Глава 9

Киммерийцу показалось, что бой со страшилищами Сета длился долгие часы, хотя на самом деле едва ли минуло более одного. Солнце только еще двигалось к зениту; впереди был весь день. Твари Тьмы и в самом деле отступили; их нигде не было видно.

Конан и Айана, засучив рукава, взялись за работу. Предстояло поднять обратно камни, обновить шипы на спрятанных гребнях, поправить разбитые рамы. И конечно, не покладая рук множить число ловушек, добавляя к уже существующим все новые и новые. Прошедший бой показал, что без них Рощу свайолей ждала бы быстрая гибель.

– И все-таки я не понимаю, – говорил киммериец Айане. – Я разрубил ошейник на Аррадерсе – и он вновь стал самим собой, пусть и в чужом, уродливом теле; а когда мне удалось то же с этой жуткой тварью… ну, той, что с серпом на макушке, – то ничего не произошло. Я, признаться, теперь и ума не приложу, что делать с этими тварями… если они двинутся всем скопом… – он озабоченно покрутил головой.

– Я думаю, сила Сета в этих созданиях настолько велика, что даже исчезновение символа его могущества не может ничего изменить, – предположила Айана.

– Нет, тут дело в другом, – киммериец грыз костяшки пальцев. – Я чувствую, тут что-то не так! Будь власть Сета так велика – зачем вообще эти черные цепи? Это ведь не украшения. Меня мороз продирал, когда я оказался рядом с той тварью, когда эта цепь была на ней! И потом – ведь этот ящер зачем-то выволок раненого демона, хотя тот еще мог сражаться… А сам этот рыжий отчего-то медлил… – Конан сплюнул с досады. Понять что-либо казалось невозможным.

Он продолжал работать, стараясь хоть этим заглушить возрастающую тревогу. Аррадерс был потерян. Враг знал теперь, какие ловушки ожидают его, и наверняка постарается что-то придумать в ответ – Конан не сомневался, что имеет дело не с тупыми чудовищами, а с истинными демонами Тьмы, хитрыми, коварными и безжалостными… Киммериец прекрасно понимал, что в одиночку ему не остановить страшную пятерку, пусть даже трое из нее и выйдут в бой несколько подпорченными. Этот ящер… Он, пожалуй, и один способен многое тут натворить. Этот голодный взгляд… – северянин даже поежился.

Голодный взгляд… Голодный взгляд? Стоп! Конан с размаха хлопнул себя ладонью по лбу. Как он мог не догадаться об этом раньше? Они же зверски голодны, эти демоны, и потому – руби на них ошейник или не руби – они будут видеть перед собой рощу и рваться к ней, невзирая ни на какие преграды. Интересно, а нельзя ли заставить их жрать что-нибудь другое – лучше всего, конечно, друг друга – и сойдет ли просто соседний лес?

– Ты, конечно, прав, Конан, – сказала Айана, выслушав речь северянина. – Позор мне, что я не смогла догадаться об этом сама! Но… вот как сделать так, чтобы они сочли свайолей несъедобными, – ума не приложу!

Конан долго молчал, в сердцах тиская свой сыромятный ремень. Можно, конечно, выскочить из рощи и увлечь чудовищ за собой к другому лесу… но если та крылатая тварь все еще может летать, то ему, Конану, придется на открытом месте совсем туго. А что, если за ним погонится только один демон, в то время как остальные преспокойно разделаются и с рощей, и с Айаной?

Так ничего и не придумав, киммериец вместе с дриадой отправился к Отцу-Древу. Аррадерс лежал по-прежнему бледный и неподвижный; дышал он тяжело и редко, из груди при этом вырывался какой-то подозрительный хрип пополам с бульканьем. Нечего было и надеяться, что к завтрашнему дню он будет готов для боя.

– Не казни себя, Конан, – тихо молвила дриада, когда северянин, мрачнее тучи, принялся за поданную ею трапезу. – Ты сделал куда больше, чем любой другой человек смог бы…

– Меня это не волнует! – зарычал Конан. – Я сделаю то, за что взялся, или Кром презрительно плюнет мне в лицо, когда я предстану перед ним с тем, чтобы дать ответ на его вопрос – достоин ли я был пращура нашего племени?

– От черных твоих мыслей вокруг нас светлее не станет, – словно не слыша его последних слов, продолжала дриада. – Зачем без толку изводить себя? Даже если нам с тобой отпущен только один-единственный день и одна-единственная ночь, проживем их так, чтобы было что вспомнить, даже стоя перед престолами Высоких Богов!

