Аспирантские годы каждый вспоминает по-разному. Для меня это были самые беспечные, интересные и свободные годы.
1953 год! Позади остались дипломная работа и государственные экзамены. Географический факультет закончен с красным дипломом. Выпускникам всех факультетов его одновременно вручал ректор МГУ академик И. Г. Петровский. Было чувство удовлетворения. Думаю, оно знакомо многим.
Предстояло волнующее распределение. От него зависело – как сложится наша жизнь в будущем. В наше время это был очень решительный момент: у нас не было свободного выбора. Мы подчинялись решению Государственной Комиссии. Именно она определяла, где нам быть. Мне лично повезло. Государственная комиссия удовлетворила заявку Института географии АН СССР на специалистов-климатологов. При этом предусматривалось одно место в аспирантуру.
Мое знакомство с Институтом географии состоялось в 1952 г. – это было связано с моим участием в работах Комплексной экспедиции совместно двух институтов АН СССР: Института географии и Института физики атмосферы. Полевые исследования проводились в рамках актуальной проблемы, связанной со «Сталинским планом преобразования природы» – борьбы с засухой и суховеями. Район исследований – Прикаспий (Западный Казахстан). К этой работе нас привлек проф. Б. Л. Дзердзеевский, зав. отделом климатологии и гидрологии Института географии АН СССР.
В 1953 году в аспирантуру Института поступала, пожалуй, впервые такая большая группа – более 7 человек. Большинство окончили московские ВУЗы: географический факультет МГУ, Институт международных отношений, Институт востоковедения и др., но были и из других городов. На подготовительных занятиях, консультациях мы быстро вошли в контакт и в чем-то помогали друг другу.
В Институте было два места, где обычно проходили наши беседы: актовый зал и читальный зал библиотеки. В актовом зале официально стояли стол и шкаф, принадлежащие аспирантуре, а в библиотеке – получали научную информацию.
В наш молодежный коллектив, готовившийся к экзаменам, органично вписалась молодая сотрудница библиотеки – Инна Аксельрод. Она заслуживает, чтобы вспомнить о ней: энергичная, всегда приветливая, отзывчивая, понимающая наши волнения и проблемы. Она нас ориентировала в выборе литературы, которая могла быть полезной и облегчить сдачу экзамена. В нашей библиотеке она работала недолго и исчезла с моего горизонта. Спустя 50 лет после этого «тревожного» 1953 года я вновь встретилась с ней необычно. Инна Аксельрод-Рубина (вторая фамилия по мужу) публикует в двух книгах «Жизнь как жизнь» свои воспоминания (И. М. Аксельрод-Рубина. Жизнь как жизнь. Воспоминания. Иерусалим, 2006). В ней она находит место, чтобы отразить атмосферу в 50-е годы в нашем Институте. Подчеркивает атмосферу неформальную, доброжелательную. Это она ощутила особенно, так как после окончания Института иностранных языков (немецкий язык), до принятия на работу в библиотеку нашего Института, неоднократно получала видимые и невидимые отказы. Это было связано с ее отцом, который был репрессирован. Теперь в официальных публикациях подчеркивают его высокий профессиональный уровень, как одного из лучших арабистов и незаслуженно репрессированного сотрудника органов разведки. Инна Аксельрод отдает должное сотрудникам нашей библиотеки и тепло отзывается об ученых Института, с кем ей приходилось общаться в эти годы.
Аспирантура – это «особое сословие», можно сказать двойного подчинения: административного (зав. аспирантуры) и научного (научный руководитель в отделе). Эти «силы» обычно «сходились» на заседаниях Дирекции и в заключение – на Ученом совете ИГАН. Приемная комиссия в аспирантуру была неформальной и с юмором. Я исхожу из того, как рассматривали мое личное дело. Случилось маленькое замешательство, которое было вызвано фразой в моей характеристике, данной на географическом факультете МГУ. По «доброте своей души» слишком идейный секретарь комсомольской организации написал: «Не восприимчива к критике». У членов комиссии это вызвало улыбку. Такая реакция мне стала понятной позднее. Я узнала, кто был председателем комиссии – зам. директора ИГАНа, член-корреспондент АН СССР Г. А. Авсюк, удивительный человек с большим юмором и чувством доброжелательности. Заведующим аспирантурой в наше время был Георгий Дмитриевич Кулагин, д.г. н, специалист по экономике Италии, позднее он стал зам. директора Института. Прошло много лет, но он остался в памяти. От него исходила всегда приветливость, открытость, в общении был прост и доступен для нас.
