорели изнутри от зажигательных снарядов, кои в изобилии запускали требушеты харадримов.

Осада Гондора была долгой, и всех подробностей – как именно пал город – Фолко не знал, да и знать не хотел. Он видел, что за прошедшие годы никто не спешил ничего восстанавливать – лишь кое-где, на скорую руку, харадримы заложили обломками камня зияющие бреши в стенах. Грубая кладка казалась заплатами на погребальном саване; убирать штурмовые лестницы и вовсе никто не озаботился. Судя по всему, немногочисленные обитатели Пеленнора помаленьку распиливали их на дрова.

– Отбить Минас-Тирит – а что, неплохо, верно, Малыш? Эдорас уже отбили; так, глядишь, и остальное отобьём!

– Отобьём, а дальше что?

– В Осгилиат, – проговорил Фродо. – Через Перекрёсток и дальше.

– В Минас-Моргул… – заметил Торин.

– Мимо Минас-Моргула, – поправил хоббит. – Там сейчас, голову даю на отсечение, ни души. Едва ли харадримам те места особенно понравились.

– А что скажет Этчелион?

– А мы его и спрашивать не станем, Строри! Кто он нам, хотел бы я знать?

* * *

Окрестности Минас-Тирита, Гондор, 18 июля 1724 года

Ночь атаки подкатилась-подкралась на мягких кошачьих лапах. Этчелион разделил своё воинство на пять отрядов, каждому из которых вменялось взять определённый участок стены.

– Шестой отряд я поведу сам, – владетель Итилиена, гондорские командиры, гномы и хоббит говорили вполголоса, сжавшись в зарослях у самого их края. – Главные ворота – надо открыть!

– Судя по всему – они там завалены чуть ли не доверху, – заметил Торин. Гондорский нобиль лишь улыбнулся:

– При Великом Короле Элессаре Гондор не только восстанавливал старое. Новое строили тоже. Вы увидите.

…Разговоры и советы остались позади, каждый знал свой манёвр. Безмолвные ряды конных двигались через Пеленнорские поля, двигались так, словно имели полное право тут находиться. Низко надвинуты варварские шапки, тускло блестит лунный свет на кривых ятаганах; ни дать, ни взять – какой-то род истерлингов решил своими глазами узреть сказочную столицу великого некогда Гондора. А может, объявлен сбор войск, и разношёрстные отряды, шастающие по истерзанной земле, спешат к назначенному месту.

Хоббит и гномы ехали рядом с Этчелионом. Владетеля Итилиена сейчас едва ли узнала бы даже родная мать.

Отряд двигался прямо по дороге, не скрываясь, мимо смутно сереющих в лунном свете развалин. Вот со скрипом отворилась какая-то дверца, упали отсветы чадного факела:

– Эй, кто такие? – раздалось по-харадски. В этих пределах Фолко язык южан понять мог, а вот ответ Этчелиона, тоже по-харадски, уже нет. Гондорец ответил немедля, хриплой и быстрой тирадой, весьма властно, как человек, привыкший командовать и имевший на это право.

Судя по всему, ответ его пришёлся впору, дверь закрылась.

Нет, не стража; просто какой-то обитатель выгоревшей пустоши, которому не спалось.

Гондорские всадники в молчании проследовали мимо убогой лачуги – убогой, несмотря на то что сложена она была из роскошных мраморных плит. Рядом среди руин угадываются другие; а вот тут на верёвке, протянутой меж резных колонн сушится бельё.

Даже как-то странно, подумал хоббит. Кажется, что харадримы не ощущают опасности; а ведь ходили слухи, что гондорцы пытаются отбить сердце своего королевства.

Видать, недостаточно пытались, коль отряд Этчелиона движется к крепости, не встречая никакого сопротивления.

Впереди в лунном свете белели стены великого города; до них оставалось не более полулиги.

Замысел Этчелиона почти удался, но именно что «почти».

Ближе к древним укреплениям харадримы таки держали стражу, и стража эта отнюдь не спала и не предавалась неумеренному винопитию.

