«– Приходится торопиться, так как времени осталось мало! С минуты на минуту я ожидаю их прихода! С того момента, когда я в первый раз говорила в граммофон, прошло очень много времени. Меня теперь не оставляют одну, разве только на несколько минут, при мне неотлучно находится либо Оливетта, либо та другая девушка, которую зовут Дианой. Но почему же они не убивают меня так долго?.. С того времени, как я произнесла последнюю фразу, прошло около часа. Явилась Диана. Когда я расслышала ее шаги в коридоре, я сейчас же остановила фонограф. Теперь она опять ушла. Они готовятся к отъезду. Вероятно, меня хотят перевезти в другое место. О, если бы я только знала, куда именно! Вчера Макс в первый раз заговорил со мной об отце! Он сказал, что нашел письмо, которое я написала отцу и выбросила в окно в надежде на то, что кто-нибудь найдет его и передаст на почту. Диана тоже пришла. Она смеялась надо мной и сказала, что скорее мне удастся снять луну с неба, чем списаться с отцом! Если бы отец знал, где я теперь нахожусь, он сделал бы все, что в его силах, чтобы освободить меня. В следующий раз, когда я буду говорить с Рудольфом, я постараюсь выведать от него то, что мне нужно. Он глуп и груб, и мне, наверно…»

Седьмой валик пришел к концу.

Файрфилд заменил его восьмым.

– Теперь начинается очень интересный отдел, – пояснил он при этом, – этот валик передает содержание беседы между Натальей и тем, кого вы принимаете за Рудольфа!

– Передает ли он всю беседу?

– Почти. Но и этот валик приходит к концу именно в тот момент, когда дело начинает становиться наиболее интересным! Как жаль, что Наталья не догадалась подробно описать внутренний вид комнат, в которых ее держали в плену.

– Ничего не поделаешь. Придется дополнить эти сведения собственными силами, – заметил Ник Картер.

– Стало быть, вы допускаете возможность раскрыть эту тайну?

– Возможность? Я убежден, что мне удастся сделать это. Но теперь будем слушать дальше.

Ник Картер расслышал следующее:

В замке щелкнул ключ, дверь открылась и снова закрылась. По ковру прошел неуклюжими шагами мужчина, весом не менее шести пудов. Затем скрипнул стул под тяжестью его тела. По-видимому, то был Рудольф, который явился к Наталье.

«– Ну что, птичка моя, как ты себя чувствуешь? – послышался его грубый голос.

– Странный вопрос, – ответила Наталья, – все вы были бы рады, если бы застали меня мертвой в постели!

– Ты, пожалуй, права, – согласился Рудольф, – почему же ты в таком случае не наложишь на себя руки? В этой комнате есть несколько вещей, вполне пригодных для этой цели.

– Нет, этого удовольствия я вам не доставлю, – гордо возразила Наталья, – конечно, это было бы удобнее всего для вас, так как тогда вам не пришлось бы пачкать руки в моей крови!

– Что за выражение. Мы вовсе не намерены убивать тебя.

– Лицемер! – гласил возмущенный ответ. – Ведь вы убиваете, но только медленной смертью!

– В этом вини сама себя! Зачем ты не исполняешь наше требование? Этим ты не только спасла бы себе жизнь, но…

– Ты изверг! За твою подлость я была бы способна пристрелить тебя!

– Вот как, – расхохотался Рудольф, – знаешь ли, у меня возникает желание немного обрезать твои острые коготочки. Но перейдем к делу. Ты хотела бы видеть отца?

– Отца? Где он теперь? Приведите его ко мне, и я подпишу все, что вам будет угодно! Дайте мне еще один только раз увидеться с отцом!

– Что за нежности. Ты и сама понимаешь, что мы не так глупы, чтобы свести тебя с отцом. Об этом и разговаривать не стоит. Впрочем, по всей вероятности, он и знать тебя не захочет.

– Это почему? Говори яснее.

– Видишь ли, ему сообщили, что ты начала вести легкомысленную жизнь».

Ник Картер расслышал глухой стон. Он представил себе, как несчастная девушка в отчаянии ломала руки.

«– Вы восстановили отца против меня! – зарыдала она.

– Конечно. Это сделала Оливетта.

– Негодяи вы! Злодеи!