Традиционно в Институте географии День Победы – 9 мая посвящался воспоминаниям наших сотрудников – участников войны. Однажды в такой день Г. Д. Кулагин рассказал некоторые факты из своей жизни военных лет. Легко было представить, что его путь был непростым. Самым ярким у нас осталось воспоминание о его участии в организации подготовки восстания в Праге до входа советских войск. В связи с этим событием Г. Д. Кулагин был удостоен самой высокой награды – Ордена за Пражское восстание.
Г. Д. Кулагин был искренним и доверительным в отношениях с нами – молодыми аспирантами. Невольно в ответ он вызывал у нас глубокое чувство уважения и желание ответить ему чем-то приятным. Так однажды, когда я уезжала в экспедицию, Георгий Дмитриевич попросил меня привести ему дыню из южных районов. К сожалению, на нашем пути их не было. Взамен мы привезли ему ящик слив особого сорта. Мы их снимали собственноручно с дерева в одном из опытных хозяйств Ростовской области.
Приближался срок окончания моего пребывания в аспирантуре. В это время начиналась подготовка работ по программе Международного геофизического года (МГГ) – 1957–1959 гг. Сотрудники отдела гляциологии нашего Института предложили мне принять участие в зимовке в Арктике на Земле Франца Иосифа. Об этом предложении я сказала моему руководителю проф. Б. Л. Дзердзеевскому – заслуженному полярнику. Он посмотрел на меня внимательно и сказал: «Нет. Мы найдем Вам здесь место. В крайнем случае – на Загорском стационаре». Проф. Б. Л. Дзердзеевский в 30-е годы руководил метеорологическим обслуживанием всех экспедиций в Арктике, был на зимовках, в том числе на о. Рудольфа в течение всего времени дрейфа «СП-1». Он прекрасно представлял меня в этих суровых условиях Арктики.
После окончания аспирантуры я один месяц была лаборантом. Затем получила место в штате – м.н.с. в отделе климатологии и гидрологии. Это был заключительный момент моей аспирантской жизни.
Завершение нашей учебы и на географическом факультете МГУ, и в аспирантуре Института географии совпало с событиями, глубоко потрясшими не только нашу страну, но и мир. Март 1953 г. – смерть Сталина – растерянность и слезы у студентов и профессуры. 1956 год – доклад Н. С. Хрущева на XX съезде КПСС. Эти оба события за короткий период времени с такой огромной «психологической амплитудой» – нас можно было только пожалеть. Хорошо известно, что содержание доклада оказалось столь чудовищным, что быстро вышло за пределы не только осуждения «Культа личности». Недаром соратники, еще находящиеся у власти, осудили Хрущева: «что он творит, не ведает что!» (М. Геллер, А. Некрич. Утопия у власти. Лондон, 1986). Это действительно было так. Но все восприняли это, как надежду на «большие перемены».
Все-таки хочется заметить, что не все так воспринимали это событие, как молодежь, воспитанная в традициях советской идеологии. По-другому отнеслось к этому старшее поколение, в своем большинстве – интеллигенция. В сталинские годы многие, кому повезло не стать жертвами, были свидетелями, молчаливыми наблюдателями. Их реакция была как торжество справедливости, пусть с запозданием, но свершившееся. Вспоминая своих самых близких, скажу, что их ничего не удивило в этом «откровении».
Подобно цепной реакции эта весть распространилась по всей стране и вышла за ее пределы, охватив, прежде всего, страны социалистического лагеря. В те дни мы горячо обсуждали, сопереживали, с напряжением слушали информацию, сообщения по радио и в печати о событиях, в центре которых стояла Венгрия. Вряд ли до нас доходила правда. Правдивая картина этих событий была освещена позднее, в частности, все в той же монографии, указанной выше. Наше восприятие было таковым, что в первые дни еще можно было открыто и смело выражать свое мнение. При этом в моем аспирантском окружении все были единодушны. И вдруг замолчали, оставив как бы все при себе. Более того, среди нас были такие, которые кардинально изменили свое мнение и стали поддерживать официальную линию. Это были те среди нас, кто был ближе к партийной «кухне». Нам же оставалось ясным одно, что «слова» могут быть для нас опасными. Замолкли наши дискуссии. Венгерские события вошли в историю как «кровавая осень 1956 г.».