Старую дорогу преграждала баррикада из беспорядочно наваленных обломков камня; из середины торчала воздетая рука какой-то статуи. Собственно, баррикад было две, с узкими проходами, так что прорываться пришлось бы между двумя завалами; справа и слева тянулось что-то вроде наспех и кое-как возведённых валов.

Здесь горели факелы; несмотря на глухой ночной час, над баррикадами виднелись острия копий.

И, завидев незнакомых всадников, которых тут явно не ждали, харадримы поступили именно так, как надлежало обученным воинам.

Раздалось резкое «стой!», справа и слева мелькнули лучники, почти невидимые в темноте.

Владетель Итилиена бестрепетно послал коня вперёд, поднимая правую руку, словно в приветствии. Раздались резкие и хриплые звуки чужой речи.

Голова гондорского отряда остановилась, однако чуткий на ухо хоббит слышал, как за их спинами задние ряды осторожно растекаются вправо и влево, без лишних слов охватывая харадримскую заставу полукольцом.

Этчелиону ответили, в голосе стражника слышалось недоумение. Гондорец привстал в стременах, рявкнул повелительно, указывая куда-то себе за спину.

Это был сигнал.

Фолко одним мгновенным движением всадил стрелу под подбородок харадцу, почти не целясь и даже не растягивая тетиву на всю руку. Гондорские лучники первых рядов опередили южан-стражников – Этчелион не зря говорил, что собрал лучших из лучших.

Свист, глухие и хрусткие удары, острые оголовки находили цель. Торин и Малыш молча, плечом к плечу, ринулись прямо на баррикаду, увлекая за собой гондорцев; гномы, несмотря на невеликий рост и коротковатые ноги, привыкли лазать по грудам камня, и оба товарища Фолко в один миг оказались наверху, Маленький Гном ловко поймал копейное древко, рванул – харадрим так и взлетел над преградой.

Схватка была короткой, и сейчас Этчелион торопил своих:

– К стенам! Все к стенам! По направлениям – разберись!..

Один за другим от главных сил отделялись штурмовые отряды, владетель Итилиена вёл своих к воротам, слегка придерживая скок, и не только, чтобы не отстали гномы и хоббит на своих пони, – атака должна была начаться разом и со всех сторон.

У ворот, однако, их уже ждали. Наверху раздавались гортанные крики, кто-то бежал с факелами, и это было хорошо – легче целиться.

Громадные врата Белого Города были широко распахнуты. Да-да, именно так, широко распахнуты – исполинские створки, откованные гномами и заново водружённые на место после победы великого короля Элессара. Это, правда, не означало, что в Минас-Тирит мог въехать кто угодно – высокая арка широких врат была перекрыта грубой и неряшливой каменной кладкой, в которую кое-как, на скорую руку, были встроены куда более скромные ворота, уже явно харадримской работы. Причём строители даже не потрудились довести дело до конца, между сводом древних врат и верхним гребнем новодельной стены оставалось широкое пространство.

Воины Этчелиона были готовы. Тяжёлые арбалеты метнули якоря с цепями, развернулись лестницы, стрелки брали на прицел всё, что появлялось между бойницами, несмотря на темноту.

Однако защитники здесь оказались покрепче и порасторопнее, нежели ночная стража на Пеленноре.

Густо полетели ответные стрелы, и били южане с неприятной меткостью. Падали люди, падали кони, на головы поднимавшихся по лестницам полетели каменные обломки. Хоть и захваченные врасплох, харадцы отбивались упорно и ожесточённо.

…Фолко взбирался по раскачивающейся лестнице сразу за гномами; массивный и широкий Торин впереди. Вот одна стрела отскочила от шлема, вот сын Дарта уклонился от здоровенного каменюки, лишь слегка задевшего его предплечье, прикрытое мифрильной бронёй.

Азарту, ужасу, трепету первых боёв давно уже пришёл на смену холодный расчёт. Перед Фолко, сыном Хэмфаста, были враги, захватившие величайший оплот старого мира, того, за который он сражался, не щадя ни себя, ни других; и мало того, что захватили, за все прошедшие годы они так и не смогли им распорядиться, превратив жемчужину нуменорского наследия в подобие разорённого кладбища.

