Глава 3

Они стояли перед невысоким и очень странным деревом, Конан ни разу в жизни не видел ничего подобного. Прямо из земли поднимался неохватный ствол, или, вернее, группа плотно прилегавших друг к другу тонких коричневатых стволов, покрытых гладкой, блестящей корой, почти неотличимой от сильно загоревшей человеческой кожи. На высоте примерно двух ростов Конана эти прямые, точно стрелы, стволы буквально взрывались пышной кроной, состоявшей, как показалось северянину, из одних лишь длинных серебристых листьев, напоминавших метательные туранские кинжалы. Ветвей с земли заметно не было.

И откуда-то сверху, из густого, непроглядного сплетения коричневых черенков и серебристых листьев, на киммерийца смотрели спокойные, пронзительные нечеловеческие глаза.

Конану не раз приходилось смотреть в лицо сильным мира сего, скрещивать свой взгляд с налитым кровью взором очередного врага, уже замахнувшегося кривой саблей, – и он никогда не опускал глаз первым. Однако на сей раз он ощутил охвативший его до самых глубин естества трепет – трепет не страха, но ожидания…

Крона диковинного дерева медленно раздвинулась, и из гущи ветвей, из облака серебряной листвы прямо на киммерийца воззрилось вытянутое узкое лицо бледно-сиреневого цвета. На лице выделялись тонкогубый, плотно сжатый рот, прямой длинный нос и громадные глаза под прямыми, словно росчерк пера, бровями.

Глаза свайоля были такими же, как у дриады Айаны.

– Он смотрит на тебя, – прошептала хранительница рощи застывшему Конану, не знавшему, то ли ему надлежит с достоинством поклониться, то ли просто пройти мимо, сделав вид, что он ничего не заметил. – Он смотрит на тебя, смертный, после стольких тысячелетий спокойного созерцания звезд и высоких небесных сфер!

Конан невольно усмехнулся. Вот-вот, у них всегда так – тысячу лет глядеть в небо… а потом искать спасения у какого-то ничтожного смертного, на которого раньше не обращал ровным счетом никакого внимания!

Усмешка эта помогла прогнать невольно нахлынувшее оцепенение. Конан встряхнулся и увереннее зашагал вслед за Айаной. Что ж, быть может, он и поможет им – как телохранитель, за хорошую плату. Что же тут такого? Теперь он и сам уж готов был стыдиться своей недавней слабости. Что на него нашло? Разве не нанимали его шадизарские и аренджунские купцы охранять их караваны на кишащей разбойниками дороге через Карпашские или Кезанкийские горы? И кроме того – ведь здесь ему предстояло защищать существ, которые никак не могли постоять за себя – не могли даже убежать.

– А мне что, нельзя было поговорить с ним? – невольным шепотом спросил он Айану, когда они отошли от первого встреченного ими свайоля.

– Ты, конечно, сможешь говорить с ними со всеми – но лишь после того, как на это даст свое согласие Древо-Отец свайолей.

– Древо-Отец? Это кто еще такой?

– Это их прародитель, – просто объяснила Айана. – Все свайоли, какие только были в мире, – его дети. Было время, когда их род процветал, и число их росло, и посвященные закладывали новые рощи в дальних уголках мира… до тех пор, пока не пришел Сет и небо не заволоклось Тьмой. А теперь эта роща последняя. Враг оставил ее на лакомство, дабы насладиться мучениями Отца-Древа – ведь Отец видит и слышит глазами и ушами каждого из своих детей, и потому он множество раз погибал, корчась в муках, когда в захваченных врагом рощах расставался с жизнью очередной свайоль. Теперь может настать и его черед – если ты не придумаешь, как нам отразить нападение.

Конан угрюмо усмехнулся – он не любил красивых слов.

Неприметной тропкой Айана вела киммерийца в самую глубь рощи. Несколько раз им пришлось перебираться через ручьи, по дороге встретился и один небольшой проточный пруд… И чем дальше шли они, тем больше им попадалось свайолей. Наконец исчезла вся прочая растительность – остались лишь эти удивительные существа, облаченные в серебристые плащи своей длинной листвы. И каждый раз, когда Конан и Айана проходили мимо, из облачных крон появлялись странные, нечеловечески вытянутые бледно-сиреневые лица, провожавшие киммерийца долгими внимательными взорами. Северянин не боялся ни духов, ни зверей, ни людей, но от этих взглядов ему почему-то становилось не по себе.

– Так все-таки, с кем мне придется драться? – вновь обратился Конан к дриаде. Он уже забыл, что лишь несколько минут назад кипел от гнева, считая себя обманутым, и намеревался отсидеться где-нибудь в стороне, ни во что не вмешиваясь. – Теперь-то ты, надеюсь, можешь сказать мне это? И потом – почему я один? Даже если я и лучший боец во всей Заморе, нужно было набрать самое меньшее еще сотни четыре-пять. Почему было не открыться мне сразу? Я нашел бы верных людей…

– Уложениями Высоких Богов, – торжественно и печально произнесла Айана, – Богов, перед силой которых трепещут и Митра, и Сет, для защиты моей родины я могу выставить только одного бойца.

– Что за глупости? – вытаращил глаза киммериец.