Легкая, теплая рука, чуть касаясь, прошлась по бугрящимся мышцам предплечья Конана.

– Отец-Древо будет следить за каждым шагом тварей Сета, – тихо журчал голос дриады, словно чистый лесной ключ под сенью вековых дубов. – Он предупредит нас… Конан…

Трепещущие губы, нежные руки, сияющие удивительные глаза… Как не походило все это на затасканные ужимки шадизарских и аренджунских шлюх, с которыми только и имел дело в ту пору Конан! Он видел поднявшуюся от волнения великолепную грудь; разалевшиеся в предчувствии небывалого щеки; дивный, невиданный еще киммерийцем блеск в глазах – этой женщине были нужны не его деньги, а он сам, и не потому, что он продлил на один день существование заповедной рощи – ведь очень возможно, что им осталось жить всего одни сутки; и не потому, что теперь было уже все равно и оставалось только пуститься напоследок во все тяжкие – нет, в памяти киммерийца ясно встали таверна Абулетеса, грязные столы с вечно пьяным сбродом за ними – и глаза дриады, устремленные на него, сверкавшие, словно два изумруда. Два изумруда в абулетесовской навозной куче… Как она тогда смотрела на него!

Руки и губы дриады тянулись и тянулись к нему. Тихо шелестел кроной Патриарх, словно нашептывая что-то нежное, ласковое. И иные чувства, а вовсе не похоть, властно подняли легонькое тело дриады могучими руками киммерийца и понесли в заросли, на мягкий ковер душистых трав… Роскошный плащ черных волос распахнулся, хитон словно бы сам собой оказался сброшен, и нагое трепещущее тело прижалось к мощной и широкой груди северного варвара.

Когда они пришли в себя, солнце уже садилось. Наступал тихий, покойный вечер, и все случившееся сегодняшним утром стало казаться просто дурным сном, быстротечным ночным кошмаром…

Глаза Айаны сияли, словно два горящих огнем изумруда.

– Я надеюсь, что это будет мальчик, – нараспев произнесла она.

– Что-что? – Конан не сразу понял, о чем речь. – Ты хочешь… ребенка?

– Что ж тут странного? – дриада блаженно зажмурилась. – Кто же из нас не хотела бы стать матерью воина, чьим отцом был бы самый великий воитель нашего жестокого времени? Я надеюсь, что это будет мальчик, – вновь повторила она. – Я буду рассказывать ему о тебе, и он станет гордиться своим великим отцом; быть может, настанет час, и он придет к тебе… а может, судьба и не сведет вас вместе, не знаю.

– Ты так говоришь… будто мы уже пережили завтрашний день, – криво усмехнулся Конан.

Он впервые в жизни имел дело с девственницей, и ему до сих пор было как-то не по себе.

– Мы победим, я знаю, – очень серьезно, без тени сомнения произнесла Айана. – Ты найдешь способ. Не может быть сомнения.

– Потом хвалиться будем, – проворчал киммериец. Пока они ужинали, как могли пользовали раненого Аррадерса и ходили на разведку к краю рощи, наступила ночь. Неумолчно тарахтели и стрекотали беспечные цикады, над кронами деревьев вновь замелькали тени ночных птиц. Свайоли стояли беззвучно; ни одно лицо не было поднято к звездам – они медленно пели долгий, неслышный для смертных гимн своему погибшему собрату.

– Почему эти твари не нападут ночью? – недоуменно пробормотал киммериец. – Будь я на месте этого рыжего крокодила-переростка, нипочем не упустил бы такой возможности! Ночь – это же ведь их время!

– И тем не менее они после заката ни разу не нападали, – отозвалась дриада. – Всегда на рассвете, и только на рассвете.

– Кто-то из них не видит в темноте… – задумчиво проронил Конан. – Да, с такими гляделками, как у этих ползунов, что днем, что ночью – никакой разницы; а вот этот рыжий ящер… Что-то непохоже, чтобы он мог видеть в темноте, как кошка. Уж больно глаза на человеческие смахивают.

– Не ломай сейчас голову, Конан, – мягко промолвила Айана. – Положись на судьбу – хотя вы, киммерийцы, и не верите в нее… Утро вечера мудренее. Пойдем! Я не хочу терять ни одной минутки. Старейший даст нам знать. Пойдем же!

Эту ночь киммериец запомнил надолго.