Как говорится, ни себе, ни людям.

Гномы сейчас прикрывали его, принимая грудью нацеленные в них стрелы, копья и камни. Фолко оглянулся – в скупом лунном свете было заметно, хоть и плохо, что атака на ворота захлёбывается. У основания стены оставались лежать неподвижные тела штурмующих; к харадримам подоспели подкрепления; и судя по тому, что Этчелион сам повёл вторую волну на приступ, дела у остальных отрядов шли тоже не блестяще, и успех требовался здесь, причём немедленно.

Холодная ярость поднималась в груди хоббита; никакие «силы Запада» им не помогали, не ходили рядом мудрые маги, не сыскалось и «скрытого короля», или, на худой конец, «Короля-под-Горой».

Два гнома и он, сын Хэмфаста. А впереди – огромный город, униженный и опоганенный, и нет никого кроме них, кто способен был бы ему помочь.

Сверху донёсся неистовый рык Торина, мимо хоббита с воплем пронеслось тело южанина; гном был уже на гребне стены, грудью встретил удар длинной пики и закрутился, рубя направо и налево. Здесь, под аркой, было совсем темно, сюда не проникал лунный свет, и потому всюду понатыканы были чадные факелы; хоббит уцепился за край камня, подтянулся, зажатая в зубах стрела легла на тетиву, и первый из набегавших харадримов опрокинулся с пробитой грудью.

Оба гнома, и Торин, и Малыш, расчищали пространство перед собой; хоббит увидел, как от доспехов на груди Маленького Гнома отскочила чёрная стрела, и поспешил сшибить со стены слишком меткого лучника.

Следом за Фолко меж грубо сложенных зубцов протиснулся один гондорский воин, затем ещё и ещё – Этчелион вовремя заметил обозначившийся успех.

Всё больше гондорцев взбиралось на стены, харадримы дрогнули, откатываясь вглубь крепости; вскоре всё привратное укрепление было уже в руках воинов Этчелиона.

Хоббит оказался в широком тоннеле, что вёл сквозь древние башни в сам Белый Город. Из ночной тьмы доносились тревожные рога, где-то неподалёку принялись панически бить барабаны.

Кто-то уже сноровисто отваливал потемневшие дубовые засовы харадримских ворот, но Этчелион взмахнул мечом, указывая на неприметную дверку в каменной кладке, явно старой работы:

– Туда! Скорее!

Дверца оказалась незапертой, а за ней – гондорского времени лестница, ведущая вниз, в темноту.

По пути врагов уже не попалось.

Поворот сменялся поворотом, тьма сделалась чернильной, смолистый факел, трещавший и плевавшийся брызгами, не мог разогнать её и на два шага вперёд. Вскоре они упёрлись в ещё одну дверь, тёмного холодного железа, всю украшенную затейливым гномьим орнаментом.

– Морийцы, – с ходу определил Торин.

– Они, – кивнул Этчелион. – Позвольте-ка, почтенные гномы…

Дверь носила явные следы попыток взлома, однако и сталь самих створок, и камень стен выдержали.

– Думали, небось, тут сокровищница, – усмехнулся гондорец, касаясь старого металла и ведя пальцем вдоль изломов узора. – Только здесь не сила отнюдь нужна!..

И точно – дверь уже распахивалась, совершенно бесшумно поворачиваясь на не знавших ржавчины петлях.

– Добро всё сладили, – оценил работу собратьев Торин. – Эх… я бы уже так и не смог. Слишком долго топорами да мечами с Малышом машем…

– За себя говори! – обиделся Маленький Гном. – Пусти меня в кузню, я ещё и не то тебе сработаю!

– Тихо, достопочтенные, – остановил их Этчелион. – Думаю, вам лучше подняться наверх. Не потому, что я от вас секреты прячу – нет никаких секретов, кроме лишь того, как эту дверь открыть, – а вот посмотреть сейчас будет на что. Я потяну вот этот рычаг, и…

– И что? – жадно перебил Малыш.

– Увидите, – улыбнулся владетель Итилиена.