В год моего прихода в ИГАНе во главе отдела климатологии и гидрологии стоял проф. Борис Львович Дзердзеевский (см. посвященный ему отдельный очерк № 3.11). Он бессменно руководил нами 20 лет. В отношениях с сотрудниками отдела Б.Л. всегда сохранял дистанцию. И в этом большую роль играла форма обращения: только по имени и отчеству и всегда на «Вы». Иногда сотрудники позволяли себе критиковать Б.Л., но только за дверью кабинета. А так он оставался авторитетом для всех и вызывал только уважение.
Мое первое знакомство с Б.Л. относится к студенческому времени, когда он нам читал на кафедре геофака МГУ курс «Синоптическая метеорология». Он произвел на нас сильное впечатление: высокий, стройный, одетый в английском стиле – строго и элегантно – он имел западноевропейский вид. Маленькая острая бородка придавала ему аристократичность. В среде полярников его называли «Мефистофель». Он также оставался для нас примером воспитания в традициях старой школы.
Может быть здесь будет уместным привести некоторые факты в подтверждение сказанного. В 60-е годы Б.Л. был в числе делегатов, приглашенных Американской Академией Наук в Штаты. При встрече Бориса Львовича ошибочно принимают, вместо акад. И. П. Герасимова, за главу делегации. Замешательство быстро разъяснилось, но И. П. Герасимов не мог забыть, что вид Б.Л. был более внушительным, чем его. Еще одна деталь. В общении, на приемах нам было не всегда легко ориентироваться в тонкостях этикета. Исключением был Б.Л., светски воспитанный, у которого в таких ситуациях проблем не было. Еще один момент, связанный все с тем же посещением Америки. В это время по всей нашей стране звучит призыв: «Догнать и перегнать Америку»! Сколько это породило анекдотов! На Ученом совете выступает с впечатлением от поездки уважаемый д.г.н. В. П. Гричук. Он сказал искренне: «Чтобы нам догнать Америку надо лет 200–300». Высказывание было смелое на фоне Хрущевского призыва. Б.Л. был большим дипломатом и политиком и подобную неосторожность не допустил.
Научные труды Б. Л. Дзердзеевского оформились не в тома, а составили всего лишь одну книгу «Избранные труды» на 200 стр. Но это совсем не показатель масштабов деятельности ученого. Б.Л. был, несмотря на свою сдержанность, большим энтузиастом и увлеченным человеком. С молодости интересовался астрономией, позднее космосом, но приоритетом оставался «воздушный океан», с которым был связан и глубоко ему предан на всю жизнь. «Воздушный океан», так называется его научно-популярная книга, в которой изложены понятно и доступно сложные процессы и явления в окружающей нас атмосфере Земли.
Свою научную карьеру Б.Л. начал с самой низкой ступени, как организатор метеорологической станции и наблюдатель на ней. С этой станцией связано начало организации широкой метеорологической сети на Украине. В это время окончательно оформляется направление деятельности Б. Л. Этому способствуют не только его личные качества талантливого исследователя, но и окружение – работа с известными метеорологами в УКРМЕТ (Украинская метеорологическая служба).
Дальнейший путь Б.Л. пролегал из Киева через Западно-Сибирское Бюро Погоды и Магнитно-метеорологическую обсерваторию в г. Иркутске и завершился в Москве. Он – сотрудник и Ученый секретарь Центрального Бюро Погоды (ЦБП), а также секретарь редакции нового «Журнала Геофизики».
Это были годы становления в СССР Службы погоды. Б. Л. Дзердзеевский организовывает синоптические курсы и приглашает руководить ими известного специалиста из Норвегии Т. Бержерона. В основу учебного курса по синоптической метеорологии кладется книга Бержерона «Трехмерно-связный синоптический анализ» в талантливом переводе Бориса Львовича с немецкого языка.
В это время у Б.Л. зарождается идея разработки методов прогноза на дальнюю перспективу. Уже тогда среди специалистов существовало мнение, что главная «кухня погоды» – Арктика. Эта гипотеза, естественно привлекает внимание Б. Л. Он переходит в Арктический отдел Гидрометеорологической службы, тут же преобразованной в Отдел службы погоды Главного управления Северного морского пути. Здесь был центр невиданных до сих пор масштабов исследовательских работ по всестороннему освоению природы Арктического бассейна.