Рассветный луч скользнул по лицу Конана, и северянин тотчас пробудился. Айана сладко спала, совсем по-детски подложив ладошку под щеку. Однако Конану казалось, что далекий и суровый голос постоянно взывает к нему, что в его сознании звучит одно-единственное грозное слово: «Враг!»

Вскочить, натянуть одежду, опоясаться мечом да плеснуть себе в лицо пригоршню воды было делом одной минуты. Айана, основательно умаявшись за ночь, так и не проснулась. Патриарх свайолей повел киммерийца через рощу, поправляя его, когда он забирал слишком сильно вправо или влево.

На краю зарослей Конан остановился. Древо-Отец поднял тревогу не напрасно – твари Сета вновь двигались к священной роще.

Сегодня их было пятеро. И было видно, насколько недешево дался им вчерашний бой. Бодро шагал один только рыжий ящер, да зверь Хатар полз уверенно и мощно. Крылатый демон летел медленно и низко, крылья его поднимались и опускались с явным трудом; второй ползун, которому Конан рассек мечом глаз, тащился позади, и, будь эта тварь человеком, киммериец не преминул бы сказать, что, мол, идет он ровно на эшафот. Многоногая же тварь с костяным серпом на голове тащилась и вовсе еле-еле, припадая на один бок; половина ее клешней и щупалец по-прежнему висела безжизненно.

При виде этого изрядно потрепанного воинства Конан не мог удержать злорадной ухмылки. Все-таки они им изрядно врезали!

Вскоре стало ясно, что чудовища изменили тактику. Они построились узким и острым клином; в его вершине шел рыжий ящер. Слева от него и чуть сзади извивался зверь Хатар; на одной линии с ним мерно взмахивал крыльями летучий демон. Третью линию боевого порядка составляли пострадавшие больше других второй ползун и многоножка.

Звери Сета решили идти на прорыв в одном месте, чтобы таким образом избегнуть многочисленных ловушек. План их был прост и понятен – вперед они пустили ящера, который меньше всех, похоже, опасался ловушек и самострелов Конана. И это значило, что волей-неволей киммерийцу приходилось первым встретиться именно с этим огненно-рыжим демоном, самым опасным из всей пятерки. Ящер двигался уверенно и мощно. В каждом его шаге чувствовалась исполинская сила; под гладкой броней перекатывались вздутия громадных мышц. На фоне светлого оранжевого тела резко выделялся черный ошейник.

Конан закусил губу. Что делать? Если на этот раз твари навалятся на него всем скопом, не поможет уже ничто. Эх, уложить бы крылатого… тогда, быть может, и удалось бы увести остальных за собой, прочь от Рощи свайолей.

Взгляд Конана напряженно ощупывал величественную фигуру громадного ящера – киммериец отыскивал слабые места в роговых доспехах врага. Брюхо с его мягкими желтоватыми валиками морщинистой кожи казалось весьма привлекательным… но уж слишком бросается в глаза. Нет, вряд ли Сет настолько глуп, чтобы творить себе слугу, уязвимое место которого расположено таким образом, чтобы человеку с мечом было бы удобнее до него добраться. Стоп! А что это у нас там такое на глотке?!

Под черным ошейником ящера Конан разглядел перекатывающийся зоб; роговая чешуя там была совсем мелкой и тонкой. Если уж меч Гатадеса рубил панцирь ящера и там, где он был самым толстым и прочным… то как знать, быть может, все можно будет разрешить одним точным ударом в горло?!

Звери Сета подходили все ближе и ближе; киммериец ловко, точно леопард, вскарабкался на дерево. Оставалось надеяться только на то, что тварь подойдет достаточно близко, но так, что Конан успеет дотянуться до нее прежде, чем она сама дотянется до него.

Конан взбирался все выше и выше – до тех пор, пока ветви не начали гнуться под его тяжестью. Ящер был очень высок, но и выбранный северянином платан – один из немногих в роще – не уступал в росте чудовищу. Конан извлек на свет клинок Гатадеса и приготовился…

Крылатый демон заметил его первым. Издавая дикий и злобный клекот, тварь закружилась вокруг платана, не подлетая, однако, слишком близко и не пытаясь нападать. Весь строй демонов как по команде развернулся и двинулся к дереву.

Конан сжался в комок. Если у этих тварей хватит ума окружить его со всех сторон… дело станет совсем скверным.