…Они последовали совету гондорского предводителя. Весь его отряд уже втянулся в ворота, копейщики и стрелки выдвинулись вперёд, во тьму прилегающих улочек, слабо освещённых луной.

– Что он собрался делать, а, Торин? Фолко? – приставал к друзьям Маленький Гном.

– Погоди, – хоббит озирался по сторонам.

Да, именно здесь они проезжали втроём, вместе с Маэлнором и другими эльфами-Авари. И точно так же были широко раскрыты створки, раскрыты внутрь, не как у обычных крепостей. Но тогда всё вокруг сияло белизной камня, гордилось тонкими, волосяными швами меж глыб, сверкало начищенной бронзой, сталью и самим мифрилом. Теперь же окрестности заполняла неопрятная расползающаяся кладка из хаотично наваленных друг на друга обломков, скреплённых толстенными слоями раствора. Торчали концы деревянных балок, тянулись какие-то верёвки с болтавшимся на них тряпьём, наспех возведённые коновязи, какие-то дощатые, привалившиеся к древним створкам – нет, створищам! – халабуды, валялся мусор, лошадиный навоз. Словно бы совершенно другой город…

И тут раздался скрип. Чудовищный, рвущий слух скрежет. Гигантские ворота короля Элессара дрогнули, сдвинулись с места и начали медленно закрываться. Каменные плиты под ногами хоббита задрожали, словно мускулы древнего силача напряглись в запредельном усилии. Затрещали припёртые к створкам брёвна, рушились будки и навесы, а железные громады всё сдвигались и сдвигались, неумолимо сметая барахло, натащенное сюда самодовольными завоевателями.

Гондорцы, разинув рты, глазели на происходящее.

– Это он что же, и стену так смести хочет? – пробормотал себе под нос Маленький Гном.

Толкая перед собой целые груды изломанных досок и балок, ворота продолжали закрываться, величественно и неумолимо. Их механизм по-прежнему работал, как и в самый первый день; они смыкались, и уже захрустели края временной стены харадримов, перегородившей вратный тоннель.

– Именно что смести, – заворожённо проговорил Фолко.

С прежней плавностью, словно не замечая никаких преград, врата закрылись. Последнее, что видел хоббит, прежде чем створки сомкнулись окончательно, – это осыпающаяся с жалобным треском стена харадримов и раскрошенные в мелкую щепку их деревянные ворота.

Врата Минас-Тирита, истинные его врата, вновь закрылись.

– А теперь – вперёд, – рядом с гномами и хоббитом вновь появился Этчелион. – Нас ждёт Белое Древо.

Устье Моргульской долины, Изгарные горы, Мордор, 4 августа 1724 года

– На Андуине были? – были, – загибал пальцы Малыш, сидя у небольшого костерка. – В Минас-Тирите дрались? – дрались. Осгилиат? Перекрёсток? – угу и угу. А теперь вот что у нас впереди?..

– Минас-Моргул, – перебил его хоббит.

Бои за сердце Гондора давно кончились. Воины Этчелиона дошли до Белого Древа, сбросив с утёса последних харадримов, не сложивших к тому времени оружия. Их взорам предстал разграбленный и разрушенный город, город, где не жили, а выживали.

Засорились и были заброшены каналы, снабжавшие столицу чистой водой с гор и отводившие стоки. Никто не чинил разбитые ядрами камнемётов стены и крыши; сады по большей части вырублены, вместо них – огороды.

Завоеватели так и не смогли толком распорядиться завоёванным, в отличие от истерлингов на севере.

Этчелион укреплялся в Минас-Тирите деловито, спокойно, явно никуда не собираясь отсюда уходить. Друзей он отпускал нехотя, сперва даже гневался, угрожая посадить под замок.

…Позади остался Осгилиат. Тоже, как и всё вокруг Белого Города, не столько разрушенный, сколько обезображенный – пожарами, грабежами, небрежением. Однако мосты через Андуин, возведённые ещё при Великом Короле Элессаре, стояли по-прежнему.