«Золотой век» – так определяют этот период в истории освоения районов высоких широт Северного полушария. Для этих целей выделяются колоссальные средства. Б.Л. – руководитель и главный синоптик группы прогноза. Они обслуживают все летные и морские экспедиции. Не один раз Б.Л. проводит месяцы на зимовках в Арктике. Не раз принимал личное участие в экспедициях: в Карском море (1935), в составе летного отряда Водопьянова (1937–1938), в поисках неожиданно исчезнувшего над Северным полюсом самолета Леваневского. Осуществляется героический перелет Водопьянова (1937) впервые через Северный полюс в Америку и беспосадочный перелет Чкалова (1937). Эти перелеты положили начало воздушных сообщений через Полюс между континентами Европа-Америка. Сейчас все это уже забыто. К сожалению, отдельные очерки об этих событиях, о легендарных именах непросто найти даже в новом Географическом словаре.
Кульминацией Полярной эпохи, конечно, был 1937 г. – высадка на ледяном поле вблизи Северного полюса научной группы во главе с И. Д. Папаниным, определяемый теперь как «Северный Полюс-1» (СП-1). Жизнь на льдине в течение 10 месяцев (V/1937–II/1938) – это был подвиг во имя науки.
Б. Л. Дзердзеевский – главный синоптик этой дрейфующей экспедиции. Он находится на о. Рудольфа, самом северном острове Земли Франца Иосифа, ближайшем к Северному полюсу (82° с.ш.). Находясь месяцами на ст. Диксон, в бухте Тикси, на о. Рудольфа, Б.Л. лично ощущал капризы арктической погоды. Дрейфующая станция 1937–1938 гг., конечно, тоже давала уникальный материал. Обобщая и анализируя все имеющиеся данные, Б.Л. дает свою интерпретацию развития атмосферных процессов и приходит к революционному выводу: «Арктика не есть кухня погоды». Гипотеза постоянного антициклона над Центральным Полярным бассейном не подтверждается. Здесь также имеет место активная циклоническая деятельность. Циркуляция в Арктике – это лишь часть единого механизма атмосферной циркуляции, охватывающей все Северное полушарие. Это был важный итог первого этапа научных обобщений. Он представлял фактически «ядро» его будущих разработок. Работа была отмечена самой высокой оценкой – Государственной (Сталинской) премией. Второй раз Б.Л. становится лауреатом Государственной премии в 1950 г. Тема нам остается неизвестной, но можно предположить, что она была связана с исследованиями высоких слоев атмосферы в связи с началом атомных испытаний.
Б. Л. Дзердзеевский обладал не только талантом исследователя с острым аналитическим умом и интуицией, но и большими научно-организационными способностями. Это подтверждается всей его творческой деятельностью на Украине, в Западной Сибири, в Москве, в Арктике, Антарктиде, и, наконец, в Академии наук – в Институте географии и Междуведомственном геофизическом комитете.
Сегодня все это уже ушло в прошлое. Однако имя Бориса Львовича Дзердзеевского осталось в истории науки, по меньшей мере, как автора первой типизации крупномасштабных процессов в атмосфере Северного полушария. Вспоминаю, как Б.Л. после нескольких дней пребывания на больничном, положил на стол небольшую по объему рукопись «Циркуляционные механизмы в атмосфере Северного полушария в XX столетии». Монография была написана, как говорят, «на одном дыхании».
Сегодня типизация Б. Л. Дзердзеевского – это классика. Она завоевала признание и право на свое дальнейшее существование. До сегодняшнего дня продолжается работа по составлению Календаря последовательной смены типовых макропроцессов в атмосфере Северного полушария. Она охватывает период более 100 лет. Она «живет», широко используется как основа методики в изучении закономерностей в многолетнем развитии циркуляции Северного полушария, в разработке долгосрочных и сверхдолгосрочных прогнозов. Более того, применяется в выявлении климатических изменений, а также сопряженных с ними других компонентов географической среды. Много идей принадлежит Б.Л. в изучении климатов прошлого. Несомненно, они сейчас особенно актуальны и нашли бы свое применение в решении стоящей сейчас особенно остро проблемы изменений климата. Сегодня эта проблема вышла на государственный уровень, о котором говорил и мечтал несколько десятилетий назад профессор Б. Л. Дзердзеевский.
Неожиданный его уход – это большая потеря для науки. Для нас эта потеря вообще осталась невосполнимой. Никто не мог так блестяще излагать суть, значение и перспективы изучения изменений планетарной циркуляции и климата.
О проекте
О подписке