Однако крылатый демон, покружив некоторое время вокруг Конана, вернулся к своему месту в строю; ящер теперь шел прямо на Конана, неотрывно глядя в лицо киммерийцу своими странными глазами, так похожими на человеческие…

«Кром, сделай так, чтобы Айана оказалась где-нибудь подальше от этого места», – вдруг горячо взмолился Конан, обращаясь к своему суровому покровителю. Сама мысль о том, что нежная и ласковая, стыдливая и робкая дриада станет добычей этих кошмарных чудовищ, заставляла сердце биться вдвое быстрее, а руки – еще крепче сжимать рукоять клинка.

Ящер приближался. На сей раз он не собирался ждать. Вожак стаи Великого Змея должен был сам сразиться с дерзким противником, подобного которому еще ни разу не встречала выпестованная Сетом свора.

Ящер шагал, не обращая внимания на приводные бечевы ловушек. Вот сработала одна из них, утыканный шипами гребень воткнулся в мягкое брюхо предводителя стаи – демон лишь издал короткий рык, выдернул занозу, отбросил в сторону и зашагал дальше. Вот, как и в прошлый раз, он сорвал колышек, удерживавший натянутую тетиву самострела, – но короткий и толстый дротик бессильно отскочил от нагрудной чешуи чудовища.

Конан скрипнул зубами от досады. Не будь эти твари так глупы, они бы уже сейчас смогли расправиться со всей рощей! Оставить под платаном рыжего ящера – и готово дело…

Однако настолько хитроумные планы, похоже, были слишком сложны для небогатого умом демона. Рыжий вожак пер прямо на укрывшее Конана дерево, и киммерийцу казалось, что он ощущает дрожь, пробежавшую по стволу платана…

Не доходя двух десятков футов до дерева, ящер остановился. Глаза его взирали на Конана с откровенной и плотоядной усмешкой; от источаемого им зловония у киммерийца едва не началась рвота. Зверь Великого Змея заранее торжествовал победу. Что может против него, столь могучего и необорного, какой-то ничтожный человечек, пусть даже и с зачарованным мечом? Достаточно протянуть одну из усаженных когтями лап…

Отливавшие синевой когти вытянулись к Конану, нещадно ломая ветви и сучья несчастного платана. Громадные, точно настоящие турецкие сабли, клинки эти были способны растерзать человека в несколько мгновений; и, когда оставалось не более одного фута, киммериец внезапно прыгнул, как сутки тому назад прыгал с самого Старейшего на спину крылатого демона.

Тело Конана с силой пробило сплетение ветвей. Руки киммерийца крепко вцепились в сустав одной из лап ящера, и прежде, чем страшные когти обхватили его, Конан резко подтянулся и, почти лежа на предплечье ящера, что есть силы выбросил вперед меч Гатадеса.

Северянин целился в пульсирующий надувающийся пузырем зоб на горле ящера, однако тот уже начинал двигаться, стараясь поспеть за стремительным рывком киммерийца, – и меч угодил не в открытое горло демона, а в толстую черную цепь ошейника, куда, как убедился Конан на примере многоножки, бить было совершенно бессмысленно…

Клинок, казалось, на миг окутался призрачным пламенем. Острие его врезалось в черный металл ошейника, посыпались искры – но удар северянина был настолько силен, что цепь не выдержала, одно из звеньев лопнуло, и ошейник невиданной гремучей змеей соскользнул вниз, под ноги ящеру.

– Кром! – вырвался вопль Конана. Он уже чувствовал, как сверху на него опускаются сразу две когтистые лапы; времени нанести второй удар не оставалось, его стискивали… отрывали… тащили куда-то вверх, к усаженной коричневыми подгнившими зубами пасти, откуда исходил самый сильный смрад…

И тут сжимавшая его поперек тела жесткая чешуйчатая лапа внезапно разжалась. Конан камнем полетел вниз, насилу ухитрившись замедлить падение, хватаясь за ветки платана.

С демоном же творилось что-то непонятное. Сперва он замер, словно пораженный молнией; затем вдруг завертелся на месте, растопырив все четыре верхние лапы в разные стороны. Голова чудовища задралась, из глотки вырвался долгий ужасный рев, а затем Конану вдруг показалось, что он разбирает в этом реве слова, отрывистые и бессвязные:

– Где?.. Кто?! Рвать?! Цепь! Цепь!!!

«Кром всемогущий, – мелькнуло в голове киммерийца, – да уж не окажется ли тут как с Аррадерсом?!»