– Брось эти глупые возгласы, они на меня не действуют. Так вот, мы уверили твоего отца в том, что его легкомысленная дочурка сбежала вместе со своим любовником. Оливетта написала от твоего имени письмо, которое послужило лишним подтверждением нашего сообщения. После этого Оливетта якобы получила от тебя еще два письма, которые тоже передала отцу. Содержание этих писем должно было рассеять последние сомнения в твоем предосудительном поведении.

– Отец! Отец! Меня оклеветали в твоих глазах! Неужели же Бог допустить такое злодеяние!

– А как же ты иначе хотела, птичка моя? – смеялся Рудольф. – Надо же было убедить дорогого папашу, что мы сказали ему правду.

– Вы все заслуживаете жесточайшей кары! – вскрикнула Наталья».

Затем сыщик расслышал шум, как будто Наталья пробежала по комнате. Раздались торопливые шаги Рудольфа, полусдавленный крик боли и шум падения человеческого тела.

«– Вот так, – грозно произнес затем Рудольф, – сиди здесь и не смей вскакивать с места, иначе я тебе покажу, где раки зимуют! Не доводи меня до крайности, иначе я забуду, что ты моя сестра, и убью тебя на месте!

– Вы изверги, и ты, и Макс, и Оливетта! Вы дьяволы! Вы не знаете ни жалости, ни сострадания! У вас нет никакой совести! Я не понимаю, как у меня могут быть такие братья и такая сестра!

– Тем не менее это факт, – рассмеялся Рудольф, – остается только пожалеть, что Оливетта не мужчина. Правда, она изо всех сил старается уподобиться мужчине и достаточно энергична, чтобы вступить в состязание хотя бы с целой дюжиной мужчин».

Молчание продолжалось несколько секунд, потом Ник Картер снова услышал голос Рудольфа:

«– Вчера вечером Оливетта в шутку нарядилась в костюм Макса, и когда она приклеила еще и усы, то они стали похожи друг на друга как две капли воды. Странно, что я так мало похож на них.

– Молчи, – прервала его Наталья, – ты приводишь меня в бешенство, и я способна, глядя на тебя, проклинать собственную мать!»

Затем она вдруг проговорила совершенно изменившимся голосом:

«– Рудольф, прошу тебя, принеси мне стакан воды».

На этом кончался валик.

– Экая досада! – воскликнул сыщик. – Как жаль, что нельзя дослушать всю их беседу до конца.

– Погодите, – возразил Файрфилд с улыбкой, – Наталья сумела поставить второй валик, на котором и запечатлелось продолжение беседы.

– Вот как? – изумился Ник Картер, засмеявшись. – Теперь понимаю, почему она попросила Рудольфа принести ей воды. Ну что ж, пустите его в ход, очень интересно знать, что будет дальше.

Снова послышался голос Натальи:

«– Благодарю тебя. Где ты пропадал так долго?

– Меня задержала Оливетта, она спрашивала, о чем мы с тобой беседуем, – проворчал Рудольф, – на чем, бишь, мы остановились?

– Мы говорили об отце и о матери.

– Мать умерла при твоем рождении, больше тебе о ней знать ничего не нужно. Когда она скончалась, Максу, Оливетте и мне было всего шесть лет. А теперь я спрашиваю тебя в последний раз: сделаешь ли ты то, что мы требуем?

– Нет! Раз и навсегда повторяю, нет!

– Если так, то заявляю тебе, что тебе осталось жить один только день, понимаешь ли ты, один-единственный день!

– Твоя угроза меня не пугает. Я уже привыкла к мысли о смерти и больше не боюсь ее, – ответила Наталья, – мало того: мне, правда, тяжело умирать в столь юные годы, но я мирюсь с этой необходимостью, так как только таким образом я могу освободиться от вас. Я умру в сознании, что вы напрасно совершите убийство, так как мое богатство, которое ослепило вас и превратило вас в преступников, никогда не попадет в ваши руки.

– Жестоко ошибаешься! Оно до последнего цента перейдет к нам!

– Смотрите не промахнитесь! Конечно, если вы, в довершение всего, убьете отца и составите подложное завещание».

Послышался насмешливый хохот. Затем Рудольф ответил:

«– Черт возьми, ты умнее, чем я думал. Стало быть, ты уже догадалась? Само собою разумеется, отец будет укокошен также, как и ты. Письмо, которое вызывает его сюда, уже находится в дороге. Он получит его либо сегодня вечером, либо завтра утром, ну, а затем – впрочем, тебе не надо знать всего. Довольно тебе и того, что я уже сказал.