– Это не глупости, к великому моему сожалению. Ибо Высокие Боги, обитающие где-то там, в звездных пределах, разгневались на свайолей, вызнавших многие тайны и секреты небожителей. И потому приговор их был таков: свайоли в конечном итоге обращали добытое ими знание на благо смертным – так пусть же смертные и защищают их. И если деяния свайолей пошли на благо людскому роду, то и один боец этой расы сможет уберечь их от возможных напастей…

– Довольно-таки подлое дело, – перебил дриаду Конан.

– Не гневи Бога! – Айана испуганно зажала ему рот ладошкой. – Если чаша их ярости будет опрокинута на нас… то спасения ты не найдешь даже у Крома. Одним словом, решение Богов было изречено – и мне не оставалось ничего иного, кроме как повиноваться ему… Год назад моя сестра Аарта пыталась спасти свою рощу…

Конан насторожился.

– И она наняла воина, смертного воина, из твоего города… кажется, его звали Гатадес… или Гарадес… однако они не устояли. Предпоследняя Роща свайолей была стерта с лица земли кровожадными слугами Сета, да падет проклятье Небес на этого отвратительного змея! И вот, ровно год спустя, настала моя очередь.

– А что стало с этим человеком, которого наняла твоя сестра? – глухо спросил Конан.

– Он был пленен… и подвергнут ужасным пыткам для вознесения Сета, потом душа смелого воина была вырвана из еще живого тела и обращена в кошмарного демона… Исторгавшиеся из его уст крики до сих пор звучат в моих ушах… – Айана остановилась и закрыла лицо ладонями, борясь с подступающими слезами.

– Что ж, он умер, как должно воину, – после некоторого молчания произнес Конан. – Ради того, чтобы тебя оплакала столь прекрасная женщина, может, и не жаль будет расстаться с жизнью!

– Что ты говоришь… – ужаснулась Айана.

– Не разражаться же мне рыданиями, – огрызнулся киммериец. – Поневоле приходится отыскивать приятное даже в таком случае…

Они умолкли, погруженные каждый в свои мысли. Нельзя сказать, что настроение киммерийца хотя бы отдаленно напоминало то, с каким он принимал полную пригоршню золота в таверне Абулетеса…

– Ну хорошо, – нарушил наконец тишину Конан. – Но ты, женщина, во-первых, слишком много думаешь о неизбежности конца, а во-вторых, сама же его и приближаешь – своим молчанием. Если ты хочешь, чтобы я и вправду вступил в бой за тебя, – хотя, видит Кром, ума не приложу, какая мне от этого будет выгода! – ты должна рассказать мне все, что тебе известно о слугах Сета. Я уже в третий раз повторяю тебе одно и то же, и, клянусь пламенем Митры, мое терпение вот-вот иссякнет! Давай, начинай, я слушаю – выкладывай все, даже самые мелкие детали. Кто они такие, сколько их, во плоти ли они или призраки, чем и как сражаются – все, все, что помнишь!

– Конан, я расскажу тебе все, что знаю… но чуть позже. – Айана вдруг понизила голос. – Мы пришли. Перед тобой – Древо-Отец свайолей…

Они стояли на краю небольшой прогалины. Ее покрывала густая и мягкая трава с пушистыми метелками сверху; вид этих метелок так и манил прилечь – казалось, ложе из них будет мягче любой перины. А в самой середине круглой поляны, окруженной со всех сторон густыми рядами свайолей, стоял еще один, раза в два выше и толще остальных, из-под основания его могучего ствола брал начало небольшой ручеек. Конану в первый момент показалось, что это Древо-Отец ничем, кроме размера, не отличается от прочих встреченных им в этой роще, – однако он думал так лишь до тех пор, пока не раздвинулись серебряные листья и на Конана не взглянуло лицо этого свайоля. Киммериец не мог похвастаться утонченностью чувств и остро развитым состраданием. Он терпеть не мог нищих и прочую побирающуюся братию, которой полны были улицы гиборийских городов. Но на сей раз…

Лицо Древа-Отца было и впрямь лицом древнего, очень много пожившего и повидавшего старика. Громадные незамутненные глаза смотрели прямо в самую душу Конана; и киммериец вновь, как и в первые мгновения после того, как он очутился в роще, остро ощутил глубокое, исконное родство между этим местом и тем, что он привык считать своим домом, со всем лучшим в Киммерии, Стране глубокой ночи, как ее называли древние авторы.

Глаза Отца свайолей были полны непреходящей боли. Эту боль Конан не смог бы ни выразить в словах, ни даже хотя бы представить себе. Никакой человек не вынес бы подобного. Тысячи раз Отец умирал. Тысячи раз он воскресал – лишь для того, чтобы умереть снова со следующим своим сыном, погибавшим от руки ужасных порождений безжалостного Сета. И Конан вдруг почувствовал, что у него перехватило горло.

Пытаясь скрыть волнение, киммериец почтительно поклонился, искренне выказывая уважение к мудрой старости. Спустя мгновение он распрямился – и услыхал спокойный и печальный, чуть глуховатый голос, исходивший из середины ствола свайоля, хотя никакого рта там не было.

– Привет тебе, сын человеческий, Конан из Киммерии, я, Прародитель свайолей, прошу у тебя прощения за невольный обман, к которому прибегла наша Хранительница, чтобы только заполучить тебя сюда. Ты – наша последняя надежда. Посвященные, братство Зеленого храма, – увы, слабо, его адепты привыкли держать в руках стило, а не меч. Если ты потерпишь неудачу – всех нас будет ждать ужасный конец, но, поистине, даже он лучше, чем видеть то, что сделают со светлым и радостным миром эти исчадия Тьмы!