Казалось неразумным соваться через них прямой дорогой, однако Этчелион заверил друзей, что Итилиен совершенно не приглянулся южанам и они пользуются другими дорогами, через Лоссарнах, где за триста лет благополучного мира гондорцы проложили множество прекрасных трактов. Никому не хотелось и близко подходить к мрачным мордорским горам, несмотря на то, что когда-то южане за совесть, а не за страх, служили Великому Тёмному.

Перекрёсток быстро зарастал лесом; сама же крепость Назгулов, Минас-Моргул, бывший Минас-Итиль, была снесена ещё по приказу короля Элессара. И хотя он надеялся, что со временем люди смогут сюда вернуться, никто по доброй воле этого не захотел.

Устье моргульского ущелья оставалось почти таким же, как и в дни похода Хранителей. Давно не осталось даже развалин от древних стен, пропитавшихся старым злом, словно ядом; разбиты в пыль уродливые каменные изваяния, выжжены поля ядовитых цветов, так что в долине не осталось ничего, что носило бы на себе печать Саурона.

Однако, как и от северных гор Мордора, дух Тёмного изгнать оказалось не так просто. Даже вода в каменистом русле журчала мрачно и недобро; даже мох не торопился укорениться на громадных валунах.

Друзья приумолкли. Чёрные горы справа и слева, острые вершины, змеящиеся трещины, серые испарения над бурлящим ручьём – казалось, вот-вот замерцают впереди светящиеся трупным, гнилостным светом стены твердыни Короля-Призрака, пронесётся над узким, точно разруб меча, ущельем жуткий клич Кольценосца, и его чёрная армия вновь двинется в поход…

Здесь не щебетали птицы – им негде было гнездиться; не сновали юркие ящерки, как в совсем близких лесах Итилиена. Дожди размыли песок и пепел, обнажив неподатливую скалу; да ещё оставалась в неприкосновенности прямая дорога через Кирит Унгол туда, за горы, вглубь истинного Мордора.

– А вот и дорога к Шелоб, милашке, – Маленький Гном указал на узкую щель в скале, за которой начинались памятные всем, кто читал Красную Книгу, ступени. – Но, надеюсь, мы не станем проверять, точно ли она сдохла или ещё живёт?

– Не станем, – проворчал хоббит. Они ехали верхами, и Фолко держал лук наготове, хотя вокруг царила мёртвая тишина, нарушаемая лишь бульканьем воды вокруг камней в потоке.

– Ползём тут на виду у всех, – зло бросил Торин, крепче сжимая топорище. – Засесть где-то повыше, и…

– Никого тут нет, – выдохнул Фолко. – Ни живых, ни мёртвых.

– Откуда ты знаешь? – обернулся к нему гном.

Вместо ответа хоббит молча похлопал себя по поясной сумке, где ждало своего конца Мертвецкое кольцо.

Оно давило и тянуло, в нём ощущалась изначальная злоба Назгулов, но их одолевала человеческая воля, воля Олмера, золотоискателя из Дэйла, Злого Стрелка. Она, эта воля, словно говорила: «Доделай, что начал, хоббит. Доверши дело, исполни мою последнюю просьбу».

«Так хотелось победить человеком…» – сказал Злой Стрелок, уходя, и Фолко понимал почему.

Они словно ехали с ним рядом сейчас, вчерашние враги, Олмер и его верный горбун, Санделло; ехали сквозь моргульскую долину, вверх, к перевалу Кирит Унгол и развалинам одноимённой башни.

Всего пути через горы им предстояло чуть больше тридцати миль, если считать от Минас Моргула, или, вернее, от того места, где он стоял. Верхами можно пройти за один день – никому не улыбалось ночевать в этих жутковатых местах.

…И они прошли – под всё усиливающийся в ушах хоббита неразличимый, но неотвязный шёпот бесплотных голосов – не то чем-то грозивших, не то что-то суливших, не то о чём-то умолявших. Кольцо налилось свинцовой тяжестью на поясе, тянуло к земле; Фолко стискивал зубы, напоминая себе, что Фродо с Сэмом пришлось куда хуже.

В постепенно сгущающемся мраке они одолели последнюю лигу. Горы расступились в стороны, им открывалась Страна Тени – Мордор.