– Почему? Ведь я так или иначе не смогу ему передать ваших замыслов?

– Так-то оно так, хотя бы уже потому, что он увидит тебя только мертвой!

– Рудольф! Если в твоем сердце осталась хоть одна искра сострадания, то разреши мне один только еще раз увидеться с отцом… – взмолилась Наталья.

– Этому не бывать! – грубо оборвал Рудольф, – он увидит лишь твой труп, а спустя час по прибытии он тоже должен будет отправиться на тот свет!»

Рыдания несчастной девушки были прерваны стуком в дверь, и Рудольф произнес:

«– Я оставлю тебя одну на четверть часа. Если ты за это время пожелаешь покончить с собой, то ничего не имею против этого. Вон на том столе находятся морфий, синильная кислота и опий. На каждой бутылочке имеется соответствующая этикетка, можешь выбирать по собственному вкусу. Будь рассудительна и кончай с этим делом. Этим ты избавишь нас от неприятной работы убивать тебя».

Затем Ник Картер расслышал, как Рудольф с громким хохотом встал со стула, вышел и с треском захлопнул за собой дверь.

Как только он ушел, снова заговорила Наталья:

«– Ты слышал все, мститель мой. Я с нетерпением ждала момента, когда мои убийцы заявят мне о своих преступных намерениях. Рудольф, таким образом, сознался во всем, и я молю Бога, чтобы этого сознания было достаточно для предания его, Макса и Оливетты законной каре. Жизнь дивно хороша! Теперь, когда часы мои сочтены, я снова хочу жить! Отец, мой дорогой отец! Тебя они тоже убьют, заставят умереть с мыслью, что я была недостойной дочерью».

После некоторого молчания снова раздался несколько повышенный голос несчастной девушки:

«– Я должна умереть раньше моего отца! Там, на том свете, я буду ожидать его, там я встречу его, там он узнает всю правду! Там, где нет козней и коварства, я снова буду его дочерью. Слышишь ли ты меня, мститель мой? Я обречена на смерть, но я знаю, что Господь Бог снова сведет меня с отцом! Но, вот и этот валик кончился. Прощай навеки, мститель мой!»

– Теперь, собственно говоря, остается прослушать еще один только валик, так как десятый и одиннадцатый не сообщают ничего интересного, – сказал Файрфилд, переставляя опять валики фонографа, – дело в том, что после этого Наталью уже больше не оставляли одну.

– Ничего не значит, – заявил сыщик, – я все-таки хотел бы прослушать все три валика.

– Как угодно, мистер Картер, – ответил Файрфилд, – впрочем, на десятом валике действительно имеется интересное замечание. Итак, слушайте.

Он привел фонограф в движение и снова послышался голос Натальи:

«– Слава богу, они ушли из комнаты. Надеюсь, они оставят меня в покое хотя бы на некоторое время. Очевидно, они теперь будут наблюдать за мной очень зорко. Давеча они чуть не застали меня за фонографом, а этого не должно быть, так как они уничтожат валики и никогда никто не узнает о совершенном ими ужасном преступлении. Вот они опять возвращаются. Все четверо: Макс, Рудольф, Оливетта и та девушка, которую они зовут Дианой. Они не хотят говорить мне, кто она такая. Я теперь закрою фонограф, но не остановлю его».

Ник Картер расслышал шорох платка, набрасываемого на фонограф; затем он услышал, как Наталья отодвинула стул и встала.

По-видимому, перечисленные Натальей четыре лица вошли в комнату, и сыщик дальше ничего не понял, а слышал только неясный говор.

Когда Файрфилд вставил одиннадцатый валик, Ник Картер расслышал следующее:

«– Час тому назад мне удалось достать огнестрельное оружие. Рудольф находился у меня в комнате и сторожил. Должно быть, прошлую ночь он совсем не спал, так как глаза у него то и дело смыкались и он только с трудом сидел на стуле. Затем, несколько раз зевнув, он заснул. Я сейчас же вынула ключи из его кармана и вышла из комнаты. Но я не посмела сойти по лестнице в нижний этаж, так как слышала голоса в комнате рядом с передней. Да и все равно я не смогла бы выйти из дома, так как между лестницей и входной дверью приделана железная решетка. Я прокралась в одну из комнат, дверь которой была открыта. Я увидела, что в этой комнате живет Макс. Я нашла там заряженный револьвер, который и взяла с собой. Кроме того я взяла железную шкатулку, в которой, насколько мне известно, Макс хранит важные документы. Я принесла ее в свою комнату, обвязала ее веревочкой и повесила за плюшевую портьеру окна моей спальни. Это окно никогда не открывается. Там шкатулка может провисеть незамеченной целые годы. Затем я положила ключи обратно в карман Рудольфа и…»

На этом кончался валик.

– И это все? – спросил Ник Картер.

– Есть еще двенадцатый, последний валик, – ответил Файрфилд.

– Вставьте его поскорее. Откровенно говоря, эта история действует на нервы.

Когда валик пришел в движение, сыщик услышал пронзительный крик Натальи.

«– Назад! – кричала она. – Вы видите, я вооружена! Я пристрелю всякого, кто приблизится ко мне!

– Проклятье! – яростно заревел Макс. – Это мой револьвер! Откуда ты его взяла?

– Рудольф дал мне его, чтобы я могла защищаться, – злобно ответила Наталья.

– Это ложь! Гнусная ложь! – крикнул Рудольф.

– Каким образом могла ты выйти из своей комнаты? – спросил звонкий женский голос».

Но Наталья ничего на это не ответила.

Вдруг раздался бешеный крик, затем выстрел, еще крик и…

Судя по шуму, в комнате, очевидно, происходила ожесточенная борьба между несколькими лицами.

Слышны были проклятия, произносимые мужским голосом, и опять крики, испускаемые женщиной.

Затем Ник Картер расслышал глухое падение тела и тяжелое хрипение.

Все стихло.

Вдруг снова послышался женский голос:

«– Она мертва?

– Мертва!

– Помоги Оливетте, Диана, – раздался глухой бас Рудольфа, – она, вероятно, только оглушена, так как пуля слегка задела ее.

– Но из раны идет кровь струей. Так или иначе у нее на всю жизнь останется шрам.

– Возможно. А куда ты денешь труп, Макс? Старик может приехать часов в восемь, и тогда…»

На этом кончался последний валик.

– Вот и все, мистер Картер, – мрачно проговорил Файрфилд.

– Это самая мрачная трагедия, с которой мне когда-либо приходилось сталкиваться за всю мою практику, – произнес сыщик, – но мы отомстим за несчастную Наталью. Клянусь, что эти изверги не восторжествуют. Я попрошу вас доверить мне валики и фонограф на несколько дней. Я хочу прослушать всю историю еще раз совершенно спокойно у себя дома.

– Я знал, что вы потребуете это, и прошу вас распоряжаться фонографом и валиками, как вашей собственностью!

– Благодарю вас, мистер Файрфилд. Теперь я уйду, а завтра к десяти часам утра попрошу вас быть у меня. Я надеюсь, что до этого времени сумею кое-чего добиться.

– Вы полагаете, что вам удастся раскрыть эту ужасную тайну? – спросил Файрфилд.

– Я уверен в этом, – решительно заявил Ник Картер, – негодяи во что бы то ни стало должны быть преданы заслуженной ими каре. У нас, впрочем, есть важные факты: мы знаем имена убитой и убийц.

– По-видимому, преступление совершено в какой-нибудь уединенной местности? – заметил Файрфилд.

– Конечно, но ведь таких местностей очень и очень много, – проговорил Ник Картер, – преступление могло быть совершено в Калифорнии, в штате Орегон или во Флориде, вообще, в такой местности, где говорят по-английски. Итак, прощайте, мистер Файрфилд. До завтра.

Ник Картер взял с собой фонограф с валиками и поехал к себе домой.

Уже по дороге домой Ник Картер составил себе план действий.

Устроившись в своем рабочем кабинете, сыщик вызвал к себе своих помощников Дика, Патси и Тен-Итси и в кратких словах сообщил им о новом деле.

– Я попрошу вас всех троих прослушать валики, – заключил Ник Картер свое повествование, – но до поры до времени не делитесь впечатлениями. Пусть каждый из вас самостоятельно подумает об этом деле, а завтра утром выскажет мне с глазу на глаз свой взгляд, не делясь пока своими мнениями с другими.

– Ну что? – спросил Ник Картер на другое утро, когда к нему явился Дик. – Что тебе прежде всего бросилось в глаза во всем этом деле.

– Скажу прямо, – заявил молодой сыщик, – что я больше всего поражаюсь хладнокровию Натальи. Мне кажется совершенно невероятным, чтобы молодая девушка могла смотреть смерти в глаза с таким поразительным спокойствием.

– Вполне согласен с тобой, – заметил Ник Картер.

– Можно подумать, будто несчастная девушка была воспитана в духе восточного фатализма, согласно которому нет никакого смысла бороться с заранее предопределенным роком?

– Мысль недурна, – отозвался Ник Картер, – ну а еще что?

– Прежде всего я хотел бы знать, каким образом валики попали в чемодан? Затем, почему чемодан этот был отправлен обществу «Вельс Фарго» и кем именно?..

– Он значился на имя некоего Алексея Делануа, – пояснил Ник Картер, – но Файрфилду, к сожалению, не удалось разыскать этого человека. По-видимому, это и есть то седьмое лицо, которое участвует в этой драме.

– Какое такое седьмое лицо?

– Очень просто: мы знаем шесть лиц: Наталью, Макса, Рудольфа, Оливетту, девушку по имени Диана и отца Натальи. Надо полагать, что сами преступники вряд ли упаковали граммофонные валики в чемодан.

– Разве только для того, чтобы избавиться от них, – заметил Дик.

– Я не допускаю и этого, – возразил Ник Картер, – если бы хоть один из преступников имел понятие о том, насколько опасны для них эти валики, то последние немедленно были бы уничтожены. Таким образом, я убежден, что фонограф, на котором первоначально находились валики, и поныне находится в той комнате, где томилась и была убита Наталья.

– Понимаю. Но кто же мог положить валики в чемодан без ведома преступников и отправить их по адресу, несомненно вымышленному?

– Пока я этого и сам не знаю, – ответил Ник Картер – и нам прежде всего придется найти эту таинственную личность. Возможно, что в том доме находилась еще и прислуга. Следует помнить, что вся трагедия разыгралась в зажиточной семье, так что в доме несомненно находилось и несколько человек прислуги. Предположим, что какая-нибудь горничная совершенно случайно узнала, что проделала Наталья с валиками. Эта горничная тотчас же сообразила, что ей будет весьма выгодно присвоить себе валики, служащие оружием против ее господ. Вот почему она, никому ничего не сказав о своем открытии, тайком упаковала валики в чемодан и отправила последний сюда в Нью-Йорк кому-нибудь из родственников или знакомых. Возможно, что получатель за это время куда-нибудь уехал или отправительница не знала его точного адреса. Так или иначе чемодан не был востребован.

– Но почему отправительница, если это действительно была какая-нибудь горничная, за все это время ни разу не поинтересовалась узнать, попал ли чемодан туда, куда следует?

– Вероятно, потому, что она боялась той же участи, какая постигла Наталью, если только убийцы узнают, в чем дело. Такие люди, как Рудольф и Макс, Оливетта и Диана, не побоятся укокошить всякого, кто может чем-нибудь угрожать им.

– Интересно знать, какие вещи, кроме валиков, находились еще в чемодане, – проговорил Дик, – возможно, что они наведут нас на верный путь. Откровенно говоря, ни одно дело еще не казалось мне столь безнадежным и запутанным.

– А я нарочно и сам еще не ознакомился с этими вещами, – сказал Ник Картер, – так как я сначала хотел обдумать повествование Натальи независимо от всего прочего. А впрочем, я и не думаю, чтобы те вещи могли разъяснить нам что-нибудь. Это мы еще увидим, когда сегодня рассмотрим подробно все то, что находится в чемодане. Ты мне вот что скажи, Дик: как долго, по твоему мнению, Наталья находилась в плену?

– Недель десять – двенадцать, – ответил Дик, – хотя определение это далеко не точное. Чемоданчик стоял на складе общества «Вельс Фарго» около года, стало быть, со времени совершения преступления теперь прошло уже месяцев двенадцать.

– Значит, наши мнения в этом отношении сходятся. Я тоже думал, что плен девушки начался месяцев пятнадцать – восемнадцать тому назад.

– Не кажется ли также и тебе, что отец Натальи занимал очень видное положение? – продолжал Дик. – Я хочу сказать, что, по моему мнению, он был либо государственным, либо общественным деятелем, во всяком случае, человеком влиятельным, а не только обыкновенным коммерсантом.

– Почему ты так думаешь?